Мики Спиллейн - Поцелуй меня, дьявол
— Ты всегда можешь стать моим партнером, Пэт.
— Спасибо. А теперь скажи, что тебе требуется.
— Информация. Самая подробная.
За ней не надо было далеко ходить. Информация лежала у него на коленях. Он вытащил из конверта сколотые бумаги и перелистал, держа в руках. За головой у него стояла лампа, и на листках просвечивали строчки машинописного текста. Их было не очень много.
— Известные преступники, связанные с мафией, — сказал он, растягивая слова. — Наглядные примеры оперативности мафии и попустительства полиции. Двадцать страниц арестов, а обвинительных приговоров раз-два и обчелся. Двадцать страниц убийств, хищений, торговли наркотиками и других уголовных преступлений, но к нам-то попадает только мелкая рыбешка, в основном исполнители. Мы можем назвать имена некоторых главарей, но считать их самыми крупными фигурами значило бы обманывать самих себя. Имена тех, кто сидит на самом верху, нам неизвестны.
— Карл Эвелло там есть?
Пэт еще раз взглянул на листки и с досадой бросил их на пол.
— Это имя нигде не фигурирует. У него один из тех источников дохода, которые подлежат расследованию, но дело выглядит таким образом, что он сумеет выкрутиться.
— Берга Торн?
— Итак, возвращаемся к убийству. Одному из многих.
— Здесь мы с тобой не сходимся, Пэт.
— Нет?
— Берга — особый случай. Настолько особый, что с ней работала целая команда. Обычно они так не поступают. Зачем она понадобилась сенатской комиссии?
Он чуть помялся, потом пожал плечами.
— Она не представляла собой ничего особенного. Смазливая бабенка и притом неглупая. Но она занималась грязным бизнесом, если ты понимаешь, о чем я говорю.
— Знаю.
— Ходили слухи, что Эвелло содержал ее какое-то время. Это было, когда он греб деньги лопатой. Вскоре он ее выставил, и в комиссии рассудили, что в ней должно заговорить оскорбленное самолюбие, и тогда она выложит все, что знает о нем.
— Эвелло не настолько глуп, чтобы посвящать ее в свои дела, — сказал я.
— Когда дело касается женщины, мужчина способен на любые глупости, — возразил Пэт с ехидной улыбкой.
— Продолжай.
— Ребята из федералки вступили с ней в переговоры. Она перепугалась до чертиков, но дала понять, что знает нечто важное, только просила дать ей время для сбора информации и гарантировать защиту после того, как она ее сообщит.
— Здорово. — Я стряхнул пепел сигареты и откинулся на спинку кресла. — Могу себе представить, как Вашингтон назначает для нее постоянного телохранителя.
— Она должна была давать показания в маске.
— Это не выход. Эвелло все равно сумел бы ее расшифровать по той информации, которую она сообщила бы комиссии.
Пэт кивнул в знак согласия.
— Тем временем, — продолжал он, — свидетельница запсиховала. Дважды она отрывалась от агентов, которые должны были следить за ней. К концу месяца она была на грани истерии и обратилась к врачу. Он направил ее в психиатрический санаторий, где она должна была пробыть три недели. Расследование приостановили, в санаторий послали агентов, чтобы охранять ее, она сбежала и была убита.
— Всего-навсего…
— Всего-навсего, если бы ты не впутался в это дело.
— Вот видишь, какой я молодец.
— Именно так и подумали ребята из ФБР.
— Совпадение исключается, конечно.
— Естественно. — У него опять дернулся рот. — Они же не знают, что с тобой вечно что-нибудь приключается. Ты просто предрасположен к случайностям.
— Я сам об этом подумывал. Ладно, каковы обстоятельства ее гибели?
Он пожал плечами, слегка покачал головой.
— Все было в высшей степени просто. Такое даже предусмотреть невозможно. Были приняты все меры предосторожности, были учтены самые немыслимые варианты, а она избрала самый простой. Она стащила плащ и туфли из комнаты для обслуживающего персонала и вышла через центральную проходную вместе с двумя медсестрами. Как раз шел дождь, одна из них открыла зонтик, и она пристроилась к ней, как это обычно делают женщины, когда не хотят, чтобы дождь испортил им прическу. Так они дошли до угла, медсестры сели в автобус, а она пошла дальше пешком.
— А разве на выходе не требуется предъявлять пропуск?
Он иронически закивал головой.
— Обязательно требуется. Медсестры и предъявили свои пропуска. Возможно, вахтеру показалось, что он видел и третий. По крайней мере он так говорит.
— Но ведь агенты были и снаружи?
— Верно. Один на ногах, другой в машине. Ни один из них не видел эту женщину раньше. Они думали, их дело следить за тем, чтобы никто не вышел без разрешения.
Я коротко рассмеялся.
— Вот именно, думали. Им положено думать правильно или вовсе не думать. Это те самые люди, по милости которых я лишился патента. Те самые люди, которые исключают любое вмешательство в свои дела. Смех, да и только!
— Так или иначе, она сбежала. Это установленный факт.
— Ладно, хватит об этом. Что предпринимает полиция?
— Совершено убийство. В этом направлении они и копают.
— И ничего не находят, — добавил я.
— Пока что, — возразил Пэт с вызовом в голосе.
Я улыбнулся, и его нахмуренный лоб тут же разгладился.
— Ишь скорый какой! С чего ты собираешься начать?
— Где Эвелло?
— Здесь, в городе.
— Что известно о его связях с мафией?
Пэт на минуту задумался.
— Он связан с гангстерами в других крупных городах, но их оперативный центр здесь. — Лицо его передернуло хмурой гримасой, глаза сделались холодные и злые. — На чем и завершается наш краткий обмен информацией о мафии. Мы знаем, как зовут некоторых ее членов, как они действуют — и это пока все.
— Разве ФБР ничего на них не имеет?
— Наверняка имеет, а что толку? Никто не указывает пальцем на мафию. Есть такая маленькая, но важная штука, как доказательства.
— Добудем, — сказал я, — …не мытьем, так катаньем. Это большая организация, и для работы ей нужен капитал.
— Разумеется, нужен. А ты знаешь, как они делают этот капитал? Они выжимают его из маленького человека. Это дополнительный налог, который ему приходится платить. Они вымогают деньги у людей, которые боятся говорить или не могут говорить. Они провертывают такие импортные сделки, которые ставят в тупик администрацию по борьбе с наркотиками. Они запускают лапу в любой подпольный бизнес и сооружают над ним политическую крышу такой толщины, что пушкой не прошибешь.
Мне-то он мог бы и не рассказывать. Я знал, как они работают.
— Может, ты и прав, старина, насчет пушки. А может, никто по-настоящему и не пытался?
Он что-то буркнул себе под нос, потом сказал:
— Ты мне так и не ответил, с чего собираешься начать?
— Сперва Берга Торн. Я хочу разузнать о ней как можно больше.
Пэт потянулся вниз и поднял верхний лист со стопки бумаг, которая валялась на полу.
— Тогда почему бы тебе не использовать для начала вот это? Все равно ничего другого нет.
Я сложил листок и не глядя сунул его в карман.
— Надеюсь, ты мне сообщишь, если появится что-нибудь новое? — сказал Пэт.
— Сообщу. — Я подхватил пальто и шагнул к двери.
— И еще, Майк…
— Да?
— Не забывай, что это двусторонняя сделка.
— Само собой.
Выйдя на улицу, я постоял с минуту возле дома, не спеша достал сигарету, подержал ее во рту и долго прикуривал, так что прыгающий огонек спички освещал мое лицо не меньше, чем секунд десять. Потом глубоко затянулся и выпустил струю дыма в ночной воздух. Из подъезда дома через улицу вышел парень и в нерешительности остановился, словно бы не зная, в какую сторону идти. Я повернул налево, и он решил, что ему тоже надо налево.
Пройдя полквартала, я перешел на другую сторону, чтобы ему было чуть полегче. Вашингтон не выдавал денежную компенсацию за износ подметок при исполнении служебных обязанностей, поэтому не было смысла гонять его понапрасну. Я прошел еще три квартала по направлению к метро и так ловко сманеврировал, что он практически уперся мне в спину.
На этот раз я хорошо разглядел его и уже собрался произнести приветственный возглас, чтобы к наказанию действием добавить наказание словом, когда почувствовал у себя под ребрами ствол пистолета, и я понял, что этот малый вовсе не из ФБР.
Он был молод, даже чем-то симпатичен, но стоило ему улыбнуться, и кривой оскал мелких прокуренных зубов сделал его тем, кем он и был на самом деле — бандитом в дорогом костюме при исполнении важного дела. Судя по зрачкам, он не кололся. Значит, это был хороший исполнитель, и его хозяин знал, за что платит.
Он ухмыльнулся во весь рот и начал что-то говорить, когда я рванул его на край пальто, и пистолет у него в кармане повернулся стволом в сторону. Он дернулся, пытаясь вытащить свою хлопушку, но я врезал ему ребром ладони по шее, и он сел на тротуар, вытянув перед собой ноги, вполне живой, вполне соображающий и начисто выключенный.