Лидия Будогоская - Повесть о фонаре
- Не видел он нас тогда - факт! - шепчет Соколов. - И дураки мы будем, если сознаемся!
- Киссель не выдал бы, - говорит Миронов.
Соколов пожимает плечами.
- Киссель? Да ведь он первый полез к фонарю… Что же, он сам себя выдавать будет?
- Тише, - шепчет Миронов.
И оба они идут в самый дальний угол темного коридора. Здесь уже совсем тихо, еле доносится сюда шум перемены.
- А все-таки, - шепчет Миронов, - все-таки он может выдать - испугается и выдаст. Ты с ним поговори, когда пойдешь из школы.
- А ты сам поговори.
- Мне нельзя. Мы с ним в ссоре. Лучше уж ты настрочи его…
- Ладно.
- А потом ко мне зайди домой. Слышишь? Я тебя ждать буду.
- Есть такое дело.
И они повернули назад, к светлому коридору. Идут молча.
В раздевалке, в узких проходах между вешалками ребята натягивают свои пальтишки и вытряхивают калоши из мешков.
Миронов одевается по одну сторону вешалки, по другую сторону одеваются Киссель и Женька Шурук.
Только Миронов сунул одну руку в рукав жар-жакета, как вдруг он услышал:
- Киссель, а ведь это около вашего дома фонарь раскололи? - спрашивает Женька Шурук.
- Около нашего… - отозвался Киссель.
Миронов притаился за стенкой пальтишек и мешков с калошами и прислушивается. Он ждет, не скажут ли еще что-нибудь. Нет, ничего не слышно за вешалками.
Миронов надевает свой жар-жакет и собирается уже отойти от вешалки. Но вдруг слышит опять:
- Киссель! А Киссель!
- Ну чего тебе? - отзывается с неохотой Киссель.
- Уже не ты ли кокнул? - спрашивает его Шурук вполголоса. - Ты всегда ходишь с рогаткой.
Киссель сопит, - верно, надевает поверх пальто свою холщовую сумку. А потом отвечает спокойно и медленно:
- Рогатка? Рогатка всегда при мне… это верно. Да какой же я стрелок?… У нас есть стрелки получше меня.
Входная дверь тяжело захлопнулась за Кисселем, а Миронов все еще стоял около вешалки в жар-жакете, с шапкой в руке.
- Миронов, а Миронов! - окликнул его Соколов, вбегая в раздевалку.
Миронов оглянулся.
- Ах, это ты, Васька. А ну тебя! Я думал, что ты уже на улице. Беги, догоняй Кисселя - он только что вышел…
Соколов бросился к двери, а Миронов крикнул ему вдогонку:
- Шпарь!
В доме Мироновых пусто. Мать ушла полоскать белье на речку. Горчица одна дома. Подвязала полосатый передник, хозяйничает нынче.
Стол у нее уже давно накрыт к обеду. Салфетка чистая разостлана. Тарелки расставлены, ложка с вилкой возле каждой тарелки. Все аккуратно. Но обед еще не готов. Дрова под плитой не горят, а тлеют.
- Тетя Саша, - говорит Миронов, вешая свой жар-жакет на гвоздь у дверей. - Что, обед еще не скоро?
- Обед-то скоро, - говорит Горчица, - да только ты разделся зря. Тебе нужно к матери сбегать на речку, за бельем.
Миронов ничего ей на это не отвечает. Стоит у порога и переминается с ноги на ногу.
Горчица заглянула под крышку кастрюли, помешала в топке кочергой, а потом опять повернулась к нему.
- Ну что? - говорит. - Долго так стоять будешь столбом? Чай, она тебя там дожидается!
- Да я бы сбегал, только ко мне товарищ обещался зайти, - сказал Миронов.
- Подумаешь, какая важность! - говорит Горчица. - Товарищ! Что же, твой товарищ и подождать немного не может?
- Ладно, - говорит Миронов, - я пойду, только уж вы, тетя Саша, непременно велите ему подождать. Пускай он тут на стуле у окошка посидит. Я мигом ворочусь.
- Подождет, подождет, - сказала Горчица. - Ступай поскорее!
Миронов опять натягивает жар-жакет. И нехотя берется за шапку.
На улице сейчас совсем ясно и тихо - не то, что было днем.
Вода в канаве убыла, журчит потихоньку на самом дне. На небе клубятся облака. Теплый ветер дует в лицо. Миронов стоит у калитки и смотрит, не покажется ли на буграх Соколов.
Прошел какой-то мужчина в кожаной куртке, потом старуха с мешком на спине. А Соколова не видно.
Подождав немного, Миронов спустился на проезжую дорогу. Еще раз оглянулся на бугры. И побежал под гору к реке.
Вернулся он домой вместе с матерью, когда стемнело. Ввалился в сени запыхавшись. Поставил у самого порога тяжелую корзину с бельем и крикнул в комнаты:
- Не приходил?
- Нет, - спокойно ответила ему Горчица. - Никто не приходил.
Миронов садится у накрытого стола. Мать режет хлеб, зажигает лампу на столе и начинает разливать борщ.
Обедают молча. Мать, видно, очень устала, а Горчица не в духе.
- Куда это наш пионер нынче торопится? - говорит она, глядя, как Миронов торопливо глотает ложку за ложкой. - Смотри - обожжешься!
Миронов ей не отвечает. Оттолкнув от себя пустую тарелку, он встает из-за стола, хватает шапку и выходит за дверь. Идет к Соколову.
На буграх уже темно, ни земли, ни неба не видать. Такая чернота бывает, наверное, только в глазах у слепых.
Миронов ногами нащупывает знакомую дорожку. Только бы ее найти, и она доведет его до самого дома Соколовых. Ведь ходят же слепые. И еще как быстро ходят. Когда дорожка им знакома - прямо лупят вперед, подняв голову: кое-где только палкой в землю ткнут, чтобы с верной дорожки не сбиться.
Но Миронов не слепой, он не привык ходить в темноте.
Не успел он и десять шагов от дома отойти, как споткнулся и полетел. Руками и коленками - прямо в жидкую грязь. И шапка с головы свалилась.
Не поднимаясь с колен, шарит Миронов руками по земле. Шапку ищет. И бранится сквозь стиснутые зубы.
Еще бы! Тут спешить надо. А то у Соколовых закроются на все замки, и тогда никакими силами Ваську на крыльцо не вытянуть. А шапки никак не найти.
Но вот наконец нашлась шапка в луже. Поднял ее Миронов, но уже на голову не надевает. Держит крепко в руке. И вперед подвигается теперь медленно, шаг за шагом.
Вот досада, что палки с собой не захватил. Прежде чем шагнуть, ткнул бы в землю палкой. А то дорожка хоть и знакомая, а все попадаются на ней то камень, то кочка, то выбоина. Как будто кто нарочно изрыл дорожку и камней набросал, чтобы Миронов в темноте на каждом шагу спотыкался.
Наконец дотащился Миронов до калитки Соколовых. Пощупал рукой - открыта. Вот если бы и дверь еще не была на засове!
Добрался Миронов до крыльца, поднялся по крутым скользким ступенькам, дернул дверь. Заперта.
Миронов постоял перед дверью, переминаясь с ноги на ногу. Подергал ее тихонько. Постучал щеколдой - никто не слышит. Надо в окошко постучать,- может, Васька услышит и выйдет. Все окна в доме темные, только два окошка, самые крайние, над оврагом светятся.
Миронов пробрался к светлому окошку через густую заросль кустов и тихонько стукнул в стекло. В окошке сейчас же раздвинулась ситцевая занавеска и появилась круглая белесая голова Соколова. Вот он заслонил глаза рукой и прижался лбом к стеклу. Узнал, верно, кто стучит, и побежал к дверям с лампой. Поплыла лампа по комнате. По очереди посветила изо всех окон.
Наконец Соколов вышел с лампой на крыльцо и притворил за собой дверь. Крыльцо осветилось ярким желтым светом, а кругом во дворе стало еще чернее.
- Ты почему ко мне не пришел? - спросил Миронов шепотом. - Я тебя ждал, ждал.
- Не мог прийти, - отвечает Соколов, - мать к соседке ушла и велела дом сторожить. И сейчас еще не вернулась.
- Ну, а как? - спрашивает Миронов. - Говорил ты с Кисселем?
- Говорил,- отвечает Соколов.
- Ну и что?
- Да он говорит, что это его не касается.
- Как не касается?
- Да очень просто. Ведь не мы же с ним фонарь разбили!
- Ах, вот оно что!… Что же, вы, может, и камней не бросали?
- Да хоть и бросали, а не разбили. Если бы ты тогда не подвернулся, фонарь, может, и сейчас был бы цел.
Миронов совсем растерялся, не знает, что и сказать.
- Ну, я пойду… озяб я… - говорит Соколов.
Он поворачивается к Миронову спиной и заслоняет от него свет лампы.
- Проваливай! - говорит Миронов сквозь стиснутые зубы.
Соколов уходит в дом. Грохает засов.
VIII
На другое утро, как только прогудел за рекой фабричный гудок, Миронов вышел из дома с сумкой в руке. Но в школу он не пошел, а свернул с Гражданской в первый переулок - куда глаза глядят. Из переулка в переулок, с обрыва на обрыв, через канавы - только бы ни с кем не встретиться. Вот уже и кончились переулки. Шоссейная дорога. Справа болото, слева - мокрая глина. Домов почти уже не видно.
Миронов свернул направо - идет по узкой тропинке к лесу.
Сначала тут одни низенькие редкие елочки попадаются. Потом деревья все выше, все гуще. Вот уже и совсем густой сырой лес. Вышло солнце из-за грязной тучи и все осветило. Можно подумать, что в лесу лето.
Еще дальше прошел Миронов по узкой тропинке. Лес опять начал редеть. Вот глубокий лесной овраг. На краю оврага куча битых камней, кирпича, обгорелые балки и почти целое каменное крылечко с колонками. Это тут дача была, ее разбило грозой.
В овраге светлый ручей. А по ту сторону - горелый черно-рыжий лес.
Миронов кинул сумку на землю и присел на камень у оврага отдохнуть. Сел и не встает. Смотрит, какие от солнца в лесу просветы, как на дне оврага бежит ручей по желтому песчаному дну. Уж очень хорошо здесь. Воздух легкий. Даже в груди стало просторнее.
