Вячеслав Денисов - Три доллара и шесть нулей
В любом другом случае Пролет снял бы рамку и вынул рисунок за две минуты. Теперь же, когда есть надежда на то, что сам рисунок стоит больше, чем три пачки чая, которые он отдал на зону за изготовление рамки, он думал только о том, как бы случайно не царапнуть потемневшую и отвердевшую бумагу. Деревянный багет был безжалостно изуродован и расщеплен, от былой красоты рамки не осталось и следа, еще секунда и... И все лишнее, включая стекло, упало на пол. Расколовшись пополам, оно разлетелось в разные стороны. Николай Иванович еще некоторое время рассматривал мальчишку, а потом уверенным движением перевернул лист.
– Мать моя... – снова, как сомнамбула, повторил он.
Рукой, внезапно пораженной треммором, он дотянулся до ящика стола и вынул из него футляр с очками. Еще секунда, и линзы разместились на носу Полетаева.
– Мать моя...
«С гвардейским приветом шлю свое письмо тебе, моя дорогая сердцу Снежана! Наш состав стоит на станции близ моста через Дунай. Из-за ремонта моста мы пробудем тут сутки, после чего окажемся в Румынии. После чего пройдет месяц, и я прибуду в Москву. Я сделаю все, моя милая Снежана, как мы и договаривались. Там, в сарае дядьки Зорвана, где ночью пахнет сеном. Не пройдет и года, как мы снова окажемся вместе. На том свое письмо заканчиваю и с нетерпением жду наступления нового, 1946 года. (Посмотри, какого я тебе смешного мальчишку нарисовал! Наш первый сын будет похож на него.) Твой гвардии рядовой Мартын Волокитин. 5 сентября 1945 г.».
Кашлянув, Полетаев выронил рисунок. Снова кашлянул. Потом закашлялся. Поняв, что начинается приступ, он быстро наполнил стакан виски, дождался, когда минует очередной спазм, и залпом выпил едкую жидкость цвета слабо заваренного чая.
– Интересно, о чем это они договаривались в сарае дядьки Зорвана?.. – едва слышно пробормотал он и пожевал губами.
Николай Иванович откинулся на спинку кресла и почувствовал легкое головокружение. Последствия выпитого виски. Виски, и ничего более. Голова от счастья, бывает, кружится, но не так глубоко при этом разливается по телу тепло.
– Это не климакс, – заключил, улыбнувшись, Полетаев. – Это «Маленький ныряльщик». Два года висеть на двери сауны и веселить всякий сброд... Нет, Россия – это самый большой дурдом из всех ныне действующих. Два года у меня в подвале, рядом с сортиром, висел Гойя, конец восемнадцатого века, а я ходил мимо него в одних трусах с пивом в руке! Мама миа, неужели я настолько зажрался, что вывешиваю Гойю на входе в собственную баню?!!
Вдруг побелев лицом, Николай Иванович схватил листок и подтянул его к себе. Как этот гвардии Волокитин мог испохабить работу великого мастера?! Работу, цена которой три миллиона долларов?! А если поторговаться...
Воровато оглянувшись, словно рядом с чужими пальто в школьной раздевалке, Полетаев нырнул рукой в ящик и вынул ластик.
– И как рука поднялась?.. Изувер...
Однако едва резинка коснулась бумаги, он отдернул ее, словно прикоснулся к расплавленному свинцу.
– Что я делаю, идиот?!! Это же доказательство того, что картина настоящая! Это гарантия цены картины!! Мать моя, я не только имею картину, я имею еще и доказательство того, что она – работа Гойи!..
Вдруг на его лицо легла печать тревоги.
А вдруг это «липа»?! «Маленький ныряльщик», он, может быть, и есть на самом деле, но кто даст гарантию, что это тот самый «ныряльщик»? Может, и письмо гвардии рядового – подлинное, но кто сказал, что он написал его на работе Гойи?! Кто даст гарантию того, что эта картина, привезенная Хорошевым из Югославии, подлинник, а не копия? Вполне возможно, что кто-нибудь в той Сербии, узнав в малыше на рисунке три миллиона долларов, сделал полную копию, заменив подлинник на стене сербской халупы самой настоящей подделкой!
Немного остыв, Полетаев понял, что в своей подозрительности он переходит все мыслимые и немыслимые границы. Кому может понадобиться такая манипуляция, как подделывание подлинника, если есть сам подлинник, вывезти который из страны, пораженной войной, не представляет никакой проблемы? Лучшее подтверждение правоты такой мысли – капитан Медведцев, который, ничего не подделывая, взял и вывез домашнюю коллекцию Геринга паровозом в Россию!
Однако семя сомнения, брошенное в осчастливленную душу, уже дало росток. Недавно в Америке задержали шулера, который продал две сотни документов девятнадцатого века на общую сумму пять «лимонов» баксов. Если бы не пожадничал и не продал в разные коллекции американских толстосумов два одинаковых подлинника «Декларации независимости», то сбывал бы эти подлинники до конца жизни. До чего людей жадность доводит. До абсурда. А как у него все хорошо шло! Эксперты корячатся над микроскопами и химикалиями, выясняют, недоумки, подлинность документа. В итоге делают заключение – все путем. В смысле, все натуральное. Бумага середины девятнадцатого столетия, чернила старые, коими пользовались в то время. А подлинника «Декларации независимости» – два. Ну, не маразм ли? Один и тот же, писанный одной рукой в одно время. Может, у автора склероз был, он написал одну Декларацию вечером, потом забыл да поутру вторую накропал? Ан нет, заявляет исторический музей. Подлинник у нас, то есть уже третий по счету. Опять проверяют – все бьет. Хоть стреляйся. То ли эксперты неграмотные, то ли в глазах у всех троится. Слава богу, выяснилось. Их изобретатель приходил в библиотеку, в читальный зал по-нашему, брал книги середины девятнадцатого столетия и вырывал у них промежуточные заглавные листы. Те, которые во всех книгах чистые, те, что между переплетом и первым листом. Потом бадяжил чернила по рецепту девятнадцатого века и писал Декларации, черновики Линкольна, любовные письма Гранта, личные карточки больного Вашингтона... Фантазии, слава богу, у парня хватало.
Может, и с «Ныряльщиком» такая же беда?
Спать Полетаеву уже не хотелось. Как тут сомкнешь глаза, если перед тобой, на столе, лежит картина старинного испанского мастера. Завтрашний день обещал быть напряженным, полным поисков и размышлений. Такие парни, как Гойя, ценны не тогда, когда висят на двери твоей бани, а когда выступают в качестве лота на ближайшем аукционе Сотби. Кажется, речь шла о трех миллионах?
Через неделю апрель вступал в свои права...
Едва дождавшись утра, Полетаев кликнул Уса, который этой ночью ночевал в его доме, в комнате для гостей, и велел готовить к выезду машину. К этому Усов был готов еще час назад, когда услышал решительный топот ног на втором этаже. Нельзя сказать, что к своему боссу он относился с трепетом и любовью, однако свои обязанности управляющего делами исполнял безукоризненно и в срок. Его нельзя было упрекнуть ни в недостаточном руководстве работниками, а их в доме было четверо – повариха, водитель, смотритель за гаражом и техникой, а также уборщица, ни в чрезмерном употреблении спиртного, ни в лени. Бывший спортсмен, чья энергия не успела израсходоваться, работал за деньги, причем за крупные деньги, и одно это заставляло его оставаться верным тому, кто их ему платил. Исторически сложилось так, что, если ты работаешь у известного афериста, кидалы и шулера, строящего свой бизнес на принципе «успей вперед, пока не успели тебя», рано или поздно приходится уходить, оставляя позади себя все перспективы дальнейшей счастливой жизни. Именно по этой причине самый неверный штат служащих – у мошенников. Все то время, пока они служат хозяину, они посвящают собственному тайному обогащению, не упуская ни малейшей возможности залезть боссу в карман.
Ус отсидел по глупости, и, как водится в таких случаях, после чрезмерного употребления горячительных напитков. На автобусной остановке, где он стоял вместе со своей девушкой после просмотра «Гладиатора», скопилось много народа. Весь фильм Петя пил пиво, а поскольку он длился довольно долго, в тот вечер он выпил около трех литров. Настроение было замечательное, вечерний ветерок, трепавший волосы на голове любимой, был свеж и пах ее шампунем...
Одним словом, все было хорошо до тех пор, пока один из бывших зрителей не толкнул подругу Усова, не забыв при этом выразиться вслух. Петр сам не помнил, как это случилось, и пришел в себя только тогда, когда после его удара обидчик рухнул. Свидетелей – хоть отбавляй, ущерб здоровью – налицо, и при этом никто, в том числе пассия Петра, не мог потом вспомнить тот момент, когда потерпевший толкнул ее локтем, сопровождая это действо площадной бранью. Приехавший на место происшествия патруль зарегистрировал причинение вреда здоровью потерпевшего и алкогольное опьянение у подозреваемого. Очень часто наличие последнего играет в нашей структуре отправления правосудия решающую роль. Тридцатилетний дилер сетевого бизнеса, которого угораздило попасть на один сеанс вместе с Усовым, два месяца не выходил из травматологического отделения Терновской городской больницы. На последнем судебном процессе Усова отправили на два года лечить нервы в колонию общего режима, испортив ему таким образом личную жизнь – во-первых, а во-вторых, карьеру мастера спорта международного класса. Когда он освободился, байдарки тех, с кем он махал веслами два года назад, уже скрылись за горизонтом. Полетаев Усову пропасть не дал. Петр сменил удобные спортивные костюмы и кроссовки на совершенно идиотские строгие костюмы с галстуками и тесные модельные туфли. Так велел одеваться Полетаев. Однажды Ус решил слукавить, сэкономить средства, выделенные для покупки итальянского костюма, и поплатился премиальными.
