Татьяна Рябинина - Иудино племя
Впрочем, нельзя сказать, чтобы она совсем ничего не делала для своих родных. Делала, но только то, что необходимо. Давала деньги на лечение, оплачивала расходы на учебу, свадьбы, похороны. На свадьбы, рождение детей даже подарки дарила. Но на жизнь не давала никому ни копейки. «Ничего, - говорила, - подождите уж как-нибудь немного. Вот умру – все ваше будет».
Они ждали. С нетерпением. С плохо скрываемым нетерпением. Пусть ждут. Она еще поскрипит – назло врагам.
В монотонную песню кузнечиков ворвался новый звук – далекий шум мотора. Эсфирь Ароновна привстала на цыпочки, но увидела только тучу пыли. Вот звук приблизился, и она смогла рассмотреть незнакомую машину, темно-зеленую «девятку». Ни у кого из ее родных такой не было. Может, не к ней, может, в деревню?
Но «девятка» свернула к «выгону» - огороженному лужку, где в дни редких семейных сборищ парковали машины. Ее собственная, вернее, принадлежащая холдингу, черная «ауди» стояла в гараже. Сама Эсфирь Ароновна машину не водила, для этого имелся шофер Миша.
«Девятка» пристроилась в углу «выгона», из нее вышли мужчина и женщина. Приглядевшись, Эсфирь Ароновна поняла, кто это. Внучка Светка, дочь Кирилла. Тощая, вечно растрепанная, в дурно сидящем голубом платье. И ее новый муженек Никита, отставной солдафон с алюминиевым крестом на шее и такой же алюминиевой сединой на висках.
* * *
Никита неприкаянно бродил по саду, не зная, куда себя пристроить. Света где-то в доме разговаривала с отцом. Без нее он чувствовал себя здесь потерявшимся маленьким мальчиком – он, полковник в отставке, бывший командир погранотряда, в каких только переделках не побывавший.
Родственников жены, кроме тестя и бабки-юбилярши, Никита увидел сегодня впервые. Свадьба у них со Светой была более чем скромная, просто расписались в загсе, а вечером посидели дома со свидетелями, Светиным отцом и дочкой от первого брака Машей. Тогда в дверь неожиданно позвонили, и появилась высокая костлявая старуха в совершенно не старушечьем замшевом костюме цвета терракоты.
- Ну что, празднуем? – пронзительным, как напильник по стеклу, голосом спросила она, кидая голубую норку на руки Кириллу Федоровичу. – Не пригласили бабку с новым внучком познакомиться, а она сама приперлась, вот незадача-то!
- Так ведь, бабушка, и свадьбы-то никакой нет, просто… вот… - как-то жалко начала оправдываться Света. – Мы собирались…
- Ну, вы собирались, а я тоже вот собираюсь по делам дальше ехать. Не бойтесь, не буду вам компанию портить. Впрочем, и хорошо, что свадьбы нет, - расходов меньше. Я, как вам известно, второй дубль не оплачиваю. Вот с Женькой у вас царская свадьба была, да, Светочка? – Света сцепила зубы и покраснела. – Но подарок не могу не подарить. Завтра привезут. Надо ведь так, чтобы о прошлом ничего не напоминало, да?
Она обвела присутствующих тяжелым взглядом выцветших голубых глаз. Повисло не менее тяжелое молчание. Тесть, глядя в тарелку, постукивал пальцем по зубцам вилки. Маша спряталась за деда. Свидетели, его петрозаводский друг детства Лешка Погодин и Светина подруга Инна, как-то съежились, словно пытаясь стать незаметнее.
- Ну, иди-ка сюда, внучек, - приказала Эсфирь Ароновна. – Дай хоть посмотрю на тебя.
Удивляясь себе, Никита послушно встал и подошел к старухе. Она приблизилась к нему почти вплотную – сквозь аромат «Кензо» пробивался легкий старческий запашок, неистребимый никаким мытьем и косметическими средствами. Приблизилась и подняла руку. Ему вдруг показалось, что она начнет ощупывать его лицо, как это делают слепые. Но Эсфирь Ароновна быстрым движением подцепила из-под воротника его рубашки цепочку с крестиком.
- Еще одни богомол на нашу голову! – презрительно фыркнула она, сморщив нос, и без того вздернутый к потолку. – Тебе не на Светке надо было жениться, а на Галке. Вот была бы сладкая парочка. Лет-то тебе сколько?
- Сорок один, - буркнул Никита.
- Совсем большой мальчик. Настоящий полковник.
Никита вспыхнул, но все же удержался, чтобы не ответить чем-нибудь колким. Не хватало только на собственной свадьбе ругаться с бабкой жены, даже если она натуральная старая хамка. Это потом он уже узнал, что старая хамка – настоящий олигарх, и что перед ней все ползают на брюхе в надежде на сладкий кусочек наследства.
Сделав еще пару подобных «комплиментов», Эсфирь Ароновна царственно удалилась. Веселье скисло, и очень скоро все разошлись. А на следующий день им привезли огромный «дабл» - двуспальную кровать. Всего-то за сто двадцать тысяч. Только тогда Никита понял вчерашний бабкин намек о прошлом. Жили-то они у Светы и спали на той самой кровати, на которой она спала с прежним мужем.
Подъезжая к белому дому с колоннами, - настоящая дворянская усадьба! – он внутренне готовил себя к тому, что старая ведьма опять начнет говорить всякие гадости, но на этот раз она взялась за Свету. Не успели они еще толком поздороваться, Эсфирь Ароновна стала ругать ее за то, что та не взяла с собой Машу. «Она моя единственная правнучка, - скрежетала мегера, - а я не могу ее видеть, когда хочу. Вот оставлю все ей, да так, чтобы вы ни копейки не могли тронуть до ее совершеннолетия».
Напрасно Света пыталась объяснить, что Маша в санатории, который, между прочим, сама Эсфирь Ароновна и оплачивает. Бабка вопила, что Вадик даже из Англии на ее юбилей прилетел, а они не могли девчонку на день из Сестрорецка привезти. Никита уже хотел вмешаться, но тут подъехали на вишневом «опеле» Кирилл Федорович и его сестра Зоя с мужем Ильей. Эсфирь Ароновна переключилась на них, а Света, коротко кивнув родне, потащила Никиту в дом, в отведенную для них комнату на втором этаже.
Обед прошел достаточно тягостно. Внешне, впрочем, все было пристойно: кондишн, цветы, парадные туалеты и изысканный стол. Но в воздухе отчетливо пахло грозой. Не той, дальней, которая вызревала где-то на западе, а совсем другой. Никита подумал, что если б в комнате было темно, то можно было бы видеть проскакивающие между сидящими за столом злые лиловые искры. Фальшивые улыбки, вежливые фразы, напряженное ожидание: кого еще зацепит бабушка – лишь бы не меня! И еще чего-то ожидание, Никите пока не понятное.
Он был в этой компании чужим и практически ничего не знал о местных подводных течениях. И все же чувствовал: здесь что-то происходит. Постоянно, ежесекундно. Эти переглядывания, перешептывания, шутки с намеком. Впрочем, как он догадался, было тут еще двое таких же чужаков: Вероника и Алексей, хотя и с большим стажем. Алексей, впрочем, довольно оживленно беседовал с соседями по столу о футболе, а вот Вероника, брезгливо оттопырив губу, ковыряла вилкой салат и ни с кем не разговаривала.
Сам Никита отвечал на вопросы, словно подачу отбивал, пил вместе со всеми, ел, но словно со стороны за всем наблюдал. Что-то тайное, наверно, Ангел его хранитель, подсказывал: будь настороже.
Он и был. Наблюдал, запоминал, благо, память хорошая, а «наблюдаловка» - профессиональная, пограничная.
От красного вина под баранинку с мятным соусом мысли побежали как-то вольно, чуть игриво. «Смирно! – одернул себя Никита. – Отставить канкан!» - «Есть, товарищ командир. Итак, что мы имеем?
За столом двадцать человек. Не слабо. Старую каргу пропустим, чтобы не портить аппетит. Себя и любезную супругу тоже. Итого остается семнадцать. Семнадцать негритят пошли купаться в море, семнадцать негритят резвились на просторе… Нет, это ни к чему, это лишнее. И вдруг входят они, человеков семнадцать, и ковбоям они предложили убраться. Уже лучше».
Напротив, увлеченно расправляясь с судаком-орли, сидел тесть. Тесть Никите, в общем-то, нравился. Невысокий, худощавый, с густой гривой абсолютно седых волос, несмотря на то, что ему не исполнилось еще и пятидесяти. Кирилл Федорович, начальник строительно-монтажного управления, при своей шумно-нервной должности был человеком на удивление спокойным, даже флегматичным. Казалось, ему просто лень возмущаться, кричать. С женой Людмилой, Светиной матерью, он развелся, когда дочери исполнилось четыре года, в упорной борьбе добился через суд, чтобы запойно пьющую Людмилу лишили родительских прав, и сам воспитал дочь. И хотя ему исполнился в то время всего двадцать один год, - а женился он «по производственной необходимости» очень рано – так и остался один, не желая, чтобы у Светы была мачеха.
Рядом его сестра Зоя. И не подумаешь, что близнецы – настолько не похожи. Она – полная, подвижная и говорливая, волосы выкрашены в темно-каштановый цвет. Серые глаза перебегают с предмета на предмета, ни на чем не задерживаясь надолго, губы постоянно шевелятся, будто ведут нескончаемый разговор, руки все время что-то вертят, теребят, мнут. Зоя – главный бухгалтер крупной торговой фирмы, ее благосостояние говорит о себе каждой мелочью, от вишневого лака для ногтей какой-то особой гладкости и блеска до черненых рубиновых сережек редкой работы.
