Сэйте Мацумото - Флаг в тумане
Почему Янагида Macao был столь неточен в деталях в момент признания? Об этом можно только догадываться. У Оцука были свои предположения на этот счет. На допросе Янагида заявил: «Затем она вскочила и яростно бросилась на меня. Тогда я схватил палку правой рукой и ударил Кику по лбу и по щеке».
В газетных сообщениях перечислялись нанесенные жертве увечья. Про голову и лицо было сказано, а об ударе в грудь не упоминалось. Если Янагида знал о ранениях, полученных жертвой, из газетных публикаций, он, конечно, и не предполагал о травме груди. Хотя сила этого удара была незначительна, в результате все же сломалось третье ребро. При наружном осмотре установить это было нельзя. Оцука прежде доводилось слышать от судебных медиков, что даже незначительные удары вызывают у пожилых людей переломы ребер. Так и в случае с Кику Ватанабэ перелом третьего ребра был обнаружен лишь при вскрытии. Вот почему в «признании» обязательно должно было упоминаться о переломе третьего ребра. Поэтому, решил Оцука, в протоколе последующего допроса и появилась фраза: «Вспоминаю, что ударил также в грудь».
Затем следствие заявило, что ящики в шкафу жертвы выдвинуты и одежда, лежавшая в них, перерыта, потому что Macao Янагида, вытащив из шкафа свою долговую расписку, хотел представить случившееся как ограбление. Это утверждение покоилось на том предположении, что кроме расписки ничего не было похищено. Поэтому следствие утверждало, что Янагида не украл ничего, кроме своего долгового обязательства.
Однако установить, что похитили у Ватанабэ-сан, было невозможно. Она жила отдельно от сына и невестки и была совершенно одинока. Но если никто, даже сын, не знал, сколько наличных денег было у матери, то можно предположить, что ограбление все-таки произошло. Тот факт, что ящики шкафа выдвинуты, вызывает предположение, что подлинный преступник взял из них деньги и бежал. Это, кстати, подтверждает невиновность Янагида. Подлинный преступник бежал буквально за несколько мгновений до прихода Янагида.
Уйма материалов, перерытая Оцука, неотвратимо вела к этим выводам. И все указанные обстоятельства свидетельствовали о невиновности Янагида.
Эти выводы озадачили Оцука.
Если бы он тогда вмешался в это дело, Янагида, возможно, был бы признан невиновным. Теперь, сопоставив все, Оцука был уверен в этом. «Если не вы, сэнсэй, то никто не спасет брата», — вспомнил он слова младшей сестры обвиняемого. Сердце у Оцука ныло от запоздалого раскаяния: «А все-таки, если бы я сам…»
Киндзо Оцука сложил толстую кипу материалов дела и перетянул их бечевкой. Завтра он попросит Окумура отправить их обратно на Кюсю. Оцука закрыл блокнот, испещренный пометками, подпер щеку рукой и, нахмурившись, надолго задумался.
— Угрюмое у тебя лицо! — сказала Митико, посмотрев на Оцука. — Даже смотреть на тебя с таким лицом не хочется. Ну, будь же повеселее.
— Прости, — с усмешкой извинился Оцука. — Постараюсь быть повеселее.
Вделанная в пол жаровня была покрыта роскошно расшитым одеялом. На столике стояла батарея бутылок сакэ, но Оцука так и не захмелел.
Это был дом, куда они всегда приходили. Хозяйка хорошо знала его, служанки тоже привыкли. С тех пор как в его жизни появилась Митико, он постоянно пользовался этим домом.
Оцука переоделся в домашний халат, и Митико сделала то же самое. И в доме, и за окнами царила настолько звонкая тишина, что Оцука как бы кожей чувствовал холодный воздух за окном. Служанка сюда являлась лишь по зову.
В соседней комнате веселились, слышался смех, звуки сямисэна[41] и голос поющей женщины.
— Там веселье, — заметила Митико, беря в руки бутылочку сакэ. — А ну-ка, может, ты станешь хоть чуточку порадостнее?
— Попробую, — Оцука взялся за чашечку для сакэ. — Может, ты тоже споешь?
— Не заставляй меня! — Митико чуть покраснела и засмеялась.
— Ну, спой же! Я весь внимание.
— Это нечестно — так настаивать, — сердито посмотрела на него Митико. Глаза у нее были красивые, и она прекрасно сознавала, какое впечатление производит ее взгляд.
Все-таки Митико запела. Голос у нее был тонкий, пронзительный. Пока звучала песня, Оцука думал о своем.
— Ты не слушал, — укоризненно сказала Митико.
— Конечно, слушал. Я просто в восхищении, настолько это хорошо. Когда песня прекрасна, аплодисменты всегда следуют после паузы.
— Тебе виднее, — Митико налила себе сакэ и выпила.
— Не надо сердиться.
— Значит, даже встречаясь со мной, ты думаешь только о работе!
— Не думаю я о работе.
— Нет, это написано у тебя на лице, — настаивала Митико, — и на днях, когда мы с тобой встречались, было то же самое. Лицо озабоченное.
— Да нет же. Сегодня я наслаждаюсь встречей с тобой.
— Спасибо, весьма благодарна, но это не так. Скажи, а во время нашей предыдущей встречи ты думал все о том же? — Митико пристально посмотрела на Оцука.
— Да. Я размышляю о деле, которое не имеет ко мне отношения, — признался Оцука.
— Зачем же тебе им заниматься? Странно.
Действительно, зачем? К тому же Оцука с самого начала отказался от этого дела под благовидным предлогом. Сколько раз подобное случалось и раньше, но никогда еще он не унывал по таким пустякам.
И все-таки Оцука понимал причину своих терзаний. Она заключалась в том, что обвиняемый Янагида умер под арестом. Останься он жив, Оцука что-нибудь предпринял бы теперь. Поехал бы расследовать это дело на Кюсю или куда угодно. Но человек уже умер, и ему ничем не поможешь. Это тяжелым грузом легло на сердце.
— Пора бы в гольф поиграть, — сказал Оцука, покачав головой.
— Хорошо бы, — согласилась Митико.
— А то все сижу в конторе, не даю себе роздыха. Ты поедешь со мной? — Оцука привлек к себе Митико.
— Поеду, — сказала она, прижимаясь к нему.
— А как дела в ресторане, позволяют?
— Дел хватает, но ради тебя я всегда готова поехать.
Оцука погладил Митико по щеке.
Оцука отправился в контору. В то утро к нему явился молодой человек и попросил дать консультацию.
Глава шестая
Клерк Окумура положил на стол Оцука визитную карточку, в которой значилось: «Кэйити Абэ, сотрудник журнала „Ронсо“».
Оцука поднял взгляд на Окумура.
— Он пришел проконсультироваться. Я попросил его рассказать в общих чертах, в чем суть дела, но он ответил, что хочет поговорить непосредственно с вами, сэнсэй.
Оцука еще раз заглянул в визитную карточку.
— Так что же это за дело — оно связано с журналом или личное?
— Сказал, что личное. Кстати, он журналист, так что не исключено, что это просто предлог, а на самом деле он ищет сюжет.
Адвокат в это утро был в хорошем настроении. Будучи не в духе, он бы отказал, сославшись на занятость. К тому же он только что пришел на работу и ему не хотелось сразу же погружаться в дела. Встреча с незнакомым молодым человеком представлялась неплохим поводом для того, чтобы заполнить образовавшийся вакуум.
— Пригласи, — сказал адвокат клерку.
Окумура вышел, а вместо него появился высокий молодой человек. С первого взгляда Оцука решил, что впечатление он производит весьма неплохое. Вообще говоря, Оцука приходилось принимать за день более десятка людей. Некоторые из них производили очень хорошее впечатление, другие, наоборот, плохое. Оцука полагался на свою проницательность. Если посетитель не нравился ему, он старался побыстрее спровадить его. Но вошедший молодой человек не принадлежал к тому типу мерзавцев, к которому, по мнению Оцука, относится большинство журналистов. Он был аккуратно одет, с открытым приветливым лицом.
— Сэнсэй? — Вошедший улыбнулся и сделал поклон. — Как я уже сказал вашему сотруднику, меня зовут Абэ, я из журнала «Ронсо».
— Присаживайтесь, — Оцука указал на стул, стоявший напротив него, и снова заглянул в лежавшую на столе визитную карточку.
— Вы пришли для консультации? — спросил Оцука, подняв глаза на посетителя.
— Да. Я очень хочу получить ваш совет по одному делу.
Адвокат достал сигарету и не спеша закурил. Сизый дымок заструился в лучах утреннего солнца.
— Мой сотрудник сказал, что дело ваше не имеет отношения к журналу? — Оцука изучающе посмотрел на Абэ. У того было очень воодушевленное лицо, глаза блестели.
— С журналом это не связано, — ответил Абэ.
— Значит, это имеет непосредственное отношение к вам?
— Не знаю, можно ли так сказать… — Абэ несколько заколебался. — По правде говоря, это связано с одним моим знакомым.
— Вот как! — Оцука повернулся в вертящемся кресле и немного подался вперед. — Что ж, послушаем.
— Это дело… — Абэ вытащил из кармана блокнот и, заглядывая в него, начал, — связано с убийством одной старухи.
