Агата Кристи - Убийство в доме викария
Я вздрогнул, вспомнив, что накануне вечером Лоуренс признался, что у него есть такой револьвер. Полицейский тут же уставился на меня холодными рыбьими глазами.
— Вы что-то сказали, сэр?
Я отрицательно покачал головой. Какие бы подозрения я ни питал, это были всего лишь подозрения, и я имел право их не высказывать.
— А когда, по вашему мнению, произошло это несчастье?
Доктор помедлил с минуту. Потом сказал:
— Он мертв примерно с полчаса. Могу с уверенностью сказать, что не дольше.
Хэрст повернулся ко мне:
— А служанка что-нибудь слышала?
— Насколько я знаю, она ничего не слышала, — сказал я. — Лучше вам самому у нее спросить.
Но тут явился инспектор Слак — приехал на машине из городка Мач Бенэм, что в двух милях от нас.
Единственное, что я могу сказать про инспектора Слака — то, что никогда человек не прилагал столько усилий, чтобы стать полной противоположностью собственному имени[4]. Это был черноволосый смуглый человек, непоседливый и порывистый, с черными глазками, шнырявшими туда-сюда. Вел он себя крайне грубо и заносчиво.
На наши приветствия он ответил коротким кивком, выхватил у своего подчиненного записную книжку, полистал, бросил ему несколько коротких фраз вполголоса и подскочил к мертвому телу.
— Конечно, все тут залапали и переворошили, — буркнул он.
— Я ни к чему не прикасался, — сказал Хэйдок.
— И я тоже, — сказал я.
Инспектор несколько минут был поглощен делом: рассматривал лежавшие на столе вещи и лужу крови.
— Ага! — торжествующе воскликнул он. — Вот то, что нам нужно. Когда он упал, часы опрокинулись. Мы знаем время совершения преступления. Двадцать две минуты седьмого. Как вы там сказали, доктор, когда наступила смерть?
— Я сказал — с полчаса назад, но…
Инспектор посмотрел на свои часы.
— Пять минут восьмого. Мне доложили минут десять назад, без пяти семь. Труп нашли примерно без четверти семь. Как я понял, вас вызвали немедленно. Скажем, вы освидетельствовали его без десяти… Да, время сходится, почти секунда в секунду!
— Я не могу утверждать категорически, — сказал Хэйдок. — Время определяется примерно в этих границах.
— Неплохо, сэр, совсем недурно.
Я уже некоторое время пытался вставить слово.
— Кстати, часы у нас…
— Прошу прощенья, сэр, здесь я задаю вопросы, если мне что понадобится узнать. Времени в обрез. Я требую абсолютной тишины.
— Да, но я только хотел сказать…
— Абсолютной тишины! — повторил инспектор, буравя меня бешеным взглядом. Я решил исполнить его требование.
Он все еще шарил взглядом по столу.
— Зачем это он сюда уселся? — проворчал он. — Хотел записку оставить — эге! А это что такое?
Он с видом победителя поднял вверх листок бумаги. Слак был так доволен собой, что даже позволил нам приблизиться и взглянуть на листок из своих рук.
Это был лист моей писчей бумаги, и сверху стояло время: 6:20.
«Дорогой Клемент, — стояло в записке. — Простите, ждать больше не могу, но я обязан…»
Слово обрывалось росчерком, там, где перо сорвалось.
— Яснее ясного, — раздувшись от гордости, возвестит инспектор Слак. — Он усаживается, начинает писать, а убийца потихоньку проникает в окно, подкрадывается и стреляет. Ну, чего вы еще хотите?
— Я просто хотел сказать… — начал я.
— Будьте любезны, посторонитесь, сэр. Я хочу посмотреть, нет ли следов.
Он опустился на четвереньки и двинулся к открытому окну.
— Я считаю своим долгом заявить… — настойчиво продолжал я. Инспектор поднялся в полный рост. Он заговорил спокойно, но жестко.
— Этим мы займемся потом. Буду очень обязан, джентльмены, если вы освободите помещение. Прошу на выход, будьте так добры!
Мы позволили выставить себя из комнаты, как малых детей.
Казалось, прошли часы — а было всего четверть восьмого.
— Вот так, — сказал Хэйдок. — Ничего не попишешь. Когда я понадоблюсь этому самовлюбленному ослу, можете прислать его ко мне в приемную. Всего хорошего.
— Хозяйка приехала, — объявила Мэри, на минуту возникнув из кухни. Глаза у нее были совершенно круглые и шалые. — Минут пять, как пришла.
Я нашел Гризельду в гостиной. Вид у нее был утомленный, но взволнованный.
Она внимательно выслушала все, что я ей рассказал.
— На записке сверху помечено «6:20», — сказал я в заключение. — А часы свалились и остановились в 6:22.
— Да, — сказала Гризельда. — А ты ему разве не сказал, что эти часы всегда поставлены на четверть часа вперед?
— Нет, — ответил я. — Не удалось. Он мне рта не дал раскрыть. Я старался, честное слово.
Гризельда хмурилась, явно чем-то озадаченная.
— Послушай, Лен, — сказала она, — тогда это все вообще уму непостижимо! Ведь когда эти часы показывали двадцать минут седьмого, на самом-то деле было всего шесть часов пять минут, а в это время полковник Протеро еще и в дом не входил, понимаешь?
Глава 6
Мы некоторое время ломали голову над этой загадкой, но так ни к чему и не пришли. Гризельда сказала, что я должен сделать еще одну попытку сообщить об этом инспектору Слаку, но я проявил несговорчивость, которая заслуживает скорее названия «ослиное упрямство».
Инспектор Слак вел себя чудовищно грубо без всякого повода. Я предвкушал ту минуту, когда к его вящему посрамлению выступлю со своим важным сообщением. Пожалуй, я замечу с мягкой укоризной:
— Если бы вы тогда соблаговолили меня выслушать, инспектор Слак…
Я все же надеялся, что он хотя бы поговорит со мной, прежде чем покинуть мой дом, но, к нашему удивлению, мы узнали от Мэри, что он уже ушел, закрыв на ключ двери кабинета и приказав, чтобы никто не смел туда входить.
Гризельда предложила пойти в Старую Усадьбу.
— Какой это будет ужас для Анны Протеро — полиция, и все такое, — сказала она. — Может быть, я смогу ей хоть чем-то помочь.
Я одобрил ее намерения, и Гризельда отправилась в путь, с наказом, чтобы она мне непременно позвонила, если окажется, что я смогу быть чем-то полезен или если кто-нибудь будет нуждаться в утешении, Анна или Летиция.
Я тут же принялся звонить учителям воскресной школы, которые должны были прийти в 7:45, — каждую неделю по средам они собирались у меня для подготовки к занятиям. При сложившихся обстоятельствах я счел за лучшее отложить встречу.
Следующим действующим лицом, появившимся на сцене, был Деннис, возвратившийся после игры в теннис. Судя по всему, убийство, происшедшее в нашем доме, доставило ему громадное удовольствие.
— Вот это повезло! — радовался он. — Убийца среди нас! Всю жизнь мечтал участвовать в расследования убийства. А почему полиция заперла кабинет? Ключи от других дверей не подойдут, а?
Я наотрез отказался допустить подобные попытки. Деннис надулся. Вытянув из меня все до малейших подробностей, он отправился в сад на поиски следов, заметив на прощанье, что нам еще повезло — ухлопали всего-навсего старика Протеро, которого и так никто терпеть не мог.
Меня покоробила его бессердечная веселость, но я рассудил, что не стоит так строго спрашивать с мальчика. Деннис был в том возрасте, когда любят детективы больше всего на свете, так что он, обнаружив настоящую детективную историю, да еще и мертвое тело впридачу прямо, так сказать, на пороге своего дома, должен быть на седьмом небе от счастья, как и положено нормальному молодому человеку. В шестнадцать лет мало задумываются о смерти.
Гризельда вернулась примерно через час. Она повидалась с Анной Протеро и пришла как раз когда инспектор сообщал ей о случившемся.
Узнав, что миссис Протеро рассталась со своим мужем в деревне примерно без четверти шесть, и ей нечего добавить по этому поводу, он распрощался, но сказал, что завтра зайдет поговорить посерьезнее.
— По-своему он был очень внимателен, — Гризельда была вынуждена это признать.
— А как перенесла эту весть миссис Протеро?
— Как сказать, — она была очень спокойна, — но ведь она всегда такая.
— Да, — сказал я. — Я не могу представить себе Анну Протеро в истерике.
— Конечно, для нее это страшный удар. Это было заметно. Она меня поблагодарила за то, что я пришла, но сказала, что ни в какой помощи не нуждается.
— А как Летиция?
— Ее не было — играла где-то в теннис. До сих пор не вернулась.
После небольшой паузы Гризельда сказала:
— Знаешь, Лен, она вела себя странно, очень, очень странно.
— Шок, — предположил я.
— Да, конечно, ты прав… И все же… — Гризельда задумчиво нахмурила брови. — Что-то не то, понимаешь? Она была не подавлена, не огорчена, а перепугана до смерти.
— Перепугана?
— Да, и изо всех сил старалась это скрыть, понимаешь? Не хотела выдавать себя. И в глазах такое странное выражение — настороженность. Я подумала, а вдруг она знает, кто его убил? Она то и дело спрашивала, кого они подозревают.
— Вот как? — задумчиво сказал я.
