Станислав Родионов - Кембрийская глина

Станислав Родионов

Кембрийская глина

Рябинин сидел в глубоком кожаном кресле тридцатых годов, которое почему-то никто не решался выбросить. Вот и новый прокурор района Беспалов всё в кабинете заменил, кроме этого кресла. Юрков удобно расположился на диване — он любил закурить и слегка развалиться.

— Неприятно, — осторожно сказал Беспалов.

Суд вернул Юркову дело на новое расследование. Это считалось браком в работе. Видимо, только положение новенького мешало Беспалову высказаться определённее.

— Дурака они валяют, — заявил Юрков, имея в виду судей. — Там ничего нового не добудешь. У кладовщика недостаёт пятидесяти тонн подсолнечного масла. Это-то доказано! В конце концов, могли осудить за халатность.

— А вы какую статью вменили?

— Девяносто вторую, хищение.

— Вот видите, — заметил Беспалов. — Вы, следователь, считаете, что масло украдено, а суд без нового расследования вдруг определит халатность. Значит, они тоже сомневаются.

Рябинин не понимал, зачем его пригласили, дело это его не касалось, поэтому слушал вполуха и рассматривал лицо нового прокурора.

Крупные черты, заметный лепной нос, живые серые глаза и хорошие светлые волосы, которые вились у висков. Лицо казалось приятным, но слегка простоватым.

— Прямых доказательств хищения там не найти. Я же всё перекопал, — кипятился Юрков.

Он был подавлен — Рябинин это видел. Пошли слухи, что Юркова хотят взять старшим следователем в городскую прокуратуру. И вдруг это возвращение дела из суда. Такая неприятность для любого следователя — как мель для капитана.

— Юрий Артемьевич, — предложил Юрков, — может, опротестуем?

— Нет, — решительно сказал Беспалов. — Если мы вменяем хищение, то должны это доказать.

От такой бесспорной истины Юрков ещё больше помрачнел.

— Я не знаю, что там можно ещё сделать, — заявил он недовольно. — Не хватает пятидесяти тонн масла, кладовщик молчит… Сама логика подтверждает, что масло похищено кладовщиком. Больше некому.

— Логика не доказательство, — заметил прокурор.

— Логика — доказательство, — буркнул Рябинин.

— Ну? — оживился Беспалов. — Что-то в уголовнопроцессуальном кодексе такое доказательство не названо.

Он с интересом смотрел на Рябинина. А Юрков даже воспрянул духом, получив неожиданную поддержку.

— Логика — это доказательственный цемент, — уточнил Рябинин.

— Но цемент должен что-то цементировать, — возразил Беспалов. — Видимо, факты.

— Факт есть, — объяснил свою мысль Рябинин. — К кладовщику поступило масло, а на складе его нет. Логический вывод: оно похищено.

— Совершенно верно, — оживлённо поддержал Юрков. — Изучены все каналы, куда оно могло бы уйти. Некуда! Только хищение кладовщиком.

Это дело Рябинин знал со слов Юркова, сейчас он защищал не следователя, а принцип. Без логики не свяжешь фактов, которые могут быть свалены, как кирпичи, в груду. Но из кирпичей надо ещё построить дом, из фактов — обвинение.

— Логика тоже доказывает, — упрямо повторил Рябинин.

— Вот вы и расследуйте, — сказал Беспалов. — Надеюсь, Анатолий Алексеевич не обидится. Тем более, он не знает, что тут делать дальше.

И Рябинину стало ясно, зачем пригласил его прокурор.

Беспалов пододвинул к себе дело и чиркнул на сопроводительном письме резолюцию: «Рябинину С. Г. Примите дело к своему производству». Число и подпись. Затем толкнул оба тома так, что они весело проехались через стол и ткнулись Рябинину в грудь.

— Пожалуйста, — наигранно обрадовался Юрков.

Он сел прямее, и диван надсадно вздохнул под его тяжёлым телом. Получалось, что дело у него отобрали и передали другому следователю, получалось, что он вроде бы не справился.

— Мне спокойнее, — добавил Юрков как можно равнодушнее, но в голосе чувствовалась обида.

Рябинин нехотя взял папки.

Он не любил уголовных дел, которые уже кто-то вёл. Переделывать всегда труднее, чем вести самому с начала.

Рябинин начал изучать первый том.

Маслобаза находилась на окраине города, в восьмистах метрах от большого озера. Она была маленькой и маломощной — весь штат состоял из семи человек: заведующего, кладовщика, механика, двух рабочих, уборщицы и сторожа. Масло на базу поступало по железной дороге в цистернах, откуда перекачивалось в громадный трехсоттонный бак. Из этого бака кладовщик отпускал его в автоцистерны и бочки различных продуктовых баз и магазинов. Рябинин погрузился в инвентаризационные ведомости, акты, накладные, лесенки цифр, бочкотару и всякое брутто… Он читал протоколы допросов, стараясь нащупать в этих готовых материалах трещинку; нащупать в этом круглом и обкатанном деле какой-нибудь зазор, куда можно вклиниться мыслью и первым следственным действием. Но таких зазоров не было.

Кладовщик Топтунов, который теперь сидел в следственном изоляторе, масло от железной дороги принимал сам, поэтому недополучение исключалось. Сам же отпускал масло экспедиторам. Да, на пятьдесят тонн не обвесишься. И незаметно от кладовщика вывезти не могли — забирали масло на его глазах. Техническая экспертиза установила, что баки и маслопроводы в порядке — утечка исключалась. Работники базы ничего толком объяснить не могли и никого не подозревали. Молчал и Топтунов: виновным себя не признавал, а куда девалось масло — объяснить не мог.

Рябинин вздохнул и подумал, что зря его чёрт дёрнул влезть в разговор со своей дурацкой логикой. Теперь на руках глухое дело. Да вдобавок и неинтересное: кладовщики, бочкотара, масло подсолнечное…

Допрашивать Рябинин начал с уборщицы. Она называла его касатиком и сетовала на то, что людей таскают и таскают. Ничего нового допрос не дал, да и что могла знать старушка, работавшая по совместительству, — приходила часа на три.

Потом Рябинин допрашивал двух рабочих, которые вместе с Топтуновым отпускали масло. Казалось, они должны видеть всё, потому что кладовщик был у них на глазах день-деньской. Но и рабочие ничего не знали и только смотрели на следователя недоуменно. В конце концов, к документам они не прикасались — их дело грузить и качать масло.

Теперь перед ним сидел сторож маслобазы, пытавшийся объяснить, чем отличается рафинированное масло от нерафинированного. Он был пенсионного возраста, с хитрыми глазками. От него исходил терпкий запах не то свежих стружек, не то свежего пива. Но лёгкий баклажанный румянец на щеках и носу выдавал, что старик имел дело не только с пивом.

— Я вам так скажу, товарищ следователь, — рассуждал сторож, — будь оно хоть рафинированное, хоть нерафинированное, человек всё одно подсолнечное масло не употребляет.

— Как же не употребляет? — удивился Рябинин.

— А так. В ём ничего нету.

— На вашей базе его берут тоннами, а вы говорите: не употребляют.

— Это берут ещё для чего… А вот я прямиком спрошу: вы употребляете?

— Конечно, — признался Рябинин.

— А я нет, — гордо заявил сторож. — В ём нет ни одного градуса. Раз такое дело, то кто будет воровать продукт, ежели мужику он до лампочки?

Рябинин наконец понял главную мысль сторожа, который вместо слова «выпить» пользовался словом «употреблять».

— Можно продать, — предположил следователь.

— А кто купит? На базар с ним не сунешься. Я вот так скажу, товарищ следователе. Кабы мы в бак заливали портфейну, или какую там чачу, или даже одеколон с политурой, то нашёлся бы мужик. А масло подсолнечное, будь оно рафинированное или нерафинированное…

Вопрос о сбыте масла казался самым сложным. Похитить пятьдесят тонн — ещё полдела; их надо сбыть, а такую прорву без магазина не сбудешь. Юрков тщательно проверил всех клиентов базы. И ничего: ни излишков масла, ни «левой» продажи, ни слухов. Был, правда, ещё способ: сделать сплошную инвентаризацию в магазинах города, но этот путь походил на поиски той самой иголки в стогу сена.

— Я ведь на этой подсолнечной базе лет десять. Ещё до пенсии работал по совместительству. Теперешних начальников и не было. За всё время только один форц-мажор вышел, лет восемь назад. Мужичишко забалдел, проник через охрану, через меня, значит, забрался на бак, скинул замок и полез за маслом нерафинированным. На брюхе, значит, грелка для масла, и на спине привязана грелка… Только он опустился в бак по лесенке, я подошёл к баку да как тряхну кувалдой по железному боку. А масла-то на донышке оказалось, там такое эхо заиграло, как у чёрта патефон. Мужик со страху в масло и сверзился. Слышу, орёт: братцы, помогите, не буду воровать, мол, во веки веков. Еле вытащили его из масла подсолнечного…

— Нерафинированного, — подсказал Рябинин.

— Ага, нерафинированного, — с готовностью согласился старик.

Он ещё долго рассказывал об этом единственном случае, когда мужик пил подсолнечное масло, да и то в силу обстоятельств — захлёбывался от страха.