Израэль Зангвилл - Тайна Биг Боу
Человек, Смотрящий через собственные очки.
(Теория нашего корреспондента не настолько оригинальна, как ему кажется. Разве он не смотрел через очки людей, настойчиво и неоднократно предлагавших на роль уайтчапелского убийцы полицейского, нашедшего тело? Кто-то ведь должен находить тела, раз уж их вообще приходится находить.
Редактор ПеллМеллПресс).
* * *
Впрочем, редактор мог только радоваться тому, что он опубликовал это письмо — ведь на него откликнулся следующим образом сам именитый сыщик Гродман:
РАЗГАДКА ТАЙНЫ БИГ БОУ
Сэр, я не могу согласиться с вами в том, что теория вашего читателя недостаточно оригинальна. Напротив, я полагаю, что она восхитительно оригинальна. Более того, она подала мне идею. В чем заключается эта идея, я пока не стану говорить, но если «Человек, Смотрящий через собственные очки» сообщит мне свои имя и адрес, то я буду рад сообщить ему несколько раньше, нежели остальному миру, какие плоды дал этот росток. Я почувствовал в нем родственную душу и, пользуясь возможностью, хочу открыто заявить, что я весьма разочарован невнятным решением суда. Со всей очевидностью можно сказать: это было убийство. Открытый вердикт выявляет тенденцию к ослаблению рвения Скотленд-Ярда в своей работе. Я надеюсь, что меня не обвинят в нескромности или критиканстве, если я скажу, что у его сыскного отдела в последнее время было слишком много громких провалов. Сейчас Скотленд-Ярд уже не тот, каким был прежде. Преступники становятся дерзкими; они больше не знают своего места, если можно так выразиться. Они бросают нам вызов вместо того, чтобы прятаться в своих норах. Повторюсь, я делаю это замечание исключительно в интересах закона и порядка. Я ни на минуту не могу поверить в то, что Артур Констант покончил с собой. Если Скотленд-Ярд удовлетворен таким объяснением и, перевернувшись на другой бок, собирается продолжить спать, тогда, сэр, одно из самых грязных и ужасных преступлений века навсегда останется безнаказанным. Мое знакомство с несчастной жертвой состоялось совсем недавно. Тем не менее, я знал его достаточно хорошо, чтобы быть уверенным (надеюсь, я достаточно повидал на своем веку, чтобы судить), что он был человеком, совершенно не способным на насилие, будь то направленное на самого себя или на кого-либо еще. Да он и мухи не обидит, как говорится. У этого изнеженного человека не хватило бы духу наложить на себя руки. Он был достаточно уважаемым человеком, и я горжусь тем, что он считал меня своим другом. Я едва ли нахожусь в том возрасте, когда мог бы желать вернуться в строй,— однако, сэр, я не буду знать покоя, пока виновник этого грязного преступления не будет найден. Я уже связался с семьей погибшего, и они, как я могу заявить, полностью доверяют мне. С моей помощью они надеются очистить имя своего несчастного родственника от косвенного обвинения в суициде. Я буду рад, если все те, кто разделяет мое недоверие к официальному расследованию и имеет при этом какой-либо ключ к разгадке этой страшной тайны либо какое-нибудь правдоподобное предположение, в общем, если любой человек, «смотрящий через собственные очки», свяжется со мной. Если бы у меня спросили, какого рода ключи могут быть наиболее полезны, я бы ответил, что в первую очередь ценными являются сведения, позволяющие собрать воедино полную картину жизни и разнообразной деятельности этого человека в Ист Энде. Он так или иначе пересекался с большим количеством людей; правда ли, что у него не было никаких врагов? Ведь даже действуя из лучших побуждений, человек может ранить или обидеть; его вмешательство может стать причиной негодования; быть может, тут замешана и ревность. Молодой человек вроде покойного мистера Константа может быть весьма добродетельным, но не столь проницательным. На чьи мозоли он мог случайно наступить? Чем больше мы узнаем о последних месяцах его жизни, тем скорее мы узнаем о том, как он умер. Заранее благодарю вас за публикацию этого письма на страницах вашей газеты и остаюсь вашим покорным слугой,
Джордж Гродман, Гловер-стрит, 46, Боу.
P.S. Пока я писал эти строки, благодаря любезности мисс Брент в моих руках оказалось весьма ценное письмо — вероятно, это последнее письмо, написанное несчастным джентльменом. Оно датировано понедельником, третьим декабря, то есть как раз накануне убийства. Письмо было адресовано ей во Флоренцию, и после небольшой задержки снова было переслано в Лондон, куда поспешно выехала мисс Брент, узнав о печальном известии. Письмо, в общем, написано довольно бодро, и в нем покойный подробно описывает свои планы. Конечно, некоторые части письма не предназначены для внимания широкой общественности, но не может быть никакого вреда в публикации следующего важного фрагмента:
«Кажется, ты переняла идею о том, что Ист Энд является чем-то вроде Голгофы, хотя книги, из которых ты эту идею почерпнула, непременно помечают как беллетристику. Лэмб как-то сказал, что, думая о тёмных веках [17], мы представляем их себе темными в буквальном смысле слова — без солнечного света; потому я считаю, что люди вроде тебя, моя дорогая, думают об Ист Энде, как о смеси из слякоти, страданий и смертоубийств. Как тебе нравится такая аллитерация? [18]Но в пяти минутах ходьбы от моего жилища находятся прекрасные домики — с садиками перед домом и позади него, в них живут очень милые люди, а сами дома хорошо обставлены. Рты многих из моих университетских друзей открылись бы от удивления, если бы они узнали, какие доходы получают некоторые лавочники на Хай-Роуд.
Местные богачи, может, не столь светские люди, как в Кенсингтоне или Бэйсуотере, но они так же глупы и приземлены. Не отрицаю, Люси, у меня тоже бывают черные дни, когда я тоскую и хочу убежать прочь, в солнечные края, где можно жить в свое удовольствие. Но, в общем и целом я слишком занят, и у меня нет времени даже на то, чтобы помечтать о том, как когда-нибудь я смогу мечтать. Когда наступают по-настоящему черные дни, я начинаю сомневаться — а делаю ли я что-либо хорошее? Но, в конечном счете, моя совесть (или мое самомнение) отвечает утвердительно. Если человек не может сделать многого для всего человечества, то, во всяком случае, он может найти утешение в том, что делает что-то для отдельного человека. В конце концов, разве мало того, чтобы творить добро хотя бы для одной или двух человеческих душ? Здесь встречаются довольно интересные персонажи, особенно женщины,— натуры, способные не только на самопожертвование, но и на прочие деликатные чувства. Научиться понимать таких людей, помочь одному или двум из них — не будет ли этого достаточно для возвращения? Я не смог попасть в Сент-Джеймс Холл и послушать симфонию Хеншеля в исполнении вашего друга. Читаю последнюю книгу мадам Блаватской и весьма заинтересовался оккультной философией. К сожалению, нахожу время для чтения лишь перед сном, а эта книга нисколько не похожа на большинство новых книг и не является снотворным. Я нахожу, что «Теософия» поддерживает человека в бодрствующем состоянии не хуже, чем зубная боль…»
* * *
РАЗГАДКА ТАЙНЫ БИГ БОУ
Сэр, хотел бы я знать, был ли кто-нибудь кроме меня удивлен невероятно дурным стилем письма мистера Гродмана в вашем прошлом выпуске? То, что он, бывший служащий сыскного отдела, теперь публично оскорбляет и унижает полицию, можно со снисхождением объяснить лишь тем предположением, что с возрастом ему стало недоставать рассудительности. Что касается того письма, которое он цитирует, то, интересно, было ли у близких покойного право передавать ему какие-либо личные документы? Без сомнения, похвально, что он стремится отомстить за человека, которого он несколько с долей снобизма называет своим другом. Однако, учитывая содержание его письма, не уместней ли было бы опубликовать его под заголовком «Тайна Биг Боу откладывается»? Прилагаю свою визитку и остаюсь вашим покорным слугой,
Скотленд-Ярд.
* * *
Джордж Гродман раздраженно прочитал это письмо и, скомкав газету, презрительно пробормотал: «Эдвард Вимп».
Глава V
— Да, но как же красота? — спросил Дензил Кантеркот.
— Плевать на красоту! — отрезал Питер Кроул так, будто он состоял в комитете академии.— Дайте мне Истину!
Конечно, Дензил не стал делать ничего такого, да и не мог — истины у него при себе не оказалось.
Дензил Кантеркот курил сигарету в лавке своего арендодателя, источая вокруг себя оригинальность и приятный аромат, контрастировавший с запахом кожи, пропитавшим помещение. Кроул чинил обувь и беседовал со своим жильцом, не поднимая глаз. Он был маленьким большеголовым человеком, с болезненным цветом лица, грустными глазами и в засаленном фартуке. Дензил, как всегда, был в тяжелом пальто с меховым воротником, без которого его никто не видел на людях в зимнее время года. Частным порядком он снял его и присел, оставшись в одной рубашке. Кроул был мыслителем или, по крайней мере, почитал себя таковым; в любом случае, у него был оригинальный склад ума. Его волосы стремительно редели на макушке, как будто бы сам его мозг стремился стать как можно ближе к окружающему миру. Он гордился тем, что не имел никаких причуд. Немногие люди обходятся без каких-либо слабостей или хобби; Кроул был одним из них и порой чувствовал себя одиноким в своем превосходстве. Он был вегетарианцем, антиклерикалом, трезвенником, республиканцем и противником курения. Мясо он считал причудой, религию — причудой, алкоголь — причудой, монархию — причудой, табак — причудой. «Простой человек, вроде меня, может жить без причуд»,— любил говорить Кроул. Слова «простой человек» были его любимым выражением. Когда воскресным утром он выступал на Майл-Эндском пустыре [19], прямо напротив своей лавки, обличая во всех грехах королей, священников и бараньи котлеты, то слова «простой человек» в его речи становились чем-то вроде лейтмотива в симфонии. «Я всего лишь простой человек, и я хочу знать» — этой фразой он всегда обрубал паутину логических изысков, с презрением ставя в разговоре точку. Когда в воскресенье после обеда Кроул отправлялся немного освежиться в Парке Виктории, то именно этой фразой он неизменно пользовался для искоренения сверхъестественного мракобесия. Кроул знал Библию лучше многих священников и всегда носил в кармане небольшой экземпляр с загнутыми уголками страниц — так он помечал противоречия в тексте. Вторая глава Иеремии говорит об одном, а вторая глава послания Коринфянам говорит совсем другое. Возможно, оба противоречивых высказывания могут соответствовать истине, но «я всего лишь простой человек, и я хочу знать». Кроул проводил уйму времени, подбирая цитату против цитаты. Вряд ли любители петушиных боев получали большее удовольствие, нежели Кроул, когда ему удавалось найти противоречие в двух стихах. Метафизический гений Кроула приводил прихожан в неистовое бешенство с примесью восхищения и заставлял его врагов лишаться дара речи от ужаса. Например, он обнаружил, что Бог не может передвигаться, ведь он, как известно, вездесущ. Также он первым придумал приводить священников в замешательство, рассказывая историю о двух одновременно умерших святых, один из которых был в Австралии или в Новой Зеландии, а другой — в Лондоне. Оба вознеслись на небеса, но ведь это значит, что они двигались в прямо противоположных направлениях. А следовательно, они во веки веков не встретятся. Кто же из них тогда попадет в рай? Или такого места не может быть? «Я всего лишь простой человек, и я хочу знать». Оставьте нам открытые пространства; они свидетельствуют о неизлечимом интересе людей ко всему непознанному и необъяснимому. Даже Гарри может уделить пять минут гипотетической теологии, если Гарриет не торопится [20].
