Барри Мейтланд - Марки королевы Виктории
– Что? – Улыбка на лице Макларена превратилась в кислую гримасу. Он с подозрением посмотрел на Брока, и тот быстро сказал: – Так дела не делаются, Салли. Если вы знаете, кто такой Рафаэль, то должны сказать нам об этом.
– Благодарю вас, мистер Брок, – процедил сквозь зубы Макларен. – Прошу вас, миссис Мэлони…
– Ну уж нет, извините. Это мое условие. Если вы с ним не согласны, я ничего вам не скажу. Ни сейчас, ни когда-либо еще. – Она с самым решительным видом сложила на груди руки.
– Миссис Мэлони, – тихо сказал Макларен, вновь овладевая собой. – Если бы у меня хоть на мгновение закралась мысль, что предложенный мистером Броком способ общения с Сэмми лучше установленного правилами, я бы дал ему на это «добро». Но это не так. Вы не понимаете, о чем просите. Позволить мистеру Броку вступить в помещение, где укрывается Сэмми, все равно что подписать ему смертный приговор. Сэмми убьет его, инспектора Десаи, которого он удерживает, а затем и самого себя.
– Нет, не убьет, – твердо сказала Салли. – Потому что мистер Брок не останется в одиночестве. Я пойду вместе с ним.
– Что? – чуть ли не синхронно произнесли Макларен и Брок.
Салли позволила им пару секунд обмениваться возбужденными возгласами, потом подняла руку, и они замолчали.
– Есть вещи, – сказала она, – кроме меня, никому не известные. Кое-что такое, что Сэмми должен от меня услышать. И он подсознательно хочет это услышать, поскольку только после этого он сможет снова начать жить. Вот почему я должна пойти туда вместе с мистером Броком и поговорить с ним, суперинтендант. Другого пути нет.
Макларен, пораженный ее маленькой прочувствованной речью и прозвучавшей в ее голосе убежденностью, некоторое время молча на нее смотрел.
– Что у вас на уме, миссис Мэлони? Что вы хотите ему сказать?
– Вам я больше ничего не скажу. – Она сжала губы в нитку и замолчала.
В одиннадцать тридцать вечера, когда прожекторы были расставлены, снайперы заняли свои позиции, а на парковочной площадке застыли в боевой готовности несколько машин «скорой помощи», Брок и Салли поднялись на третий этаж и двинулись вперед по темной пустой галерее. Они шли медленно и осторожно, поскольку путь им то и дело преграждали завалы из строительного мусора, битое стекло и звенья ржавых водопроводных труб, оставшиеся от тех времен, когда квартиры в этом здании, прежде чем его выставили на продажу, были разграблены и все сколько-нибудь ценное из них вынесено. Когда они добрались до квартиры, где полицейские специалисты с помощью своего оборудования уловили подозрительный шум, Брок постучал в заколоченную листами фанеры дверь. Он хотел, чтобы его стук не был ни пугающе громким, ни опасливо тихим, если так можно выразиться, спокойным и уверенным. Если разобраться, стук в дверь – это своего рода способ коммуникации, и переданный при его посредстве сигнал многое может сказать настороженному человеку, скрывающемуся за ней. Примерно полминуты после этого Брок и Салли ждали, какая последует реакция, но так как ее не последовало вовсе, Брок постучал снова, на этот раз сопроводив стук словами:
– Сэмми, это Дэвид Брок. Со мной Салли Мэлони. Она считает, что вы скрываетесь здесь. В коридоре, кроме нас, никого нет. Все остальные находятся на значительном удалении от этого места, чтобы не мешать нашему общению.
Брок произнес это, едва не касаясь губами фанерной обшивки; он не знал, на какую глубину распространяются в помещении звуки из коридора.
Послышался скрип, после чего заколоченная фанерой дверь медленно отворилась. В темноте дверного проема Брок не смог рассмотреть ничего, кроме ствола винтовки, направленного ему в грудь. Потом ствол втянулся в темноту, и Брок и Салли осторожно вошли внутрь. Повинуясь движению винтовки, словно указующему персту, они повернули направо и, то и дело спотыкаясь, прошли сквозь еще один темный дверной проем в комнату.
– Здесь у нас располагалась гостиная, – прошептала Салли, после чего они услышали звук захлопывающейся входной двери и лязг задвижек. Потом зажглась работавшая от аккумулятора переносная лампочка для кемпинга, осветившая неярким желтым светом пустую комнату и фигуру лежавшего в углу инспектора. У Десаи были заклеены липкой лентой глаза и рот. Та же самая лента стягивала его руки в запястьях, а ноги в щиколотках.
Старлинг стоял у двери, направив на Брока и Салли свою винтовку.
Он сказал:
– Садитесь на пол. – Его голос подрагивал от возбуждения и был хрипловат – должно быть, из-за того, что у него пересохло во рту.
Они подчинились, потом Брок сказал:
– Спасибо за согласие нас принять, Сэмми. Нам нужно с вами поговорить.
– Нет! – взвизгнул он. – Нам не о чем с вами разговаривать.
– Теперь я ваш заложник, Сэмми, – тихо сказал Брок. – Может, отпустите этого парня? Он не имеет к этому делу никакого отношения…
– Заткнитесь! – закричал Сэмми так громко и пронзительно, что Брок и Салли вздрогнули. – Еще одно слово – и я вас пристрелю. Я сделаю это, клянусь.
Можно было не сомневаться, что он именно так и поступит. Теперь все хранили молчание. Глядя на Десаи, трудно было сказать, в каком он состоянии. Он лежал без движения, как мертвый. Возможно, он уже умер – или от удушья, или захлебнувшись собственной блевотиной. Сэмми мог и не знать, что уже убил своего заложника.
– Он хочет обмануть меня, я знаю, – сказал Старлинг, обращаясь к Салли. – Он украл выкуп за Еву, а теперь хочет облапошить меня. Я сказал им, чтобы он приходил вместе с Рафаэлем, но он вместо него привел тебя. Ты зачем вообще пришла?
– Я должна кое-что тебе сказать, Сэмми, – прошептала Салли. – Кое-что важное, о чем ты должен знать.
– Если ты пришла меня успокаивать или рассказывать гадости о Еве… – Он замолчал и навел на нее свою винтовку.
– Я хочу сообщить тебе кое-что неприятное, Сэмми, очень неприятное. И о себе, и о Еве. Надеюсь, ты в состоянии с этим совладать?
Сэмми, продолжая гипнотизировать ее взглядом, горько покривил рот.
– Но возможно, я поступила неправильно, придя сюда. Я не представляла, как сильно все это на тебе сказалось. Можешь на меня обижаться, но я была уверена, что это ты убил Еву, пока мистер Брок меня не разубедил.
И Брок и Салли после этих слов во все глаза уставились на Сэмми, пытаясь определить его реакцию, но его лицо, как всегда, было непроницаемо. Однако через некоторое время они при свете тусклой переносной лампочки заметили, что в уголках его глаз начала собираться влага.
– Я не убивал Еву, – ровным голосом сказал он.
– Я знаю, Сэмми, теперь-то я в этом убеждена.
– Уходи отсюда, – мрачно сказал он. – Я не хочу убивать еще и тебя.
Она вздохнула и медленно повела глазами по комнате.
– Нетрудно представить, особенно в этом свете, как все здесь когда-то было, правда, Сэмми? Там стоял отцовский стул, а вон там столик, за которым сидела мать со своим шитьем. Я до сих пор помню, где стоял твой детский стульчик, – а ты об этом помнишь? Наверное, не помнишь… откуда тебе? Ведь ты был тогда совсем маленький. Но ты наверняка помнишь, как мама вечерами сидела у окна, не так ли? Я лично вижу ее сейчас словно воочию – старую матушку Хаббард…
– Замолчи, Салли, – сказал Сэмми скорее печальным, нежели злым голосом.
– Ты ведь был ее любимчиком, знаешь об этом? Конечно, она любила тебя по-другому, нежели Энди. Энди она боготворила. А тебя просто любила – всем сердцем. Ты тоже был моим любимчиком. Моим персональным младшим братишкой, моим маленьким Китайчонком Сэмми. Я так гордилась тобой, когда мы вместе выходили на прогулку – Сэмми и Салли. Я даже думала, что мама специально так тебя назвала, чтобы твое имя было созвучно с моим. Я не понимала, что тебе дали это имя еще до того, как ты переехал к нам.
Удивительно, как это место способно будить воспоминания. Ты за этим сюда приехал, Сэмми, – за воспоминаниями? Такое впечатление, что эти стены напитаны ими, и стоит только здесь усесться, как они начинают витать вокруг тебя. Сейчас, к примеру, мне вспоминаются твои марки. Я ведь совсем забыла, что ты начал собирать их еще в детстве. Я так и вижу тебя в коротких штанишках, сидящего за столом у окна. С одной стороны – мама со своим шитьем, а с другой – ты со своими марками.
– Энди собирал марки, – сказал шепотом Старлинг.
– Точно, собирал! И ты, глядя на него, тоже начал их собирать, не так ли? Как-то он приехал домой в отпуск и подбил тебя на это дело – подарил тебе несколько марок.
– Марки американской авиапочты с самолетиками, 1941 года.
– Ты помнишь об этом?
– Лучшей у Энди была черная марка Великобритании 1929 года с номинальной стоимостью в один фунт, выпущенная почтовым конгрессом Соединенного Королевства. – Голос у Старлинга стал неестественно высоким, даже писклявым, словно он говорил из прошлого времени, когда был ребенком. – Чудесная была марка, большая, черная, с изображением святого Георгия в полном вооружении и верхом на коне, убивающего своим копьем дракона. Она так мне нравилась, что я ее украл. Это была моя первая в жизни кража. Но я не мог ничего с собой поделать. Сейчас уже и не помню, что я собирался сказать Энди, когда он приедет домой и обнаружит ее исчезновение. Только Энди так и не приехал…
