Михаил Серегин - Ловушка для вора
Старичок молча вывернул руль и выровнял машину на полосе.
Щукин тряхнул головой и усмехнулся.
«А чего я паникую на самом-то деле? — подумал он вдруг. — Мало ли в каких я переделках не бывал… Подумаешь, фон барон какой — вчера бабками разбрасывался, а сейчас за сто рваных повелся… Нехорошо… А за проезд я все-таки заплачу. Совесть пассажира, как говорится, лучший контролер. Но и старого за скряжничество наказать надо. Шестой десяток он ездит… А ума не нажил. Посмотрим…»
— Закурить не будет? — спросил Николай у мухомора.
— Не школьник, — пропыхтел старик, — свои иметь надо…
Но все-таки, не отрывая взгляда от дороги, полез в боковой карман куртки, покопался там и достал початую пачку сигарет «Прима».
— Рабоче-крестьянские, — сказал он, протягивая пачку Николаю, — куришь такие?
— А как же?! — усмехнулся Щукин. — Такую прелесть и не курить…
«Ништяк, — подумал, внимательно проследив за тем, как старик тщательно застегнул карман куртки, хотя Николай еще не отдал ему его пачку, — бумажник-то в кармане… Вместе с куревом бабки держит — прижимистый типчик, больше стреляет, чем свои курит, лишний раз за сигаретами в застегнутый карман не полезет. Удивляюсь, как он меня угостил… В счет обещанного стольника? Ага, сейчас… Пусть тебе, куркуль, Европа гуманитарную помощь таранит, а я не Организация Объединенных Наций…»
Старичок-мухомор искоса глянул на дорогой костюм Щукина, но ничего не сказал.
Николай ловко вытащил сигаретку и ткнул пальцем в провалившуюся кнопочку прикуривателя, а через минуту, когда прикуриватель выскочил из паза, подхватил его и поднес к сигарете, прикурил и, внезапно взвыв, уронил прикуриватель между сиденьями.
— Лови его, лови! — закричал старичок, будто увидел огромную мышь в своем автомобиле. — Лови, а то сиденье прожжет!
Но Щукин уже наклонился в сторону старичка и, пошарив рукой под сиденьем, извлек прикуриватель.
— Все в порядке, — констатировал он, пыхнув сигареткой, — пожар ликвидирован в зародыше.
— Баламут, — проворчал старик, вставляя прикуриватель в родной паз, — только и ездить с такими…
Щукин снова усмехнулся и опустил стекло, чтобы выпустить наружу серый дым грубой сигареты. А когда старичок-мухомор отвлекся на светофоре, переложил из рукава во внутренний карман небольшой, но туго набитый бумажник, который стырил у старика из кармана, когда шарил между сиденьями в поисках сбежавшего прикуривателя.
* * *Щукин шагал по разбитой асфальтовой дороге Северной Пустоши. Вредный старик высадил его за добрый километр от предполагаемого места доставки, объяснив свой поступок тем, что на такой раздолбанной дороге добивать и так помирающую тачку из-за ста рублей не собирается.
«Хрен тебе, а не стольник», — мстительно подумал Щукин.
Он расплатился со стариком-мухомором, достав из его же собственного бумажника две купюры достоинством по сто рублей каждая. Одну он отдал старику, а вторую положил в свой карман. Плотно набитый бумажник же Щукин незаметно бросил под сиденье — не в его правилах было грабить стариков, пусть даже таких вредных, как этот мухомор.
Настроение Щукина несколько улучшилось. Весеннее солнце светило ярко и грело уже по-настоящему — так, что хотелось скинуть пиджак и тесные туфли и пройтись босиком по теплой земле. В кармане Николая хрустела сотня, а неизвестность будущего совсем не пугала его. Главное, что он был живой и невредимый — и на свободе, а такие вещи он привык ценить пуще материального благополучия, значение которого многим людям свойственно преувеличивать.
А зачем?
Деньги — штука зыбкая, и Щукин понимал это лучше кого бы то ни было. Главное в жизни — свобода и независимость, а независимость — это возможность самому определять свои предстоящие поступки; именно так Николай Щукин и поступал всю свою не очень долгую, но чрезвычайно насыщенную различными событиями жизнь.
* * *Родители Щукина выросли и сформировались в эпоху советской власти — со всеми вытекающими последствиями. Николай почти с самого своего рождения уяснил, что какие бы то ни было идеалы — коммунистические или демократические — просто-напросто удобная ширма для удовлетворения собственных потребностей. Тогда зачем лицемерить и прикрываться какими-то высшими задачами, если ставишь перед собой задачу прямую и совершенно конкретную — обеспечить себе сносное существование. Николай прекрасно понимал, что все, творящееся в мире, дело рук людей, таких же, как он сам, и поэтому самое лучшее для человека не пытаться соответствовать определенным кем-то для кого-то стандартам, ведь никто не может построить твою судьбу, кроме тебя самого.
Такой сугубо практический подход к жизни органично переплетался в системе мироощущения Щукина с буйным полетом его фантазии и непреодолимой тягой к острым ощущениям.
После школы Николай пытался поступить в институт, но провалил экзамены, и ему не оставалось ничего другого, как пойти служить в армию. Он не ставил себе задачи каким-то образом откосить, ибо решил, что знания, которые он смог бы получить в институте, легко можно заменить тем опытом, какой наверняка появится у него после прохождения армейской службы.
И оказался прав.
Благодаря прекрасным физическим данным Николай получил направление на службу в разведроту одной из частей внутренних войск. Там его обучили искусству маскировки — всевозможным способам изменять собственную внешность, взрывным работам, различным методам проникновения в закрытые помещения, стрельбе и мастерству рукопашного боя. Всему, чему его научили в армии, Щукин незамедлительно нашел применение на гражданке — он побывал в шкуре «братка», работая на своего приятеля детства, который в то время активно и довольно успешно занимался рэкетом. Но через некоторое время Николай решил, что жизнь братвы не для него, и вышел из дела, прихватив с собой всю общаковскую кассу.
Конечно, после этого Щукину пришлось вести преимущественно кочевой образ жизни, мотаясь по стране, заводя новые знакомства и подыскивая новые жертвы, но, как оказалось, это было то, чего он всю жизнь желал. Как раз с этого периода, собственно, началась его деловая биография.
Только вот спустя примерно год с того момента, как Николай Щукин стал вольной птицей, с ним произошло то, после чего он потерял веру в любовь и свободу — на три года, — зато приобрел полезные связи в блатном мире, кучу бесценного жизненного опыта и бесконечно циничное отношение к окружающей действительности.
Впрочем, о том случае, приведшем его на тюремные нары, Николай вспоминать не любил.
Глава 4
Им пришлось дожидаться рассвета, чтобы въехать в Санкт-Петербург, миновав неизбежный пост КПП ГИБДД. Ведь раннее утро, как известно, самое благоприятное время для такого рода мероприятия — невыспавшиеся менты невнимательны еще и потому, что с рассветом не нужно вести утомительные процедуры регистрации для въезжающих.
Тем не менее Филин и Петя Злой заметно побледнели, когда впереди в запыленном пространстве лобового стекла вырос в синей утренней дымке контрольно-пропускной пункт дорожной инспекции. Семен же молчал, и что он чувствовал, когда джип проходил обязательный досмотр, никому не было известно.
Когда джип оказался в городской черте, Семен тут же позвонил по мобильнику человеку, которому в день отъезда из «Орлиного гнезда» посредством телефонного разговора рекомендовал его Седой, и уже через полтора часа джип стоял в подземном гараже одной из питерских многоэтажек, а Семен и его подручные сидели в близлежащем кабаке, отмечая все-таки состоявшийся въезд в город.
— До вечера подождем, — проговорил Семен, со стуком поставив пивную кружку на полированную поверхность столика. — Мне Кислый звонил — сказал, они уже на подходе, вроде все нормально у них, никакого шухера.
— Кислый во второй машине? — спросил Филин, обсасывая багровую рачью клешню.
Семен кивнул.
— А третья?
Семен вытер руки об узорчатую салфетку, предназначенную вообще-то для украшения столика, и полез во внутренний карман за телефоном.
— Я Сивого назначил за главного, — сообщил он, вертя в руках телефон, — Сивый себя сейчас виноватым чувствует, вот и лезет из кожи вон, чтобы доказать, что он еще… кое-что петрит в делах. Люди в таком состоянии — самые надежные. Вот Седой… — Семен понизил голос, — мне рассказывал про то, как у него по молодости — когда меня еще участковый из подвалов за уши вытаскивал — банда была. Так он часто специально сам своих ребят подставлял, а потом наезжал на них, чтобы они, чувствуя за собой вину и грех, пытались все это дело искупить. Понял? Психология.
— Да херня эта психология вся, — глотнув пива, выразился Петя Злой, — просто «братков» надо в ежовых варежках держать. Чтобы они не ширялись, не бухали и за бабами не очень-то бегали… И время от времени кого-нибудь лично мудохать. А Седой в этом плане… Я понимаю, что завалить кого-нибудь — ему по понятиям стремно, но перед пацанами надо пару раз хоть в нюхальник кого-то двинуть или еще чего в этом же роде. А то братва — я слышал — начинает Седого воспринимать уже как старика… Нет, все его уважают, и слово Седого — закон, но…