Хью Пентикост - Запятнанный ангел

— Давайте начнем сначала, — сказал я, тоже слегка раскипятившись. — Я не копался в ваших вещах, а если это пластинка ваша, у меня есть к вам несколько вопросов.

— Кто вы такой? — спросила она все еще сердито.

— Меня зовут Дэвид Геррик. Я зашел узнать, нельзя ли от вас позвонить. Кто-то разломал мою машину, пока я был в театре на холме. Я хочу дозвониться в гараж и вызвать механика.

— Вы тот человек, которого вызвала Гарриет Брок?

— Вы это узнали из первых рук, от мисс Сотби, или до вас дошли слухи?

— А что случилось с вашей машиной? — осведомилась она.

— Кто-то разрезал шины и обивку. Я не предполагал, что в Нью-Маверике водятся несовершеннолетние преступники.

— Откуда у вас моя пластинка, если вы не взяли ее здесь?

До сих пор ни она, ни я не ответили ни на один вопрос. Я решил, что сделаю это первым.

— Кто-то поставил ее на проигрыватель в театре. Кто бы это ни был, он ушел, оставив ее там, и она крутилась и крутилась. Мне стало интересно, и я пошел посмотреть. Но сейчас единственное, что меня интересует, — спасти то, что осталось от моей машины.

Лицо девушки побледнело.

— Кто-то поставил «Аппассионату» в театре?

— Кто-то, не очень жаждавший, чтобы его увидели. А теперь можно мне позвонить?

— Насчет пластинки, — продолжала девушка, не обращая внимания на мою просьбу. — Мне очень интересно узнать, с какой стати кто-то взял ее, чтобы поставить в театре. Джон Уиллард играл «Аппассионату» в ту ночь, когда его убили. И мне это не безразлично, потому что я Пенни Уиллард.

Часть вторая

Глава 1

Рыжеволосая девушка была дочерью Джона Уилларда, которой едва исполнилось три месяца, когда кто-то прострелил ему голову, и всего годик, когда ее мать заснула, чтобы проснуться уже в мире ином. Теперь в ее худеньких сильных ручках — будущее Нью-Маверика. Она не боялась прошлого. Она наняла Эда Брока, чтобы он раскрыл правду. Она не была забитой маленькой сироткой. В ней чувствовались решимость и мужество.

— Вы приехали, чтобы узнать, что произошло с Эдом Броком, да, мистер Геррик? — спросила она. Ее голубые глаза внимательно разглядывали меня, и я ясно ощутил, что на меня смотрит далеко не ребенок.

— Я приехал, чтобы помочь Гарриет, насколько это в моих силах, — ответил я. — Она и Эд — мои старые друзья.

— Окружной прокурор в Нью-Йорке интересуется этим делом?

— Нет, мисс Уиллард. Просто так случилось, что я работаю у него. Я здесь по собственной инициативе и в свободное время.

— Чем вы можете помочь Гарриет, если не узнаете, кто напал на Эда?

— Послушайте, мисс Уиллард, мы с вами незнакомы, — сказал я. — Чем я собираюсь заниматься или не собираюсь, это дело мое — и Гарриет.

— Не будьте занудой, — отозвалась она. — Если вы хоть что-то знаете о том, что здесь случилось, вам понятно, как я связана с этим делом. Несчастье с Эдом Броком произошло потому, что он работал на меня. Если вы найдете человека, напавшего на него, вы найдете и того, кто убил моего отца. Мне нужны ответы на оба эти вопроса. Я несу ответственность за Эда. Я не сую нос в то, что меня не касается.

Она говорила прямо и жестко: такая маленькая, такая сильная и одновременно такая очаровательно женственная.

— Я зануда, — согласился я. — Я знаю, насколько щедры и добры вы были к Гарриет.

— Добра! Я превратила ее жизнь в ад.

— Работа Эда заключалась в том, чтобы рисковать жизнью, — сказал я. — В этот раз у него не получилось. Печально, но это профессиональный риск. Вам не следует винить себя. Теперь отвечу на ваш первый вопрос: можно ли помочь Гарриет и хотя бы немного успокоить ее, не найдя того, кто убил вашего отца и пытался убить Эда. Разумеется, я приложу все усилия, чтобы найти убийцу. И между прочим, я хочу добраться до типа, который изуродовал мой автомобиль.

Она хитро улыбнулась:

— Вы любите свою машину, мистер Геррик?

— Страстно. И столь же страстно я не люблю людей, которые стараются меня запугать.

— Вы думаете, это оно и было — с пластинкой и машиной?

— Едва ли это можно счесть торжественной встречей, — съязвил я.

Пенни подошла к столику с красками около мольберта и взяла сигарету.

— Ответьте мне вот что. Если бы я заявила во всеуслышание, что я не намерена больше выяснять правду о моем отце, а вы увезли отсюда Броков, на этом все закончилось бы, мистер Геррик?

— Честный вопрос, и я дам на него честный ответ, — сказал я. — Возможно, да.

Она повернулась ко мне, щурясь от сигаретного дыма:

— Я готова поступить так, если вы мне скажете.

— Но вы не хотите этого делать?

— Я хочу узнать правду, — отрезала она. — Может быть, убийца точно знает, что Гарриет ничего не известно. Может быть, он даст им уехать. Но что бы я ни пообещала, здесь у него не будет твердой уверенности. Сдержу ли я свое обещание? Не пожелаю ли я снова вернуться к этому позже? Не лучше ли будет покончить со всеми сомнениями немедленно — насчет меня.

Я пристально посмотрел на нее. Она говорила о том, что не пришло в голову мне. Она была в опасности. Не меньше, чем Гарриет. Возможно, даже больше.

— Здесь происходят странные вещи, мистер Геррик. Вы слышали о Тэде Фэннинге?

— Кто такой Тэд Фэннинг? — спросил я. — И кстати, все в городе называют вас Пенни. Могу ли я тоже вас так называть, а вы звали бы меня Дэйв?

— Я не против, — ответила она. — Со мной происходят дурные вещи, Дэйв. — В ее голосе прозвучала внезапная горечь. — Я вдруг стала нечистой. Как прокаженная! Держитесь подальше от Пенни Уиллард!

— Ко мне это не относится, — сказал я, улыбаясь.

Краска залила ее лицо.

— Я люблю, — сказала она почти вызывающе. — Я люблю, и меня бросили. Мой парень ушел от меня — так запросто. Он стоял точно там, где стоите вы, Дэйв. «Мы никогда больше не увидимся, Пенни, — сказал он, — никогда в жизни». А потом повернулся и побежал так, словно все салемские ведьмы гнались за ним. Он ушел. Исчез. Пропал.

— Это и есть Тэд Фэннинг? — спросил я.

— Да.

— Тогда он идиот, — проговорил я.

Пенни задумчиво уставилась на меня. Она пыталась понять, не хочу ли я завести с ней романчик. Потом решила, что нет. А я не знал, хочу я или не хочу. Но знаю, что мне хотелось ей понравиться.

— Я бы выпила что-нибудь, — бросила она. — А вы как? Бурбон или шотландское виски?

— Бурбон со льдом, если можно.

Она показала на телефон:

— Пока я приготовлю нам выпить, вам стоило бы позвонить в полицию штата и сообщить о том, что случилось с вашей машиной. Посмотрят на нее до того, как ее увезут в гараж. Номер в начале телефонной книги.

Она была не только хорошенькой, но и практичной. Я позвонил в полицию. Мне сказали, что одна из патрульных машин заедет к Пенни примерно минут через десять. Когда я вернулся в комнату, она уже шла ко мне с бокалами, гибкая и грациозная. Я вспомнил, что ее мать была танцовщицей. Она протянула мне бокал и указала жестом на кожаное кресло, а сама снова взобралась на кушетку. С ней было легко. Словно со старым другом.

— Полиция штата и прокуратура утверждают, что не закрывали дело об убийстве отца, — сказала она, — но в действительности они перестали шевелиться через несколько месяцев после его смерти. На фестивале в ту ночь было пять тысяч человек, Дэйв, все в масках и маскарадных костюмах. Никто ничего не видел. Это мог быть кто угодно. У отца не было врагов.

— У него был враг, — возразил я.

Пенни стала рыться в кармане рубашки в поисках сигареты. Я поднес ей зажигалку.

— Вы знаете, что моя мать покончила с собой, когда мне был год? — спросила она.

— Я услышал об этом сегодня днем.

— Знаете почему?

— Нет.

— И я не знаю, — сказала Пенни и глубоко затянулась. — Когда она умерла, я осталась сиротой. Отец, хотя и был человеком искусства, умел вести дела. Он принял меры именно на такой случай. Его доверителями были банк в Нью-Йорке и его ближайший друг, художник Роджер Марч. Дядя Роджер первым из художников приехал в Нью-Маверик. Он помогал отцу во всех его начинаниях, был моим крестным и стал моим опекуном по условиям отцовского завещания, когда умерла мать. Я выросла в его семье. Его жена умерла много лет назад, но у него есть дочь Лора. Мы жили все вместе — Лора, ее муж Пол Фэннинг, их сын Тэд, который на два года старше меня, и я. Я росла как дочь Лоры, пока мне не исполнилось пять лет и меня не повели в детский дом. До этого я никогда не слышала о своих настоящих отце и матери. Я думала, что Лора — моя мама. Но дядя Роджер знал, что, как только я пойду в школу, я узнаю правду, поэтому он мне рассказал столько, сколько считал необходимым на случай, если кто-то захочет сделать мне сюрприз. Я была потрясена — и мучилась любопытством. Прошли, наверное, год или два, прежде чем я узнала всю историю. Она казалась мне странной. Я знакомилась со своим отцом через его книги и пластинки. Я даже знала звук его голоса, потому что он когда-то записал несколько народных песен. Много позже я увидела свою мать — в старом фильме, который показывали по телевизору.