Татьяна Светлова - Тайна моего двойника
Это был лощеный, довольно миловидный мальчик, на два года старше меня, который не сводил с меня глаз, когда мы встречались, и на его самолюбивом лице было написано: я ничем не хуже, чем твой Игорь, так что тебе стоит подумать… Честно сказать, хотя я и девица довольно-таки тщеславная и внимание к моей особе со стороны мужского полу люблю, но Сережа меня раздражал своим претенциозным стилем, своими амбициями, своей явно завышенной самооценкой…
Кроме того, в нем была какая-то странная двойственность. Да, он был миловиден, русоволосый и сероглазый, худой, немножко нескладный, с большими, по-крестьянски, руками и ногами — такими большими, что башмаки его казались нарочито-клоунскими. Самое первое впечатление — первый парень на деревне, не хватало только гармонь в руки и кепку заломить набекрень. Казалось бы, смешной провинциал, изо всех сил старающийся освоить столичный лоск и образ жизни… Но на самом деле в нем вовсе не было этой сельской простоты, которую как бы обещал его деревенский облик: настороженный и самолюбивый взгляд, о котором говорят «себе на уме», быстрая и хваткая реакция, с которой он мгновенно улавливал суть слов и поручений, быстро развеивали это ошибочное впечатление… Приглядевшись, я вдруг начала замечать в его лице нелепое сочетание миловидности и почти уродства, будто бы, как в детских сказках, у его колыбели стояли две феи, добрая и злая, и первая старалась как-то компенсировать злобные проделки второй. Так, его слабый, острый, немужской подбородок украшала весьма симпатичная ямочка, астенически-впалым скулам придавал мужественный характер нос, слегка приплюснутый, как у боксеров, в переносице, от торчащего кадыка отвлекали мягкие длинные волосы «а ля Есенин». Короче, он был не симпатичен, не достаточно умен и еще слишком юн на мой вкус, не говоря уж о том, что у меня был Игорь и мне никто другой не был нужен.
— Я тебе перешлю с ним маленький подарок, — добавил Игорь.
Я поняла, конечно, что речь идет о деньгах, о наличных — мы с ним ещё в Москве договорились, что счет-счетом, но иногда какие-то суммы он будет мне передавать с оказией.
— Сережа тебе позвонит, когда приедет, я дам ему твой телефон. Посоветуй ему, что посмотреть в Париже, ты ведь у меня теперь парижский старожил… Тебе не нужно чего ещё?
— Черного хлеба, соленых огурцов и квашеной капусты. Только выбери на рынке сам!
— Ну, насчет капусты я не уверен — как он, по-твоему, потащит ее?
— Хоть немножечко! — жалобно сказала я.
— Ладно, — я слышала, как он улыбается на том конце провода. — Как, кстати, дела с французским?
— Страшный прогресс. Вернусь — пойду к тебе на службу. Нельзя же дать пропасть таким знаниям. Возьмешь в переводчики?
— Непременно. Переведем на французский программу Василия Константиновича и пошлем в подарок Ле Пену [6].
— Вот, а ты говорил, что он не националист!
Игорь засмеялся.
— Я пошутил, Олюнчик. Как ты вообще, не скучаешь?
— Только по тебе.
Он снова улыбнулся.
— А вообще — нет? Как проводишь свободное время?
— Игорь, — решилась я, сама не зная, почему мне так трудно заговорить об этом, — я ее нашла!
— Кого?
— Ту девушку, помнишь, я тебе рассказывала, похожую на меня?
— Поздравляю.
— Я тебе пришлю фотографию, посмотришь!
— Ладно-ладно, присылай. И письмо напиши, поподробней. Мне все про тебя интересно. Не забудь, Сережа пробудет только один день в Париже, приготовь все заранее! Но у тебя до его приезда есть неделя, так что успеешь написать десять страниц.
— У меня рука отсохнет.
— Я тебе компьютер портативный куплю, хочешь?
— Хочу. Чтобы тебе письма писать.
— Так ты меня еще не разлюбила?
— А ты?
— Разлюбил, конечно.
— Я так и знала — с глаз долой — из сердца вон.
— Я тебя целую, маленькая.
— Я тебя тоже, Игореша.
— Ты в каком роддоме родилась? — вдруг спросил он.
— Имени Индиры Ганди… — я страшно удивилась этому вопросу. — А что?
— Да нет, я так. Целую, котенок. Звякну через пару дней. — Игорь мне обычно звонит два раза в неделю. — Скажешь, понравилась ли квашеная капуста.
* * *«Какие глупости мне лезут в голову, даже смешно!» — думал Игорь, кладя трубку. Конечно, Оля тут ни при чем. Иначе и быть не может. Просто он по ней соскучился — потому и волнуется. В разлуке всегда так бывает: всякие нелепые страхи лезут в голову. Да, соскучился!.. Дом пуст без Оли. Им хорошо жилось вместе, дружно и легко, они никогда не ссорятся. Ну разве только чуть-чуть, изредка…
Он улыбнулся, вспомнив запальчивую Олину фразу, только что сказанную по телефону — «… а ты говорил, что он не националист!» — в ней как раз прозвучали отголоски недавней маленькой ссоры.
… Они вернулись с дачи Василия Константиновича, где обсуждались очередные мероприятия его предвыборной кампании. Оля, казалось бы, вовсе и не слушала их разговоры, болтая с Андрюшей, их специалистом по экономическим вопросам, который, впрочем, сам нить разговора не упускал и даже, смеша Олю, ухитрялся подавать реплики и идеи.
Оказалось, однако, что и Оля прислушивалась. Иначе почему бы она, уже дома, выйдя из ванной, вдруг спросила:
— Он националист?
— Кто? — невинно поинтересовался Игорь, прекрасно понимая, о ком идет речь.
— Василий Константинович.
— Малыш, между патриотами и националистами есть большая разница…
Оля перебила:
— Именно поэтому я и спрашиваю. Патриотическое общество — ладно, куда не шло, слегка впадает в крайности, но не без пользы для исправления национального самосознания. Но…
Игорь посмотрел на нее удивленно.
— Я не знал, что владеешь подобными понятиями.
— Ну вот теперь знаешь, — усмехнулась Оля довольно. — Но национализм! Мне показалось в одном вашем разговоре, что он антисемит…
Василий Константинович был не просто антисемитом. Он был воинствующим антисемитом, и еще много «анти» — кем. Список был длинен и Игорь частенько думал, что дорвись Василий Константинович до власти, в стране могут начаться погромы. Причем громить будут не только инородцев, но и инакомыслящих…
Но до власти он не дорвется, Игорь ему не позволит. До Думы — да, а дальше — нет. А без помощи Игоря — Василий Константинович никто. Ни деньги, ни дружбанство с сильными мира сего не помогут ему добиться успеха без главной составляющей политического успеха: без электората, без голосов избирателей. А голоса — это Игорь. Только он умел объяснить, привлечь, завуалировать одно и сделать нажим на другое так, что люди начинали видеть именно в этой политической фигуре залог спасения страны, руку, способную навести порядок, сохранив при этом демократию и даже ускорив ее продвижение, особенно в экономической области. Область сия трогала души избирателей больше всего: обещанный кусок хлеба с маслом, к которому непременно должен был, рукою их политического избранника, приложиться еще кусок колбасы и смутно намекалась в дополнение и икра — эта перспектива была самой заманчивой и для Василия Константиновича — беспроигрышной.
— Ну, не более чем все, — ответил Игорь. — Обычный бытовой антисемитизм.
— Терпеть не могу это «все»! Меня «все» не интересуют! Если эти «все» водку пьют не просыхая и воруют, то это не значит, что так и надо делать! И что мы должны с такими людьми общаться!
— Пионерка ты моя!
— Игорь, это неинтеллигентно — быть антисемитом, это не…
Оля аж задохнулась от негодования.
Игорь усмехнулся. Скажи Васе, что он неинтеллигентный человек — вот уж он посмеется! Такие категории в его умственном обиходе не существуют. Для Василия Константиновича мир устроен четко и просто: есть цель, есть дело, и хорош тот, кто умеет идти к цели и делать дело. Все остальное чушь, розовая вода, выдумки писателей, которые годятся только на то, чтобы держать народ, в зависимости от социальной прослойки, в узде совестливости, или представлений о порядочности, или интеллигентности… А нынче Васе весьма на руку, что религия возвращается: инструмент получше и посильнее, чтобы тот же народ держать в нужных рамках. И Вася уже им пользуется вовсю: в церковь ходит сам и всех «своих» заставляет — чтобы народ видел; разглагольствует о религии и богобоязненной народной душе, о традициях и национальных корнях …
Игорь в церковь не ходит — он вообще среди всех них на особом положении, совершенно независимом: мыслительный центр, интеллектуальное достояние партии; но эти тексты про русскую душу ему Игорь пишет. Что ж, каждому свое. Игорь на чужое поле не суется, чужими проблемами порядочности не занимается. Каждый решает их для себя, самостоятельно, и если уж что неинтеллигентно — так это соваться со своими нравоучениями и, тем более, осуждениями, пусть даже и не высказанными. Какое ему дело? Он не судья. Даже Господь Бог сказал: не судите, да не судимы будете. Что-что, а уж Библию он изучил — один из самых первых его рабочих инструментов, которым он широко пользуется. В Библии есть всё на все случаи жизни, и Игорь всегда найдет подходящую для их с Васей случая цитату. А им подходит все, что касается любви, смирения, самоотречения и веры. Ну, а то, что в Библии им не подходит — так упоминать необязательно! В своих речах для Васи он не станет цитировать: «не сотвори себе кумира»…
