Лидия Будогоская - Часовой
На нем такая же спецовка, кепка, противогаз через плечо. Я бы ни за что его от них не отличила, так бы он и прошел вместе с ними на двор, если бы раньше в переулке не приметила вот эту голову опущенную и приподнятые плечи.
- Стойте! - сказала я.
Он сейчас же остановился.
- Вы куда идете?
- Я рабочий… - отвечает он.
- Какой рабочий? Я же видела: вы со двора не выходили. Из переулка идете?..
- Ну и что же, - говорит он и смотрит на меня тускло исподлобья. - Я строитель Медведев. Вы разве меня не запомнили? А я вот даже знаю, что вас Ольгой зовут.
Смотрю я на него… Кажется, строитель Медведев у нас был. Но почему же он не пришел на работу с утра, а только сейчас?.. Прогулял и теперь не знает, как ему в ворота прошмыгнуть?..
- Покажите ваш пропуск! - сказала я.
- А пропуска у меня нет, - говорит он.
Вот это меня удивило.
- Почему же у вас нет пропуска?
- А я сейчас у вас уже не работаю. Направили в другое место.
- Ах так, - говорю я, - так зачем же вы идете?
- Повидаться.
- Повидаться? Повидаться я вас не пропущу.
- Подумать,- говорит он,- какие строгости! Сколько времени здесь работал, а теперь и повидаться нельзя.
- А вы идите к главному подъезду и попросите разрешения у дежурного по части, - сказала я.
Он покачал головой и говорит:
- Нет уж, некогда мне канитель разводить. Так вы передайте Кондратьичу, что к нему приходил Медведев…
- Вы к Кондратьичу? - говорю я. - А знаете что? Я Кондратьича могу вызвать сюда за ворота. Вы с ним и повидаетесь.
Медведев немного оживился.
- Пожалуйста, - говорит, - пожалуйста!
- Ладно, вызову. Но только отойдите вы от ворот. Он отошел к забору.
Хорошо, что я догадалась так сделать. Быть может, Кондратьичу тоже будет обидно, что к нему пришли, а повидаться не удалось: никто даже не захотел его об этом известить. Вызвать за ворота можно даже военнослужащих - это самое обыкновенное дело. Я подозвала дядю Васю.
- Скажи Кондратьичу, пускай выйдет за ворота. К нему Медведев пришел.
Дядя Вася оставил возле меня совок и метлу и побежал. Да ведь он готов лоб расшибить для Кондратьича.
Возвращается.
- Кондратьич выйти не может, - говорит дядя Вася, - потому что ему надо сейчас принимать картошку. Так ты Медведева к нему пропусти.
- Нет, пропустить не могу, - сказала я.
- Ой, брось, - говорит дядя Вася, - брось ерундить! Пройдет и сейчас же при тебе выйдет; а так тоже нельзя ни для кого снисхождения не делать, особенно для Кондратьича. Он сказал: «Передай Ольге, что пришел мой племянник и я прошу его ко мне пропустить».
Я молчу. Что ж, ссориться с дядей Васей, с Кондратьичем? В самом деле, пройдет племянник к Кондратьичу, поговорит и выйдет. Пустяки! Медведев опять к воротам подходит.
- Кондратьичу некогда, - говорю я. - Проходите к нему, только ненадолго: мне скоро смена.
- Да мне всего на десять минут, - сказал он и прошмыгнул на двор. Так быстро! Я даже от него не ожидала. Точно растаял среди рабочих.
Представляла я себе, как будет хорошо, когда сменюсь, но получилось другое.
Когда я ужинала, я не чувствовала, что ем, и, лежа в постели, не ждала, когда придет Дашенька. Мне ничего не хотелось рассказывать - Медведев не вышел…
Еще полчаса рабочие таскали кирпичи, и я держала ворота открытыми. Не вышел, а говорил: «Мне всего на десять минут». «Ну, ничего, - подумала я, закрывая ворота. - Я его через будку выпущу». Стою в будке, - не появляется… и дядя Вася исчез, а то бы я дядю Васю послала его искать. А тут не появляется и не появляется.
Пришла мне смена. Первый раз я смене не обрадовалась. Ну, что делать? Не могу же я сказать, что хочу стоять на посту еще!.. Я сдала пост.
Да, Медведев так и не вышел при мне.
Глава X. КОНДРАТЬИЧ
В комнате еще полумрак, тишина. Но вдруг заговорило радио. Шесть часов. Новый день занимается…
При первых звуках радио на отделении дежурная сестра встряхивает градусники и начинает еще сонным больным измерять утреннюю температуру… На заднем дворе вырастает, как из-под земли, фигура дяди Васи. Он начинает скрести асфальт метлой. А часовые? Часовые шагают взад и вперед бодро, думая, что осталось стоять уже недолго… Вот что значит шесть часов.
А мне можно спать хоть до восьми. У меня утро свободное, но я больше спать не могу. Я себе представила, что произошло с Медведевым.
Когда он наконец наговорился с Кондратьичем и направился к воротам, часовой прогнал его от ворот, потому что с заднего двора никого выпускать нельзя.
Тогда Медведев попытался выйти через главный подъезд вместе с рабочими: ведь другого выхода из госпиталя нет.
Но часовой на посту у главного подъезда проверяет пропуска и у выходящих. Этот часовой и задержал Медведева, потому что у него не оказалось пропуска, и передал его дежурному по части, а дежурный по части выясняет, каким образом он без пропуска в госпиталь попал. Вот что я наделала!..
Да, он уже выяснил еще вчера… и доложил начальнику караула - старшему лейтенанту Голубкову, а быть может, и начальнику госпиталя. Новый день занимается, что-то будет?
Зашевелилась Дашенька. Ей вставать время. Быть может, ей об этом рассказать?.. Она скажет: «Ну, пропустила племянника к Кондратьичу - подумаешь, какая беда!..» И мне станет легче.
Нет, она считает, что нужно поступать по совести даже в каждой мелочи. За то и бранит своих аптекарей, что они это нарушают. Мне легче не станет, не расскажу.
Дашенька приподнялась и, наверное, взглянула на меня, потому что стала одеваться в полумраке, не поД' нимая штору, чтобы меня не тревожить. Что-то звякнуло, верно, мыльница, которую она взяла с полки.
Так и есть, она пошла умываться. Пошла босиком, потому что сапоги у нее скрипят.
Вот как она бережет мой сон! Наденет сапоги только тогда, когда совсем будет уходить, у самых дверей. Милая Дашенька, что за это сделать для тебя?
Вот что я сделаю. Когда она уйдет, сейчас же встану, принесу горячей воды и буду в нашей комнате мыть пол. Она это любит. Придет вечером и скажет: «А, ты пол вымыла? Как хорошо! Сразу воздух другой!»
Вымою пол чисто-начисто, чтобы босиком ей было ходить приятно. Не вышло.
Дашенька ушла. Но только я вздернула штору, раздался громкий стук в дверь.
- Кто там? - спрашиваю я.
- Это ты, Ольга? - Голос как будто Галины.
Я приоткрыла дверь.
- Выходи скорей на двор, - говорит она. - Старший лейтенант Голубков велел до завтрака построиться на дворе всем, кто сменился и от наряда свободен.
- Зачем? - спрашиваю я.
- Да получилась одна неприятность, и он будет с нами говорить…
Она ушла.
Ну вот!.. И так быстро?.. Из-за меня команда будет строиться… Старший лейтенант Голубков решил меня отчитать перед всеми.
Надеваю гимнастерку, руки не слушаются, и не знаю, куда девался ремень… Когда наконец оделась и берет натянула синий с красной звездочкой, вспомнила, что не умылась. Но так и пошла неумытая.
На втором дворе возле арки строилась караульная команда. Второй двор бывает забит машинами, но сейчас машины ушли - и там свободно…
- Равняйсь! - командует старший лейтенант Голубков.
Вдруг подбегает Пацуфарова, запыхавшись, придерживая рукой противогаз.
- Разрешите встать в строй.
- Почему опаздываете?- спрашивает старший лейтенант Голубков.
- А я, товарищ начальник, только что сменилась с вы'шки. С вышки далеко идти.
Старший лейтенант Голубков разрешил ей стать в строй, а она соврала. У нее в противогазе торчит стеклянная банка с кашей. Она сменилась и еще бегала за завтраком. Вечно врет!
А что со старшим лейтенантом Голубковым? Он всегда такой спокойный, даже во время обстрела. На занятиях с нами, особенно на строевых, кто его терпеливей?.. А сейчас дает команду:
- Смирно!
И уже кажется, никто не шелохнется, а он в третий раз:
- Отставить! И потом:
- Смирно!.. Вольно!
И начал обходить строй. Пацуфарову выгнал из строя: заметил банку с кашей в противогазе. Ни одну не пропустил, чтобы не сделать замечания. И даже проговорил сквозь стиснутые зубы:
- Разболтались!
Приближается ко мне… таким я его еще не видела. Это все я виновата. Моя оплошность его из себя вывела. В сто раз лучше мне было бы поссориться с Кондратьичем и дядей Васей, чем теперь краснеть от стыда перед старшим лейтенантом Голубковым.
И вот он стоит передо мной. Я вытянулась, но глаз не поднимаю… Сейчас он обо мне скажет, да еще ко всему заметит, что я в строю неумытая…
- Ольга, - ремешок… - вдруг говорит мне тихонько старший лейтенант Голубков и идет дальше.
Я схватилась руками за ремень. Пряжка не на середине, а немного сбоку. Я поправила… «Ремешок» - и больше ничего?.. Что это такое? И ко мне он был даже добрее, чем к другим, назвал по имени. Не понимаю…
Да вот он уже говорит, а я почти не слушаю.
- Вчера, - говорит старший лейтенант Голубков, - патрули задержали трех медицинских сестер нашего госпиталя. Они без увольнительной гуляли по городу. Начальнику госпиталя пришлось их выручать из комендатуры.
