Агата Кристи - Врата судьбы
Случались, однако, и такие моменты, когда Таппенс со вздохом облегчения провозглашала, что то или иное дело наконец закончено.
– Похоже, что наша кухня теперь в полном порядке, – сказала как-то она. – Вот только никак не могу найти подходящего вместилища для муки.
– А что, – спросил Томми, – это так важно?
– Конечно. Видишь ли, мука обычно продается в трехфунтовых пакетах, и она никак не помещается в обычные банки. А они такие красивые и аккуратные: на одной изображена розочка, на другой – подсолнечник, но помещается в них не больше фунта. Страшная глупость.
Через некоторое время возникала очередная идея.
– «Лавры», – сказала однажды Таппенс. – Какое глупое название для дома. Совершенно непонятно, почему это вздумалось назвать дом «Лавры». Здесь нет никаких лавров. Было бы гораздо более естественным название «Платаны». Платаны здесь действительно прекрасные.
– А раньше, как мне говорили, он назывался «Лонг-Скофилд».
– Это название, похоже, не несет в себе какого-то скрытого символического смысла.
– Так что же такое Скофилд и кто до этого жил в нашем доме?
– Мне кажется, их фамилия Уэдингтоны. Ничего не разберешь, – подытожила Таппенс. – Уэдингтоны, потом Джонсы, которые продали дом нам. А кто был до этого? Блэкморы? А можно предположить, что когда-то домом владели Паркинсоны. Ведь их так много. Я постоянно натыкаюсь на этих Паркинсонов. Видишь ли, я не упускаю случая выяснить что-нибудь о них. Вполне возможно, что появится вдруг какая-то ценная информация, которая поможет нам… ну, поможет в решении нашей проблемы.
– Похоже, что проблемой теперь именуют все на свете. Итак, проблема Мери Джордан, так?
– Не совсем. Существует проблема Паркинсона, проблема Мери Джордан и, наверное, еще куча других проблем. «Мери Джордан умерла не своей смертью», а следующее сообщение гласит: «Это сделал один из нас». Что же имелось в виду – один из членов семьи Паркинсонов или кто-то, кто просто жил в доме? Можно предположить, что было два или три основных члена семьи, а потом старшие Паркинсоны, да еще тетушки Паркинсонов, у которых могли быть совсем другие фамилии, или племянники и племянницы Паркинсонов тоже с разными фамилиями. А ведь в доме жили еще горничная, служанка, кухарка, наверняка и гувернантка, а может быть, еще и приходящая прислуга, выполнявшая разные случайные работы, – впрочем, это было слишком давно, в те времена приходящих прислуг не держали, – одним словом, полный дом народу. В те времена в домах обитало гораздо больше людей, чем сейчас. Итак, Мери Джордан могла быть служанкой, или горничной, или даже кухаркой. Но почему кому-то понадобилось, чтобы она умерла не своей смертью? Я хочу сказать, кому-то нужно было, чтобы она умерла, в противном случае нельзя было бы сказать, что она умерла не своей смертью, ее смерть считалась бы естественной, разве не так? Послезавтра утром я снова отправляюсь со светским визитом, будем пить кофе.
– Ты чуть ли не каждое утро ездишь куда-нибудь пить кофе.
– Ну и что, это совсем неплохой способ познакомиться с людьми, которые живут по соседству. Наша деревушка совсем небольшая. А люди постоянно рассказывают о своих старых тетушках или старинных знакомых. Я постараюсь расспросить миссис Гриффин, ее, по-видимому, считают важной персоной в этих краях. Мне кажется, она железной рукой правит этим приходом. Ты и сам это видишь. Викария она держит прямо-таки в ежовых рукавицах, так же как и доктора, и его помощницу, приходскую медицинскую сестру, а также всех остальных.
– А не может ли тебе помочь эта приходская сестра?
– Не думаю. Ее уже нет в живых. Я хочу сказать: той, что была при Паркинсонах, нет в живых, а та, что работает сейчас, находится здесь совсем недавно. И местные дела ее не интересуют. Я даже не уверена, что она вообще знает о существовании Паркинсонов.
– Господи, – в отчаянии проговорил Томми, – как бы мне хотелось, чтобы мы могли забыть об этих Паркинсонах.
– Ты хочешь сказать, что тогда у нас не было бы никаких проблем?
– О господи! – воскликнул Томми. – Снова проблемы.
– Это все Беатриса, – сказала Таппенс.
– При чем тут Беатриса?
– Это она стала употреблять это слово. Собственно, даже не она, а Элизабет. Поденщица, которая приходила к нам убирать до Беатрисы. Она приходила ко мне и говорила: «О, мэм, могу я с вами поговорить? Вы понимаете, у меня проблема». А потом по четвергам стала ходить Беатриса и, наверное, переняла от нее это слово. У нее тоже появились проблемы. Речь идет о тех или иных неприятностях, только теперь их модно называть проблемами.
– Ну ладно, – сказал Томми. – На этом и согласимся. У тебя проблемы. У меня проблемы. У нас у обоих проблемы.
Он удалился с тяжелым вздохом.
Таппенс медленно сошла вниз по лестнице, качая головой. Ганнибал подошел к ней, виляя хвостом и морща нос в предвкушении удовольствия.
– Нет, Ганнибал, – сказала Таппенс. – Ты уже погулял. Тебя уже выводили утром.
Ганнибал дал ей понять, что она ошибается, никакой прогулки не было.
– Ты самый лживый пес на свете. Я не знаю другого такого обманщика, – сказала ему Таппенс. – Ты ходил гулять с папочкой.
Ганнибал сделал еще одну попытку – различными позами он стремился убедить свою хозяйку, что собака вполне может погулять еще раз, если только хозяйка согласится принять его точку зрения. Разочаровавшись в своих устремлениях, он поплелся вниз по лестнице и тут же принялся громко лаять и изображать серьезное намерение ухватить за ногу растрепанную девицу, которая орудовала «Гувером»[4]. Он терпеть не мог этого «Гувера», и ему совсем не нравилось, что Таппенс так долго разговаривает с Беатрисой.
– Не позволяйте ему на меня бросаться, – сказала Беатриса.
– Он тебя не укусит, он только делает вид, что собирается.
– А я боюсь, что однажды он все-таки меня цапнет, – сказала Беатриса. – Кстати, мэм, могу я с вами поговорить, хотя бы минутку? У меня проблема.
– Я так и думала, – сказала Таппенс. – Что же это за проблема? Между прочим, не знаешь ли ты какую-нибудь семью – нынешнюю или из тех, кто жили здесь раньше, – по фамилии Джордан?
– Джордан, дайте подумать. Нет, право, не могу ничего сказать. Джонсоны здесь, конечно, были. Одного из констеблей определенно звали Джонсоном. И еще одного почтальона. Джордж Джонсон. Это был мой дружок, – сообщила она, смущенно захихикав.
– И ты никогда не слышала о Мери Джордан, которая умерла?
Беатриса только с удивлением посмотрела на Таппенс и покачала головой, снова берясь за пылесос:
– У вас тоже проблемы?
– Ну а что за проблема у тебя?
– Надеюсь, вам не очень неприятно, что я у вас спрашиваю, мэм, но я оказалась в довольно странном положении, вы понимаете, мне ужасно неприятно…
– Ну, говори скорее, а то мне нужно уходить, я приглашена в гости.
– Да, я знаю, утренний кофе у миссис Барбер, да?
– Верно. Так говори скорее, что у тебя за проблема.
– Понимаете, это жакет. Хорошенький такой жакетик, просто прелесть. Я увидела его у Симонса, зашла и примерила, и он мне ужасно понравился. Там, правда, было небольшое пятнышко, внизу, у самой подшивки, но я подумала, ничего в этом страшного нет. Во всяком случае, я поняла…
– Прекрасно, – сказала Таппенс. – И что же дальше?
– Я подумала, что он из-за пятнышка стоит так дешево, понимаете? Вот я его и купила и очень радовалась. Но когда пришла домой, я нашла в кармане ценник, и на нем стояло не три семьдесят, а целых шесть фунтов. Мне, мэм, это очень не понравилось, и я просто не знала, что делать. Я вернулась в магазин – вы понимаете, я решила, что нужно вернуть жакет и объяснить, что я не собиралась делать ничего такого, – а эта девушка, которая мне его продала, – симпатичная такая девушка, ее зовут Глэдис, да, только не знаю, как фамилия, – но, во всяком случае, она страшно расстроилась, а я ей сказала: «Ничего страшного, я просто доплачу, что полагается». А она говорит: «Это невозможно, я уже все записала в книгу». Я-то не знаю, что это означает. Может быть, вы понимаете?
– Да, мне кажется, я понимаю, – сказала Таппенс.
– Так вот, она и говорит: «Нет, это никак невозможно, потому что у меня будут неприятности».
– Почему, собственно, у нее будут неприятности?
– Вот и я подумала то же самое. Ну, я хочу сказать, я ведь заплатила меньше, чем полагается, и принесла вещь назад, почему же у нее должны быть из-за этого неприятности? Она сказала, что если она проявила небрежность и не заметила, что в кармане жакета лежит не тот ценник, и если из-за ее небрежности мне пришлось заплатить неправильную сумму, то ее за это выгонят с работы.
– Сомневаюсь, что до этого может дойти, – сказала Таппенс. – Мне кажется, ты поступила совершенно правильно. Не знаю, что еще можно было сделать.
– Ну а вышло все по-другому. Она так расстроилась, начала кричать, плакать и все такое, поэтому я снова забрала жакет и ушла, а теперь не знаю, обманула я магазин или нет, – словом, просто не знаю, что делать.