Анна Литвинова - Дамы убивают кавалеров
Разгрузка-погрузка обычно заканчивалась к полудню. К этому времени на рынок являлись пенсионерки и домохозяйки. Они увлеченно перелопачивали весь базар в поисках самой дешевой еды. Устраивали визгливые сцены в местном отделении санэпидстанции и подле контрольных весов. Особо сволочной народ строчил жалобы на обсчеты-обвесы. Некоторым из кляуз проверяющие давали ход, приходилось от них откупаться. И Услан потому дал торговцам негласное указание: пенсионерам не хамить, не обвешивать их и гниль им не подсовывать. А то себе дороже.
Торговцы отыгрывались на менее прихотливых покупателях. Эта публика посещала владения Услана вечерами – работяги, клерки, трудящиеся женщины. Уставшие после дневной службы, они покупали быстро, без особого разбора и делали рынку основной оборот. Продавцы любили рабочий люд – нещадно обвешивали его, обсчитывали, подсовывали под сурдинку лежалый или порченый товар…
В восемь вечера рынок закрывался. Но вдоль забора еще долго стояли особо упорные торговцы, уговаривая покупателей взять товар с бешеной скидкой. С закатом солнца к рынку выползали несуны – так на Косинском называли продавцов «травки».
А ближе к ночи сюда съезжались дачники. Привозили выращенные на шести горбатых своих сотках лук, чесночок, редиску и сдавали их оптом. Выручали они за свой товар немного, и, хвала Аллаху, дело удалось наладить так, чтобы эта мелочь не толклась здесь со своими редисками, не создавала суету и ненужную конкуренцию. Дачники хорошо знали: или сдавай товар оптом за бесценок, или лихие ребята опрокинут твои ящички, рассыплют по асфальту клубнику-помидоры. А хулиганов потом ищи-свищи…
Услан иногда размышлял: «Супермаркетов в Москве – немерено. И продмагов. И всяких «экономных» магазинов – «Копейки» там, «Копилки»… Только народ все равно ко мне приходит. И будет приходить. Потому что везде картошка – по девять рублей за кило. А у меня – по пять, а мелкая – по четыре. Конечно, за те деньги и гнилушек подложат, и обвесят… А все равно получается народу выгодней, чем в магазине.
Или возьмем английский чай под названием «Липтон». У меня на рынке один одноразовый пакетик стоит девяносто пять копеек. А у Арсенчика в «Беременной парашютистке» тот же пакет, с моего же рынка, разбавленный практически бесплатным кипятком, стоит пятьдесят рублей. Прибыль – более пяти тысяч процентов! Или это рентабельность называется? В общем, как ни называй, – денег получается до х…я.
Но, главное, – думал Услан, – оборот. Чем ждать, пока у тебя купят стакан чая за полтинник, лучше тысячу пакетов за это же время продать по девяносто пять копеек. Вот она, выгода! Оборот!»
Услан целый год проучился в Плехановской академии. За то время успел узнать разные экономические теории и термины. Его любимым словом стала выгода во всех приложениях: ожидаемая выгода, упущенная выгода, возможная выгода…
Держать рынок было безусловной выгодой.
…Начало июля здесь было, пожалуй, самым горячим месяцем. Уже созрели кабачки, баклажаны, огурцы, помидоры, молодой чеснок. Из Краснодарского края гнали бесконечные фуры с клубникой и черешней. Узбекистан поставлял абрикосы, персики и лысые персики, называемые нектаринами. Укропа, петрушки, кинзы, зеленого лука, салата привозят столько, что их продавцы готовы передраться за торговое место. И народу все прибывает, прибывает… Кому-то приходится даже отказывать, кого-то – привечать. К примеру, сегодня Услан послал фермеров из Хохляндии – и так весь рынок уже завалили клубникой. Только цену сбивают. А резвых девах с желтой черешней (из какой-то Архипо-Осиповки) – принял. И черешня дешевая, и девки ладные…
Наряду с овощно-фруктовыми да оптово-розничными продажами Услан развивал на рынке сопутствующий бизнес. Поставил забегаловку, потом еще одну чайхану, открыл новый зал игровых автоматов. Выбил в СЭС разрешение для земляков из числа «черных хозар» – те пожелали печь и продавать народу лаваш. Явилась колония узбеков – сорок семь душ, не считая малых детей. Им Услан разрешил просить на рынке и близ него милостыню – за двести баксов в день на круг. А таджиков на тот же самый промысел не пустил – у тех с младенцами негусто, а ходячим детям, пусть даже худым и грязным, хрен кто подаст.
…Услан с удовольствием шел по своей территории. Дело двигалось, крутилось, пульсировало. Сливало в его карманы живые деньги, живую выгоду. Знающие торговцы почтительно его приветствовали. Алкаши заискивающе кланялись едва ли не в пояс. Нищие стыдливо прятали протянутые было к нему руки.
Услан навестил официального директора рынка. Велел тому набрать еще с десяток уборщиков – а то СЭС как пить дать прие…ся. Понаблюдал за нервной толпой, вертевшейся у контрольных весов, – слишком много умников развелось. Не довели бы до беды… Пришлось дать указание втихую сдвинуть на «контрольках» рисочки на тридцать граммов. Как говорят эти русские: береженого бог бережет.
Потом Услан направился к корейцам, занимавшим целый ряд своими морковками-черемшами. Ему давно поступали жалобы на то, что хитрые сюнь-фуни не доплачивают ежедневного ясака. Оговариваются, что нет, мол, у них торговли. Услан решил кореек не уговаривать – и без них места мало. Кто не хочет платить – пусть катится к е…ой матери. А на их места он поставит овощников.
Услан брезгливо протискивался сквозь плотную, дурно пахнущую толпу. Морщился от визгливых криков продавцов-зазывал. На тщательно наполированных ботинках уже осела пыль. Кто скажет, усмехнулся, что его работа – непыльная?..
Он приближался к корейскому ряду и уже придал лицу неприступное выражение… И тут кожей почувствовал, что на рынке что-то происходит. Нет, внешне все выглядело спокойно – обычная оживленная торговля. Но крики торговцев стали слышны чуть громче, и посетители задвигались чуть быстрее. Услан уловил обрывки фраз: «Кошмар… бежим отсюда… милиция!»
«Что? ОМОН?» – не поверил он. Его всегда заранее предупреждали о масштабных милицейских операциях. И он заблаговременно выдворял с рынка торговцев «травкой» и тех «черных хозар», что проживали в столице без регистрации.
Крики раздавались со стороны главного входа. Услан решительно повернул туда. Ему навстречу в беспорядке двигались люди. Толпа нарастала, раздувалась. Протискиваться сквозь нее становилось все сложнее. Он выхватил взглядом растерянное лицо директора рынка. Поманил его пальцем. Тот мгновенно проюлился сквозь плотный поток людей. Не дожидаясь вопроса, растерянно пробормотал:
– Говорят, там змеи…
– Что-о? – повысил голос Услан.
Змеями хозары называли налоговых инспекторов.
Директор (он был русским и с трудом усваивал хозарскую терминологию) еще больше смешался:
– Живые змеи. Настоящие змеи! – Он с трудом перекрикнул шум толпы. И рукой показал извилистое движение: ползут, мол.
Услан усмехнулся. От жары у народа не все с крышей в порядке. Откуда здесь – змеи? А волнение меж тем нарастало. Услана и директора, стоявших посреди прохода, обходить перестали. Толкали, отпихивали, норовили смести. Неслись крики: «Она его укусила!!! Пена на губах! А «Скорой» нет!!!»
– Пошли, – приказал Услан директору. Сейчас он разыщет шутника и наваляет та-аких пендюлей – за семь километров рынок обходить будет! – Пошли давай!..
Но никакого «пошли» не получилось. Толпа очумело сносила с прилавков пирамиды фруктов. Услана с директором оттеснили, прижали к лотку с редиской. «Шутники! Вашу маму, блятт!»
Услан схватил за шкирку молодца-охранника, бодро драпающего в толпе. Потребовал ответа:
– Где змея?
– Не змея – змеи!!! – ответил тот, не скрывая дрожи в голосе. – На фруктах! До хера и больше! – Покосился на Услана и добавил: – Вот, спешу, чтобы вызывать милицию.
– Дурак, – тихо проговорил Услан и достал мобильный телефон. Набрал номер службы спасения. Спокойно сказал оператору:
– На Косинском рынке обнаружены змеи. Количество? Большое. Порода? Неизвестная порода. Кто говорит? Хозяин рынка. Ты своих, красавица, поторопи, я заплачу им, поняла, дочка?
…Ближе к вечеру Услан просуммировал убытки.
Перепуганная толпа снесла восемьдесят четыре легких лотка и четыре стационарные палатки. Ущерб по данной графе составил девятьсот пятьдесят долларов.
К нему явилась депутация возмущенных продавцов – их товар побили, подавили, а под сурдинку – и поворовали. Торгаши потребовали контрибуцию за материальный и моральный ущерб. Услан жестоко торговался. Но на уступки все же пришлось пойти. Торгаши выклянчили освобождение от обязательных платежей сроком на неделю – а это без малого пять тысяч баксов.
Службе спасения Услан отстегнул пятьсот гринов за стремительную ликвидацию последствий неприятного происшествия.
