Убийство от-кутюр. Кто подарил ей смерть? - Мойес Патрисия

— Я не думаю… Послушай, а не могла бы ее осмотреть доктор Мэссингем?

Генри вздохнул:

— Бог его знает. — Он покачал головой. — Я уже запутался в этом странном медицинском этикете. Наверное, они считают, что раз уж лечение начинал доктор Дюваль…

— Но лечащий врач Долли…

— Если бы доктор Гриффитс был на месте, тогда да, конечно, не возникло бы никаких вопросов. Но Сара Мэссингем… не является лечащим врачом Долли.

— И все же мне кажется, что ее мог бы осмотреть любой врач, — упрямо повторила Эмми.

— Вот что я тебе скажу. Если ей не станет лучше, я позвоню доктору Дювалю и послушаю, что он мне скажет. Так или иначе, завтра после похорон он вместе с супругой уезжает назад в Швейцарию. Вот в чем дело. Я предложу Дювалю связаться с Сарой и рассказать ей, какие таблетки он назначил Долли, чтобы она в случае необходимости могла продолжить лечение.

Долли не спустилась к завтраку, поэтому Эмми подготовила следующий поднос, на этот раз с тостами, яйцами и кофе, и отправилась с ним наверх. Она обнаружила, что Долли стало немного получше. Она сидела в кровати, но при этом жаловалась на головную боль.

— Как это славно, что вы, ребята, так обо мне заботитесь, — вздохнула она. И хотя слова эти она произнесла не совсем разборчиво, но уже заметно громче. — Все уже разъехались, я полагаю?

Эмми снова объяснила ей, что Эдвард и Примроуз переехали в гостиницу «Хиндчерст-Армс» и занимаются организацией похорон. Долли засмеялась, и в этом звуке Эмми услышала знакомые нотки сардонического смеха здоровой мисс Ундервуд-Трип.

— Им гордость не позволила оставаться в доме, которым теперь владею я, так я думаю. Но они хотя бы остались на похороны. — Дрожащей рукой она налила в чашку кофе и горячее молоко и добавила: — Кстати, я вспомнила. Мне, наверное, пора принять таблетку, которые мне оставил Эдвард. Он говорил, что их надо глотать три раза в день. Передайте мне их, душечка, если не трудно.

Эмми вручила ей маленький пузырек, и Долли вытряхнула из него белую таблетку. Потом она налила в другую чашку молока, немного пролив при этом на простыню. Как ребенок, она сначала поморщилась и закрыла лицо руками, словно ожидая наказания. Через секунду положила таблетку в рот, быстро проглотила ее и запила молоком.

— Ну вот и все. Противная штука.

— Генри хотел бы поговорить с вами после завтрака. Если, конечно, вас это не слишком утомит.

— Конечно, пусть приходит. В любое время.

— А сейчас, может быть, я поправлю вам постель, если вы не возражаете…

— Нет-нет. У меня тут все в порядке. Только вот проклятая голова никак не проходит. Я через минуту встану.

Но когда Генри закончил завтракать и поднялся наверх к Долли, он увидел, что она опять в каком-то одурманенном состоянии. Вероятно, так подействовала на нее таблетка. Голова разболелась еще больше, по крайней мере так сказала она сама, и, разумеется, ни о какой беседе речи быть не могло. В особенности когда Генри намекнул ей насчет состояния Кристэл во время войны. Видимо, о проблемах своей подруги она никак не хотела говорить.

Долли лежала на подушках с закрытыми глазами. Услышав вопрос Генри, она приоткрыла один глаз и подозрительно глянула на Генри:

— А зачем вам нужно про это знать?

— Мне это очень интересно.

— Послушайте, Тиббет… Понимаете… Чертова голова никак не проходит… вы же хорошо знаете сами, что сказал про Крис врач. Естественная смерть. И если вы надумали копаться в этом деле, навлекая на себя неприятности, ни о каком сотрудничестве даже не мечтайте. Ищите все, что вам нужно, самостоятельно.

Такая длинная речь, наверное, утомила ее, потому что Долли снова закрыла глаза и тяжело задышала. Потом тихо добавила:

— В любом случае… я же поклялась Крис…

— В чем, Долли? Что вы ей пообещали?

— Никогда… никогда об этом не рассказывать… никому…

Она застонала и уже через пару секунд погрузилась в сон. Генри лишь вздохнул, а затем спустился вниз и позвонил в местную гостиницу.

Похоже, доктор Дюваль не слишком обрадовался звонку Генри. Он объяснил, что для Долли пока что было вполне естественным казаться сонной и хотеть спать. Он решил прописать ей успокоительное и велел принимать его пару дней, причем по три раза в сутки. Головная боль при этом — также довольно часто встречающийся симптом, который, впрочем, таблетки должны уменьшать.

Когда Генри упомянул имя доктора Мэссингем, голос на другом конце провода сразу же зазвучал весьма недовольно. Генри сразу понял, какой это кошмар — вмешательство в медицинские дела дилетанта и нарушение врачебного этикета в частности. Кроме того, Эдвард Дюваль ледяным тоном объявил, что, как ему и следовало поступить в данном случае, он уже успел проинформировать доктора Мэссингем о том, какое лечение он назначил Долли. Доктор Мэссингем со своей стороны согласилась, что такой курс лечения был вполне целесообразен. Что касается ее присутствия в Фокс-Троте — если будет подобная необходимость, она, разумеется, продолжит лечить Долли. Правда, сам он, доктор Дюваль, почему-то считал, что в дальнейшем наблюдении доктора Долли нуждаться не будет. Пусть только она принимает таблетки сегодня и завтра. И еще ее не следует беспокоить. После этого она сможет возобновить свою деятельность, и все для нее будет так, как было прежде.

Немного помолчав, доктор Дюваль словно что-то вспомнил и добавил, что, разумеется, нет никакой необходимости в присутствии Долли на похоронах леди Бэллок, которые состоятся на следующий день. Более того, доктор считал, что оплакивать бедную Кристэл будет только он и его супруга. Не считая, разумеется, мистера Планкета. Если он хотел напомнить, что Генри и Эмми строго-настрого запрещается даже появляться на похоронах, то старший инспектор сразу понял его.

Затем Генри попытался дозвониться до доктора Мэссингем, но какой-то бойкий женский голос сообщил, что Сара на вызовах и придет домой не раньше чем к обеду. Генри положил трубку, и в тот же момент раздался телефонный звонок.

— Мистер Тиббет? Это Планкет. Как у вас дела? Надеюсь, мисс Долли в форме?

Генри ответил довольно уклончиво. Он сообщил только, что Долли предпочитает пока оставаться в своей комнате и находится под присмотром врача.

— А, понятно. Это мудро, должен заметить. Мне приятно узнать, что рядом с ней настоящие друзья. Я имею в виду вас и вашу супругу. Примроуз сказала мне, что ее сестры уже уехали из Пламли-Грин. Должен заметить, я почему-то считал, что уж Дэффодил… Впрочем, она всегда была такая упрямая. Ну, надеюсь, мы с вами увидимся завтра на похоронах. И с мисс Долли, конечно.

— Боюсь, что вы ошибаетесь, — ответил Генри. — Доктор Дюваль запретил Долли выходить. К тому же он считает, что такое мероприятие будет слишком тяжелым испытанием для нее. Что касается Эмми и меня — мы же никогда не были близкими друзьями леди Бэллок, понимаете, а супруги Дюваль пожелали, чтобы последнее прощание стало делом только их семейства.

— Ах вот оно что, — растерянно произнес мистер Планкет. — Очень жаль это слышать. Я надеюсь, Примроуз не была с вами… невежлива?

— Что вы, нет, конечно. — Он не считал, что, лишая возможности присутствовать на похоронах Кристэл, их очень сильно обидели.

Однако мистер Планкет придерживался иного мнения.

— Я поражен. Это не очень гостеприимно, — резко ответил он. — Впрочем, Примроуз имеет право принимать такое решение. В этом смысле она очень похожа на своего отца. Наверное, она сказала вам, что я-то обязательно приеду в Хиндчерст… по этому грустному поводу.

— Да, она мне говорила.

— Я увижусь с ней перед обедом в «Хиндчерст-Армс». Нам нужно обсудить кое-какие финансовые проблемы. Похороны назначены на половину третьего и закончатся самое позднее в четыре часа. Мне бы хотелось, конечно, заехать и в Фокс-Трот, чтобы перекинуться парой слов с мисс Ундервуд-Трип. Надеюсь, она уже наберется сил и сможет побеседовать со мной.

— Я абсолютно уверен в этом, — подтвердил Генри. — Правда, сейчас она спит, но я обязательно передам ей, что вы приедете. Мы будем ждать вас в четыре. — Он помолчал немного. — Мистер Планкет… Вы ведь давно знакомы с семьей Кодуорти, верно?