Патриция Вентворт - Ключ. Возвращение странницы (сборник)
– Он был после снотворного, а она… кем бы ни была, долго жила во Франции, и чашка кофе с круассаном – это, наверное, то, к чему она привыкла.
Старший инспектор Лэм всем своим видом выражал глубокое неодобрение.
– Тогда неудивительно, что Франция проиграла войну. Кофе! Какие вояки из мужчин, если по утрам они пьют кофе? – В это время резко зазвонил телефон. – Кто это, интересно? Пойди узнай!
Фрэнк Эббот поднял бледно-голубую трубку. Взволнованный голос произнес:
– Кто это? Филипп, это ты?
– Нет, – ответил Эббот и умолк.
Голос был обворожительным, мягким, молодым и огорченным. Через некоторое время он прозвучал снова:
– Я говорю с квартирой 8 в Тентерден-Корт-Мэншнс?
– Да. Кто говорит?
– Миссис Перри Джослин. Леди Джослин там? Могу я с ней поговорить?
– Боюсь, что нет.
– О! – Волнение в голосе возросло. – О, простите… что-то случилось?
– Что заставляет вас так думать, миссис Джослин?
– Филипп сказал… – Ее голос оборвался. – Это ведь неправда? Она не умерла?
– А сэр Филипп сказал вам, что леди Джослин умерла?
– О да. Точнее, он сказал это не мне. Он открыл дверь и увидел только Лин… мою кузину мисс Армитедж… и сказал: «Анна мертва». А когда я обратилась к нему, он тут же вышел, поэтому мы не смогли его расспросить. А я не могла в это поверить, поэтому решила позвонить.
– Когда это было, миссис Джослин?
– Это было без четверти час. Но, пожалуйста, скажите мне, кто вы. Вы врач? Не могли бы вы сказать, что случилось? Это был несчастный случай? Она действительно мертва?
– Боюсь, что да.
Он положил трубку и, обернувшись, обнаружил, что Лэм стоит прямо за ним, с тяжелым, нахмуренным лицом.
– Это странно, сэр. Вы слышали, что она сказала? Это была миссис Перри Джослин, и она говорит, что Филипп Джослин пришел к ним четверть часа назад и сказал, что его жена мертва. Как он узнал?
Глава 30
Филипп Джослин вышел на свежий воздух с неприятным чувством, что выставил себя дураком. От подсыпанного вчера в кофе снадобья до сих пор кружилась голова. Он, должно быть, сошел с ума, если, войдя в комнату Лиллы, произнес подобное, даже не удостоверившись, что они с Линделл одни. «Анна мертва». Он не собирался этого говорить. Он даже не собирался туда идти. Он просто вдруг оказался так близко от их дома, что почувствовал настоятельную необходимость увидеть Линделл. Это вышло спонтанно. Отрава в кофе и спутанные мысли подвели его.
Удаляясь прочь, он не имел представления, куда направляется. Не домой во всяком случае. Не сейчас – пока рано. Пусть сначала ею займутся те, кому это положено. Он почувствовал голод и вспомнил, что с утра ничего не ел. Если поесть, возможно, пройдет головокружение. Он свернул из переулка на оживленную улицу и зашел в первый попавшийся ресторан.
Полчаса спустя он вошел в свою квартиру и был встречен главным инспектором Лэмом.
– Скверное дело, сэр Филипп.
– Что вы имеете в виду?
– Вы разве не знаете?
– Я бы не спрашивал, если бы знал. Она исчезла?
Лэм смотрел на него, лицо его ничего не выражало.
– Можно и так сказать.
Головокружение у Филиппа уже прошло, и он довольно резко спросил:
– Что случилось?
– Вот это, – ответил Лэм, отступая от двери в кабинет.
Филипп сделал шаг или два и заглянул в комнату. Там было трое мужчин, один из них – с фотокамерой. Энни Джойс все еще лежала на полу, ее тело пока не убрали. Филипп подумал о ней именно как об Энни Джойс, а не как об Анне Джослин, не как о своей жене. Он смотрел на нее, лежащую на полу, и понимал, что она мертва. Он почувствовал мгновенный укол сожаления. Потом его лицо сделалось бесстрастным. Он отступил назад и спросил, вполне владея собой:
– Застрелилась? До того, как вы пришли, или после?
Лэм покачал головой.
– Ни то ни другое. Она не застрелилась – кто-то ее застрелил. Оружия нет.
– Кто-то ее застрелил? – машинально повторил Филипп.
– Без сомнения. Нам лучше пройти сюда. – Старший инспектор двинулся в гостиную, призывая следовать за ним. – Они как раз собираются ее уносить, и мне бы хотелось перемолвиться с вами. Это сержант Эббот. Если не возражаете, он будет записывать. Нам потребуются ваши показания. Я полагаю, вы не против их дать?
Фрэнк Эббот закрыл дверь и вынул записную книжку. Солнце покинуло комнату. Стало холодно. Они сели. Лэм сказал:
– Нас проинструктировали, что это весьма конфиденциальное дело: касается попытки получения сведений в пользу врага, – но, как видим, оно превратилось в дело об убийстве.
– Вы уверены, что она не покончила с собой? – спросил Филипп.
– Об этом не может быть и речи. Местоположение раны… отсутствие оружия. Кто-то ее застрелил. И я намерен спросить вас напрямик: была ли она жива, когда вы уходили из дому сегодня утром?
Брови Филиппа Джослина поползли вверх.
– Конечно, была!
Лэм продолжил допрос, уставившись не мигая на Джослина своими выпученными, сверлящими глазами. Пальто он снял, но даже без него заполнял собой все кресло, держась неестественно прямо, положив на колени крупные, сильные руки.
– Полицейский врач говорит, что она мертва уже несколько часов. В котором часу вы вышли из дому сегодня утром?
– Без двадцати девять.
Лэм кивнул.
– Завтракали?
Ответ Филиппа был таким же лаконичным, как вопрос:
– Кофе.
– Кажется, вам что-то подмешали вчера вечером, не так ли? – Судя по тону, он допускал, что кофе сам по себе мог дать какой-то нежелательный эффект.
– Да, – ответил Филипп.
– А пока вы спали, портфель, который вы принесли с собой из военного министерства, был вскрыт вашим собственным ключом, а содержимое просмотрено.
– Да.
– Отпечатки пальцев леди Джослин…
Филипп резко перебил его:
– Она не была ни леди Джослин, ни моей женой. Она была вражеским агентом по имени Энни Джойс.
– Но она выдавала себя за леди Джослин?
– Да.
– Ее отпечатки были обнаружены на ваших ключах и на бумагах, что лежали в портфеле?
– Да.
– Были ли эти бумаги секретного свойства?
– Они так выглядели. На самом деле они таковыми не являлись. Была также шифровальная книга, но содержавшийся в ней шифр был ранее сменен. Там не было ничего, что представляло бы какую-то ценность для врага.
– Значит, вы подозревали, что будет предпринята попытка проникнуть в ваш кейс?
– Я считал это вероятным и не хотел рисковать. Как вы знаете, я вверил это дело секретной службе. Я действовал согласно их инструкциям.
– Вы предвидели, что будет сделана попытка подмешать вам наркотик?
– Нет. Но это не важно, хотя моя голова только-только начинает проясняться. Конечно, такой расклад был вероятен, но я вообще сплю очень крепко и она могла этим воспользоваться.
– Могла ли она знать, насколько крепко вы спите?
– Нет, не могла.
Фрэнк Эббот записывал, склонившись над столом из атласного дерева, при этом его светлые лоснящиеся волосы сияли не хуже отполированной столешницы. Все в квартире сияло до блеска, кроме грязной каминной решетки с остатками вчерашних углей. «Он отвечает без запинки, – подумал сержант. – Если она была жива, когда он уходил, откуда без четверти час он знал, что она мертва? Он не покидал министерство до половины первого. А мы были в квартире до того, как он смог туда добраться».
– Вернемся к покойной, – сказал Лэм. – Дело, конечно, освещалось в газетах – я имею в виду ее прибытие из Франции под именем леди Джослин. Могу я спросить, являлись ли сообщения в прессе правильными по существу?
– Думаю, да. Я не все их читал.
– Вы приняли ее историю? Поверили, что она леди Джослин?
– Нет.
– Не могли бы вы рассказать поподробнее?
– Да. Я не признавал ее за свою жену. Она была на нее похожа и как будто знала все, что должна была бы знать моя жена, но я чувствовал, что она чужая. Остальные члены семьи не имели сомнений и не могли понять, почему я сомневаюсь.
– Сходство было очень сильным?
– Очень сильным и… очень тщательно подчеркиваемым.
– Как вы это объясняете?
– Очень просто. Мой отец наследовал своему дяде, сэру Амброзу Джослину. Амброз имел незаконного сына, который был отцом Энни Джойс, и законную дочь, которая была матерью моей жены. У Джослинов очень сильны семейные черты, но даже при этом сходство было поразительным.
– Энни Джойс и леди Джослин были двоюродными сестрами?
– Да.
Лэм шевельнулся в своем кресле и чуть подался вперед.
– Если вы считали, что усопшая – Энни Джойс, почему позволили ей выдавать себя за леди Джослин? Она ведь жила здесь под этим именем?
Гнев и гордость резче обозначили складки на лице Филиппа. Но ответить он считал своим долгом, нежелание говорить сослужило бы ему плохую службу. Единственная защита, которую он себе оставил, это выглядеть равнодушным. Он сказал:
– Я уверовал, что она была той, за которую себя выдавала. Основания были слишком сильны.
