Джон Карр - Черные очки
Девушка бросила быстрый взгляд на дверь в соседнюю комнату. Потом, на мгновенье опустив глаза и пару раз сжав руки в кулаки, спокойно откинула голову назад. Однако запас иронии и выдержки, которым она, по мнению Эллиота, обладала, вряд ли мог оказаться достаточным, чтобы выдержать четыре месяца шепота за спиной...
– Лампа там не перегорит? – спросила она и сильно потерла лоб тыльной стороной ладони. – Вы приехали арестовать меня?
– Нет.
– Ну, хорошо... О чем вы хотите меня спросить?
– Расскажите мне обо всем, что тут произошло, мисс Вилс. Просто, своими словами. Вы, кажется, собирались пойти к больному, доктор Чесни?
Спокойная и разумная шотландская вежливость Эллиота начала производить эффект. Марджори успокоилась. Она взяла предложенный ей стул и села, положив ногу на ногу. На ней было черное вечернее платье. Украшений никаких – даже простого колечка.
– Нам непременно надо оставаться здесь, инспектор? Я имею в виду – в этой комнате?
– Да.
– У моего дяди была одна теория, – сказала она наконец. – А когда у него возникала теория, он непременно должен был ее проверить. Вот вам результат проверки.
Она вкратце изложила теорию Марка.
– Насколько я знаю, мисс Вилс, все началось с застольного разговора.
– Это так.
– Кто его начал? Я хочу сказать: кто первый затронул эту тему?
– Дядя Марк, – удивленно ответила девушка.
– А вы тоже возражали ему?
– Да.
– Но почему, мисс Вилс? На чем вы основывались?
– О! Разве это имеет какое-то значение? – воскликнула Марджори, широко раскрыв глаза. Однако, видя упрямо выставленный вперед подбородок Эллиота, она растерянно и нервно продолжала: – Почему? Наверное, просто из желания хоть чем-то занять время. После нашего возвращения жизнь здесь была сплошным кошмаром – несмотря на присутствие Джорджа. Даже, пожалуй из-за этого еще больше. Джордж – мой жених, мы... мы познакомились за границей. А потом – дядя Марк был так уверен в себе. Кроме того, я и впрямь всегда верила в то, что тогда сказала.
– А что вы сказали?
– Я убеждена, что все мужчины мало наблюдательны, – медленно проговорила Марджори. – Именно поэтому они бывают такими плохими свидетелями. Они слишком погружены в свои проблемы, их мысли сосредоточены на делах и заботах и поэтому они ни на что не обращают внимания. Хотите, чтобы я это доказала? Всегда мотивом для шуток служит тот факт, что, каждая женщина знает, во что были одеты другие женщины – вплоть до малейших деталей таких, как поясок или браслет. Может быть, вы думаете, что женщина не обращает такого же внимания на одежду мужчины? И не могла бы описать ее? Разве это было бы возможно, будь женщины лишены наблюдательности? А в свою очередь обращаете вы иногда внимание на то, что носят другие? На то, во что был одет, например, какой-то другой мужичина? Нет. Если только его костюм или галстук не слишком уж режут глаза, вы не обращаете на них ни малейшего внимания. Вы когда-нибудь запоминали детали? Ботинки или перчатки?
Она на мгновение умолкла, бросив украдкой еще один взгляд на дверь.
– Я говорю об этом, потому что заявила тогда дяде Марку, что ни одна сколько-нибудь умная женщина не ошибется, описывая то, что она видела. Я сказала, что, если мы проделаем опыт, ему не удастся ввести меня в заблуждение. И ему это не удалось.
Марджори говорила тоном, полным, убеждения и искренности.
– Как вы знаете, – продолжала она, – кто-то вошел...
– Одну секундочку, мисс Вилс. Кто еще не был согласен с вашим дядей?
– Дядя Джо, – единственно из принципа. Энергично возражал профессор Инграм. Он сам психолог и сказал, что, вообще говоря, теория дяди Марка верна, но его лично сбить с толку не удастся ни при каких условиях. Утверждал, что он – опытный наблюдатель и хорошо знаком со всеми ловушками. Предложил даже дяде Марку пари на пятьдесят фунтов.
Она бросила взгляд на стул, где только что сидел доктор Джо, но доктор уже вышел – настоящий подвиг, особенно если учесть, что он сделал это без повторного приглашения. Инспектор Боствик снова вернулся ко входной двери, а майор Кроу стоял, опершись о пианино и скрестив руки на груди.
– А каково было мнение вашего... жениха?
– Джорджа? О, с теорией дяди он тоже не был согласен. Он даже настоял на том, чтобы ему разрешили заснять все своей кинокамерой – во избежание всяких споров.
Эллиот резко выпрямился.
– Вы хотите сказать, что все происходившее было заснято на пленку?
– Да, естественно. Для этого и поставили специальную лампу.
– Понятно, – произнес Эллиот с глубоким вздохом облегчения. – Хорошо, а кто должен был присутствовать при этом эксперименте?
– Только профессор Инграм, Джордж и я. Дяде Джо надо было еще навестить своих пациентов.
– Постойте, а тот, который получил удар по голове или что-то в этом роде? Мистер Эммет – так, кажется? Его здесь не было?
– Нет, нет. Он должен был исполнять роль помощника дяди Марка. Понимаете, быть еще одним актером на сцене. Узнали мы об этом, правда, лишь позже, – объяснила она. – После обеда дядя Марк и Вилбур собрались вместе, чтобы решить, в какой форме будет происходить представление. Сценой должен был стать кабинет дяди Марка, а мы должны были сидеть здесь и смотреть. Затем должен был появиться Вилбур, одетый в какой-нибудь странный наряд – чем более диковинный, тем лучше, потому что потом мы должны были его описать. Вилбур и дядя Марк собирались после этого разыграть какую-то сценку, которую мы тоже должны были безошибочно описать. Дядя Марк даже заранее приготовил для нас список вопросов. Около полуночи он позвал всех нас сюда и дал инструкции...
– Одну минутку, – перебил ее Эллиот. – Вы сказали "около полуночи". Не слишком ли позднее время для того, чтобы начинать представление?
На лице девушки появилось выражение, которое можно было бы описать как смесь легкой растерянности и усталости.
– Конечно. Профессор Инграм пробовал даже возражать – ему хотелось вернуться к себе домой. Из-за стола встали в четверть десятого, и потом мы с Джорджем успели, сидя в библиотеке, сыграть несметное множество партий в карты и сто раз обсудить, что же все-таки нам готовят. Дядя Марк, однако, настоял на своем.
– Хоть какое-то объяснение он вам дал?
– Сказал, что хочет дождаться дядю Джо, чтобы и он смог принять участие в опыте. Однако, когда было уже без четверти двенадцать, а дяди Джо все не было, он решил начинать.
– Еще одно, мисс Вилс. В то время вы еще не знали, что мистер Эммет собирается принять участие в этом... я хочу сказать, что он будет помогать вашему дяде как актер этого спектакля?
– О, нет! После конца обеда мы ни разу не видели Вилбура. Все, что нам было известно, это то, что дядя Марк заперся здесь, в этих двух комнатах, и занят последними приготовлениями.
– Продолжайте, пожалуйста.
– Без четверти двенадцать дядя Марк позвал нас и рассказал, что мы должнь делать. Шторы на дверях, выходящих в сад, – она сделала жест в их сторону, – были задернуты, а вот эти раздвижные двери закрыты, чтобы мы не могли заглянуть в кабинет. Стоя здесь, дядя произнес перед нами небольшую речь.
– Могли бы вы как можно точнее повторить то, что он сказал?
Марджори кквнула.
– Думаю, что да. Он сказал: "Во-первых, во время эксперимента вам придется сидеть здесь в абсолютной темноте". Джордж запротестовал и спросил, как же он в таком случае сможет вести съемку. Дядя Марк объяснил, что установил на письменном столе специальную лампу, которую я утром купила по его поручению, таким образом, чтобы свет падал прямо на сцену. Нам будут даны все возможности, чтобы мы могли сконцентрировать свое внимание.
В этот момент Эллиот почувствовал исходящую от нее волну неуверенности.
– Тем не менее, я думаю, что во всем этом скрывался какой-то подвох, – добавила она.
– Почему?
– Я сужу пo поведению дяди Марка, – ответила Марджори. – Нельзя прожить с человеком столько времени без того, чтобы... И еще из-за того, что он сказал после этого. А сказал он вот что: "Во-вторых, что бы вы ни увидели, вы не должны ни говорить, ни вмешиваться, ясно?" И наконец, уже выходя в кабинет, он добавил: "Будьте осторожны. Для вас заготовлены ловушки". После этого он затворил за собою дверь. Я погасила свет и через несколько секунд спектакль начался. Прежде всего дядя Марк настежь растворил двери в кабинет. Сама не знаю почему, я сильно волновалась. Дядя был один. Мне хорошо виден был почти весь кабинет. Растворив двери, дядя Марк вернулся назад в комнату и сел за стол лицом к нам. Лампа была вставлена в торшер с металлическим абажуром, расположенный чуть справа так, чтобы освещать все, не мешая следить за дядей. На стену падала его огромная тень, отбрасываемая ослепительно ярким, белым лучом. За спиной дяди, на каминной полке, стояли.часы с белым циферблатом и медленно раскачивавшимся блестящим маятником. Была как раз полночь. Дядя Марк продолжал сидеть, глядя на нас. На столе лежали коробка конфет, карандаш и ручка. Сначала он взял карандаш и притворился, что что-то пишет, потом проделал то же самое с ручкой. После этого он бросил взгляд в сторону. Одна из застекленных дверей кабинета растворилась, и вошло то жуткое существо в цилиндре и темных очках. Марджори сделала паузу и откашлялась. Затем она заговорила вновь: – Если отбросить высокую шляпу-цилиндр, то рост у него примерно метр восемьдесят. На нем был широкий грязный плащ-дождевик с поднятым воротником. Лицо прикрыто чем-то коричневым, на руках, державших нечто вроде небольшого черного чемоданчика, перчатки. Естественно, мы не знали, что это, но даже тогда, сразу же, мне не понравился его вид. Он скорее напоминал какое-то насекомое, чем человека. Знаете, длинное и худое, с большими пустыми глазами. Джордж, снимавший все это на пленку, воскликнул: "У-у! Человек-невидимка!.." Тот обернулся и посмотрел на нас. Потом поставил на стол свой чемоданчик, повернулся к нам спиною и обошел вокруг стола. Дядя Марк что-то сказал ему. Тот, однако, не ответил ни слова – говорил только дядя Марк. Мы сидели молча, только тикали часы на камине да жужжала камера Джорджа. По-моему, дядя сказал что-то вроде: "Все в порядке, что ты еще собираешься делать?" В этот момент тот человек был у правого края стола. Молниеносным движением он вынул из кармана плаща небольшую картонную коробочку и вытащил из нее зеленоватую капсулу, вроде тех, в которых детям дают принимать касторку. Потом он наклонился, и мы даже моргнуть не успели, как она запрокинул дяде Марку голову, сунул капсулу ему в рот и заставил проглотить ее.
