Джон Карр - А потом – убийство!
– Ш-ш! – прошипел Картрайт.
– Сколько же раз они повторяют одно и то же?
На ее вопрос ответила сама злобная стюардесса. Она волновалась все сильнее. Когда ее в шестой раз спросили, передала ли она записку мистеру Де Лейси, она, потеряв самообладание, заявила: «Нет!» – и залилась слезами.
Мистер Фиск довольно громко объявил перерыв.
3– Ну как? – осведомился Картрайт. – Нравится?
– Потрясающе!
– Вот как? Вы не заметили здесь ничего неправильного?
– Неправильного?
Моника удивленно посмотрела на своего собеседника. Толпа вокруг съемочной площадки начала рассеиваться. С грохотом отъехала тележка с микрофоном, отчего софиты задрожали, а некоторые выключились. Уильям Картрайт обводил площадку нерешительным взглядом, словно принюхиваясь к запаху пудры, которым был пропитан воздух. Пустая изогнутая трубка как будто прилипла к его нижней губе. Вид у него был довольно серьезный.
– Да, неправильного, – подтвердил он. Трубка закачалась. – Во-первых, мне и раньше неоднократно приходилось наблюдать истерики, но я и не предполагал, что старушка Макферсон на такое способна. – Кивком он указал на злобную стюардессу, которая по-прежнему оставалась на площадке. Ее утешал Говард Фиск. – Что-то носится в воздухе. У половины присутствующих нервная дрожь; хотелось бы мне знать почему.
– А вы не преувеличиваете?
Мисс Фрэнсис Флер величественно сошла с площадки. Теперь она сидела на складном стуле недалеко от них, прямо за линией софитов. Она была одна, если не считать горничной (не киношной, а ее собственной, настоящей) в кружевной наколке и переднике, которая поправляла ей грим. Фрэнсис Флер трудно было даже заподозрить в нервозности. Ее безмятежность казалась нерушимой. В продолжение долгих монологов Говарда Фиска она просто кивала, улыбалась и повторяла все снова и снова. Складывалось такое впечатление, будто она вообще ни о чем не думает.
– Во-вторых, – продолжал Картрайт, – все как-то неестественно. Здесь слишком мало народу.
– По-вашему, такая толпа – «слишком мало»?
– Да. Если не считать статистов, где же обычные орды гостей, друзей, помощников и прихлебателей? Смотрите! В павильоне практически пусто. Кроме вас, Ф.Ф., Макферсон и служанки Ф.Ф., здесь нет женщин. Я даже не вижу ассистентку режиссера, что просто немыслимо. Что-то не так!
– Но…
– Возможно, на самом деле ничего страшного не происходит. Просто мне все не дает покоя Том Хаккетт. Однако вот ваша Ф.Ф. во плоти. Хотите познакомиться с ней?
– С удовольствием. Я как раз размышляла, удобно ли будет подойти к ней.
– Почему бы и нет?
Моника ударилась в откровения:
– Знаете, я боялась, что в жизни она окажется ужасной занудой. Но она не похожа на зануду.
– Она и не зануда… Фрэнсис!
Крупная брюнетка, которая смотрела в пространство, повернулась к ним и улыбнулась. Она как будто ожила – как только что оживала перед камерой.
– Фрэнсис, позволь представить тебе твою большую поклонницу. Мисс Стэнтон – мисс Флер.
– Здравствуйте, – улыбнулась мисс Флер. Лицо ее, оживленное улыбкой, словно потеплело; сверкнули белые зубы. Однако актриса, если можно так выразиться, включилась не на полную мощность. Процесс преображения был не механическим. Ее обаяние было неподдельным; ей нравилось нравиться. Ей льстило, когда окружающие выражали свое восхищение, поклонники чувствовали исходящие от нее ответные токи.
– Мисс Стэнтон будет работать на Тома Хаккетта, – объяснил Картрайт. – Кстати, она – та самая молодая леди, которая написала «Желание».
Фрэнсис Флер оторвалась от созерцания алых ногтей и подняла голову. До сих пор ее дружелюбие выглядело поверхностным. Теперь все немного изменилось. Она посмотрела на Монику несколько более внимательно.
– Неужели?..
– Да, – уверенно кивнул Картрайт.
– Правда? Как приятно с вами познакомиться! Знаете, моя следующая роль будет в фильме по вашей книге!
Моника не отрывала взгляда от своего кумира.
– Я буду играть Еву, – продолжала мисс Флер. – Не Еву в райском саду, а Еву из вашей книги. Пожалуйста, садитесь рядом. Мне необходимо поговорить с вами. Элинор, стул для мисс Стэнтон!
Элинор выполнила приказ. Монику усадили так, чтобы мисс Флер видела ее при хорошем освещении. Дело в том, что мисс Флер испытывала неподдельное любопытство. Сама она не раскрывала «Желание», но муж, по ее просьбе, зачитывал ей вслух самые лучшие места. Книга ее заинтересовала и заинтриговала. Актриса смерила Монику оценивающим взглядом. Однако по лицу мисс Флер невозможно было догадаться, о чем она думает.
– Вы первый раз на киностудии? – спросила она. – Надеюсь, вам нравится. Я просто в восторге от вашей книги! – Тут она наградила Монику еще более пристальным взглядом.
– Спасибо, как мило с вашей стороны!
– Что вы, – улыбнулась актриса. – Моему мужу, барону фон Гагерну, тоже очень понравилось. Он выбирает для меня все роли. Вы должны с ним познакомиться. Курт! Курт! – Она огляделась. – Да где же Курт? Не похоже на него так исчезать. Вы его видели?
– Нет, – ответил Картрайт. – И Тома Хаккетта тоже не видел, хотя он должен быть где-то здесь.
Они переглянулись. Глаза у Фрэнсис Флер были очень выразительные.
– В таком случае, – заявила она, словно избегая обсуждать неприятную для себя тему, – надо познакомить ее с Говардом! Непременно! Говард! Подойди к нам, пожалуйста.
Режиссер в последний раз мельком оглянулся через плечо на злобную стюардессу; та вытирала глаза. Видимо, ему удалось подбодрить «старушку Макферсон». Он неуклюжей походкой направился к ним. Вблизи Говард Фиск оказался похож на известного врача или ученого. Он потирал руки, довольно улыбаясь.
– Мы делаем успехи, – объявил Говард Фиск. Вблизи его голос сделался слышимым. – Да, мы определенно делаем успехи. – Он помолчал. – Один из дублей, безусловно, пойдет. И Энни Макферсон уже лучше.
– Говард, позволь познакомить тебя с новой сценаристкой.
Мистер Фиск очнулся от раздумий.
– Ах да. Специалист из Голливуда. Хаккетт говорил мне. Здравствуйте! – Он схватил руку Моники своей огромной лапищей и лучезарно улыбнулся ей. – Надеюсь, мы, англичане, не покажемся вам слишком медлительными.
– Нет, – медленно и отчетливо возразил Картрайт. – Она не из Голливуда. Мисс Стэнтон написала «Желание». Она еще никогда не работала в кино.
Мистер Фиск похлопал ее по руке.
– Вот как? Тогда – добро пожаловать в наши ряды! Видели съемку? Что скажете?
– Ей показалось, что вы слишком долго возитесь, – намеренно грубо ответил Картрайт.
Какая бестактность! Монике стало жарко; язык прилип к небу. Ей захотелось изо всех сил дернуть его за бороду. Смущение ее было тем сильнее оттого, что и Фрэнсис Флер, и Говард Фиск улыбались ей. Ее охватило чувство величайшей несправедливости. Она вдруг поняла, что за стеклами очков мистера Фиска сверкают очень проницательные глаза.
– Не стоит смешивать терпение и некомпетентность, – заметил мистер Фиск. – К сожалению, самое главное во время съемок – терпение. Во-первых, во-вторых и в-третьих. – Помолчав, режиссер добавил: – И потом, на репетиции произошла маленькая неприятность.
– Вот как? – вмешался Картрайт. – В чем дело? Том Хаккетт говорил, произошла путаница, и в результате кого-то едва не убили…
Мистер Фиск хмыкнул. Оттого что он не переставал похлопывать Монику по руке, ей стало немного не по себе.
– Что вы, что вы! Ничего подобного! Всего лишь чья-то дурацкая халатность. Придется крепко поговорить с реквизиторами.
– Но что же случилось?
На лице режиссера мелькнула тень неудовольствия. По-прежнему не выпуская руки Моники, он повернулся и кивком указал на съемочную площадку.
– Видите графин с водой на прикроватном столике – вон там, у двери?
– Да.
Хотя половина осветительных приборов была выключена, яркая обстановка каюты по-прежнему напоминала цветную открытку. Все внимательно оглядели стеклянный графин – безупречно чистый и сверкающий.
– Рад сообщить, что никто не пострадал. Хотя Энни Макферсон испытала потрясение, так как стояла ближе всех. Мы все репетировали на площадке, я объяснял сцену Фрэнсис и Энни. Не представляю, как такое могло случиться!
– Что именно?
– Мы беседовали с Гагерном. Я расхаживал туда-сюда и жестикулировал. Когда я развернулся, он крикнул: «Осторожнее!» Я задел прикроватный столик, и он перевернулся. Что-то зашипело – очень неприятный звук. Графин, к сожалению, упал на кровать. Все покрывало, простыни и даже матрас съежились, вздулись и почернели, как изъеденное гнилью яблоко. Оказалось, что в графине не вода. Он был до краев полон серной кислотой.
Глава 4
ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ ВАЖНОСТЬ ПЕРЕГОВОРНОЙ ТРУБЫ
1– Серной кислотой?! – вскричал Картрайт, вынимая изо рта пустую трубку. На лице его застыло странное выражение. – Я правильно тебя понял? По-твоему, бутафоры просто что-то перепутали?
