Виктор Мережко - Крот. Сага о криминале
Они стояли в тамбуре пассажирского вагона, вокруг грохотало и тряслось, Юра курил. Сергей смотрел в окно на проносящиеся пейзажи, покусывал заусеницы на пальце.
– Женат? – спросил Юра.
– Был.
– Детишки?
– Дочка.
– Разбежались, что ли?
– Спрашиваешь так, будто ведешь следствие.
– А я и веду. Откуда я знаю, что ты за гусь?
– Не знаешь, вот и не надо. Доберемся до конечной – и в разные концы.
– Не-е… – Юра рассмеялся и погрозил окурком. – Не-е… Я, может, тебя заприметил? Может, я покорешиться хочу?!
– Но я же не допытываю тебя?
– Потому что не имеешь права.
– Это почему ж?
– По кочану! Покрутишься с мое, узнаешь… Так чего там с женой?
– Не хочу об этом.
– Сохатым, что ли, сделала?
Сергей вдруг побелел, схватил Юру за отворот сорочки.
– Не смей! Слышишь, не смей! Это мое… только мое! Понял?
Юра отцепил его руки, мотнул головой.
– Псих, что ли? Спросить нельзя? Ну, братан, даешь. Лечиться нужно.
Они какое-то время помолчали. Затем Юра не выдержал, улыбнулся, хлопнул Сергея по плечу.
– Ладно, не обижайся. Замяли… – И через паузу: – Дочурку-то как зовут?
– Катюша.
– С ней осталась, что ли?
Кузьмичев поднял на него бешеные глаза, тот сразу отмахнулся:
– Все, все, кочумаю. Больше ни слова… – И через паузу, свойски: – Я тебе, братан, найду такую бабеху – закачаешься.
Юра погасил сигарету о железную дверь тамбура, тоже посмотрел в окно.
– Все, кажется, подкатываем. Подкатываем к городу, где не только весело, но и страшно до жути.
Они уже готовы были выйти из тамбура, как вдруг Юра развернулся, крепко прижал Сергея к холодному железу закрытой двери, дыхнул в лицо тяжело и жарко.
– Только запомни, братан, одно. Теперь ты от меня ни шагу. Будешь все время как на веревочке.
Кузьмичев попробовал оттолкнуть его, но тот не отпускал.
– На веревочке. Как бычок… А отлучишься в сторонку, получишь свинчатку по лобешнику.
Сергей все-таки оттолкнул его.
– Припадочный, что ли?
Юра ухмыльнулся, слегка юродствуя, приблизил лицо чуть ли не вплотную.
– А знаешь, кто я?
Сергей смотрел на него спокойно, с усмешкой.
– Ну и кто же?
– Мочильщик. А по-вашему, киллер. Надо убрать какую-нибудь падлу, зовут меня.
– Но на киллера есть антикиллер, – улыбнулся Кузьмичев.
– Соображаешь… – хохотнул, а потом погрозил пальцем Юра. – Неплохо соображаешь. Вот поэтому и будешь топать рядом со мной. То я тебя прикрою грудкой, то ты меня. Вдвоем все-таки веселее.
– Боишься, что как только выйдем на перрон, так тебя сразу и грохнут?
– Ну, сразу не сразу, а такое случиться может. Поэтому, Кузьма, будем помогать друг дружке. Как в том фильме, помнишь? «Скованные одной цепью», кажись? Мы ведь с тобой проверочку взаимную прошли, верно?
– Это еще не проверочка.
Юра одобрительно цокнул языком.
– Молоток. Нравишься ты мне, Кузьма. Это еще не проверочка, а самое ее начало. Но продолжение у нас должно быть самое веселое. И высокое. Фиг с два кто до нас подпрыгнет. Будем тянуться к этому, Кузьма?
– Попробуем.
– Дай пятачок.
Сергей протянул ему ладонь, и Юра сильно ударил по ней своей пятерней.
– Смотри, братан, не кинь. Мне сейчас подобная поддержка ой как нужна. Не подведи, иначе на дне самого топкого болота разыщу. Понял, братан?
– Как не понять? Понял.
– Ну и лады. Вперед?
– Вперед. – Они покинули тамбур и уже на подходе к самому купе Сергей неожиданно спросил: – А с Грязью, случайно, не знаком?
– Чего-о? – Юра даже остановился. – С Грязью? А ты откуда его знаешь?
– Не знаю, слышал.
– И от кого же?
– От мента, которого хотел завалить. Он как раз по телефону про Грязь с кем-то базарил.
– Ты про Грязь не говорил, я про него не слышал. А случаем, увидишь живьем, старайся отвести глаза, будто ослеп вовсе. Так будет лучше тебе же…
Состав стал тормозить, Юра шумно выдохнул, вышел в коридор, приготовился к выходу. Сергей задержался, быстро осмотрел купе, пробормотал:
– Ничего не забыли? – прошелся рукой по одной полке, второй, встал ногами на нижнюю, заглянул наверх, прощупал все углы, заметил там багажное отделение. И вдруг обнаружил обещанный паспорт.
– Ты чего? – заглянул в купе удивленный Юра.
– Да так, на всякий случай… – Кузьмичев хлопнул его по плечу и двинулся следом к выходу.
Москва. Безумная, суетная, непонятная, пугающая и соблазняющая.
Поезд прибыл на один из шумных московских вокзалов. В густой толпе прибывших мелькнули Юра и Кузьмичев и быстро, стараясь не задерживаться, растворились в общем вокзальном месиве.
– Куда? – спросил Сергей, на ходу, незаметно выбросив паспорт, подаренный Юрой после электрички.
– На донышко. Полежим, отойдем, погреемся. А там, глядишь, и солнышко в нашу сторону зыркнет… – Юра оглянулся. – Хвостик не ощущаешь?
– Вроде нет.
– Гражданин… – вдруг послышался сзади женский голос. – Вы обронили… паспорт обронили. Гражданин!
– Тебя, что ли? – шепотом спросил Юра.
– Понятия не имею.
– Гражданин!
Юра зло оглянулся, прорычал старушке, преследующей их:
– Сгинь, старая цапля!
Та отстала удивленно и обиженно, Юра и Кузьмичев покинули перрон, протолкались на шумную и головокружительную привокзальную площадь.
Юра шутливо и незаметно перекрестился.
– Ну и слава Богу. Кажется, страхи были почти напрасными. Может, даст Боженька, все и обойдется.
* * *Анна с дочерью стояли на небольшом городском кладбище возле свежего захоронения с небольшим количеством венков, цветов.
Дочка смотрела на земляной холмик, на скромный деревянный крест с недоумением и страхом, молчала.
Повернула голову к плачущей матери.
Та вытерла глаза, положила свой букет из роз на могилу, перекрестилась и, взяв дочку за руку, медленно побрела к выходу.
Катюша оглядывалась и по-детски никак не могла понять, что же произошло и почему опять стала плакать мама.
Внедрение
Жилье, которое снимал Юра, представляло собой небольшую двухкомнатную квартиру с самым элементарным набором мебели, с обоями в цветочек, с потертым ковром. Единственное, что здесь было хорошего класса, – это телевизор и музыкальный центр.
Юра ждал гостей. Гремела музыка, в гостиной на столе расставлялись бутылки, фужеры.
Сергей на кухне резал хлеб, мыл фрукты, овощи.
И все это легко, весело, с предчувствием праздника.
– Кузьма! – крикнул Юра. – Не особенно старайся! Гагары придут, что не доделано, доделают.
– Твоя гагара со смаком?
– И со смаком и с гыком!
– А вторая? – спросил Кузьмичев, стараясь перекрыть музыку.
– Без понятия! Но не сомнейся, деваха будет фартовая!
От звонка в дверь оба вздрогнули, Сергей дернулся открывать.
– Спокойно, сам… – опередил Сергея Юра и заспешил в прихожую.
На всякий случай глянул в глазок, увидел знакомые силуэты, распахнул дверь. На него сразу навалилась высокая яркая блондинка.
– Юрок! – завопила она. – Я уж думала, забыл любимую.
– Как тебя, стерва, можно забыть? – Юра обнял ее, закружил по комнате. – Муська! Ты же как единственная звездочка в осеннем небе!
– Ой, как классно ты говоришь! Прямо вроде как поэт!
– Не вроде, а самый что ни на есть. Особенно в постели! Что ни вздох, то стишок! – Схватил вторую девушку, рыженькую и ладненькую, потащил к Кузьмичеву. – А вот это… как тебя?
– Мила.
– А это, Милка, твоя судьба. Судьбу кличут – Кузьма. Протяни лапу, Кузьма, и скажи Милочке «здравствуй».
Сергей послушно протянул девушке руку, представился.
– Здравствуй.
– Да он у тебя будто замороженный, – рассмеялась Муська. – А ну тут же поцелуйтесь! Тут же, немедленно, иначе я уйду и не вернусь.
– Вместе уйдем! – поддержал ее Юра. – И пусть они без нас косяки тут разводят.
– А ты ничего, – неожиданно возмутилась Мила и тут же поцеловала Сергея в щеку.
– Ва-у! – взвыли Юра и Муська и принялись сами целоваться.
Девчонки шустро потащили из кухни закуску, парни стали откупоривать воду и спиртные напитки.
Мила столкнулась с Кузьмичевым в узком коридорчике между кухней и гостиной. Обхватила, стала целовать.
– Ну, а я хоть чуточку тебе нравлюсь?
Он полушутя поцеловал в ответ.
– Даже больше чем чуточку.
– Смотри, Кузьма, – погрозила она пальчиком. – Ловлю на слове. Слово легкое, последствия тяжелые. – И убежала в гостиную.
Шумно-весело они расселись за столом. Мила демонстративно потащила за собой Сергея, а Юра подошел к окну.
– Если уважаемые дамы не возражают, – произнес он, – дневное освещение мы слегка пригасим и для интима посидим в волнительном для всех сторон полумраке.
– Ой, Юрок! – взвизгнула Муська. – Я прямо завожусь вся, когда ты красиво выражаешься.
