Джорджетта Хейер - Предательский кинжал
В конце концов мрачная атмосфера, которую он сам и создал, оказала благотворное действие на Натаниеля. То, что его собственное дурное расположение духа развеяло хорошее настроение его гостей, доставило ему огромное удовлетворение. Он чуть ли не потирал руки от радости. К тому времени, как все поднялись из-за стола, он уже настолько успокоился, что спросил, чем гости собираются развлекать себя днем.
Мод вышла из состояния задумчивого молчания и объявила, что, как обычно, пойдет к себе отдохнуть и, вполне вероятно, возьмет с собой свою книгу. Мысль о том, что жизнь императрицы вполне может быть темой для хорошей пьесы, все еще не покинула ее. Мод заметила, что будет трудно поставить путешествия этой сумасбродной леди.
— Но думаю, вы справитесь, — доброжелательно сказала она Ройдону.
— Виллогби не пишет пьесы такого рода, — заметила Паула.
— Дорогая, мне просто показалось, это может быть интересно, — ответила Мод. — Такая романтичная жизнь!
По выражению смертной скуки на лице гостей можно было догадаться, что "Жизнь императрицы Австрии" не самая лучшая тема для общей беседы, и Натаниель немедленно, с плохо скрываемым злорадством, начал проявлять к ней острый интерес. Поэтому все, исключая Стивена, который вышел из комнаты, вынуждены были еще раз прослушать рассказ о длинных волосах императрицы, о цирковых лошадях и о ревности великой герцогини.
— Кто бы мог подумать, — шепнула Матильда на ухо Мотисфонту, — что нас, плебеев, будет преследовать дух императрицы?
Он ответил ей быстрой легкой улыбкой, но ничего не сказал.
— Кто еще интересуется Елизаветой Австрийской? — нетерпеливо спросила Паула.
— Это история, дорогая, — пояснила Мод.
— Ненавижу историю. Я живу в настоящем.
— Если говорить о настоящем, — вмешался Джозеф, — кто поможет нам с Тильдой закончить елку?
Он бросил умоляющий взгляд на племянницу.
— О, Господи, ладно! — невежливо сказала Паула. — Кажется, мне придется это сделать. Хотя я думаю, что все это глупости.
Снова пошел снег, других развлечений не предполагалось, и Валерия с Ройдоном тоже присоединились к украшающим елку. Они пришли в бильярдную, чтобы послушать радио, но вскоре соблазнились видом сверкающих блесток, пакетиков с искусственным инеем и цветных свечей. Поначалу Ройдон был склонен прочитать лекцию о том, какое ребячество — придерживаться старых обычаев, а в данном случае имеет место тевтонский обычай, но, когда он увидел, как Матильда прилаживает подсвечник к ветке, он забыл, что все это его недостойно, и сказал:
— Дайте-ка я сделаю! Если оставить его здесь, он подожжет всю елку.
Валерия, обнаружив несколько коробок с проволочными снежинками, начала вешать их на ветки, время от времени восклицая:
— Посмотрите! Очень симпатично, правда? О, а здесь совсем ничего не висит!
Джозеф, как нетрудно было заметить, был на седьмом небе от счастья. Он победно улыбался Матильде, тер руки и бегал вокруг елки, преувеличенно восторгаясь работой каждого и подбирая упавшие игрушки, а падали они довольно часто. Ближе к чаю вошла Мод, сказала, что елка выглядит как картинка и что, оказывается, императрица была кузиной Людвига Баварского, того, который сошел с ума, вел себя как-то странно, но очень трогательно, и у него еще гостил Вагнер.
После неудачной попытки обсудить с Матильдой возможную продолжительность жизни Натаниеля Паула ворвалась в кабинет своего дяди во время его делового разговора с Мотисфонтом, после чего она в отвратительном настроении снова присоединилась к компании, занимающейся украшением елки. Она бросила несколько критических замечаний, на чем ее помощь и закончилась. Потом она только ходила по комнате, курила и рассуждала о том, что, если Натаниель собирается оставить ей деньги в завещании, она вправе получить их сейчас, не дожидаясь его смерти. Никто не обращал на ее слова никакого внимания, за исключением Матильды, которая посоветовала ей не делить шкуру неубитого медведя.
— Но он же убит! — сердито сказала Паула. — Дядя уже давно говорил, что оставит мне много денег. Мне они все сейчас не нужны. Меня устроит пара тысяч, и, в конце концов, что пара тысяч значит для дяди Ната?
Ройдон от этих слов пришел в смущение, сильно покраснел и притворился, что очень занят тем, что вставляет свечи в подсвечники.
Но ничто не могло остановить Паулу. Она продолжала мерить шагами комнату, произнося скучный монолог, который слушал один Джозеф. Стараясь утихомирить ее, он сказал, что хорошо понимает ее чувства, и начал вспоминать свои собственные ощущения в похожей ситуации, когда он должен был появиться в роли Макбета в Мельбурне.
— Давайте, давайте, Джо! Вы никогда не играли Макбета, — сказала Матильда.
Джозеф воспринял это достаточно спокойно, но настаивал на том, что играл все великие трагические роли. К несчастью, он не заметил, как в комнату вошла его жена. Матильда сразу же призвала ее опровергнуть эту явную ложь.
— Не помню, чтобы он когда-нибудь играл Макбета, — спокойно ответила Мод. — Он всегда был хорош в характерных ролях.
Все сразу же представили себе Джозефа в роли первого могильщика, даже у Паулы дрогнули в улыбке губы. Мод же, не замечая произведенного ею впечатления, вспомнила множество мелких ролей, которые принесли успех Джозефу, и бросила туманное обещание поискать тетрадь с вырезками — она куда-то ее засунула.
— Еще одна книга, которую надо стащить и тем самым избавиться от нее, — достаточно громко заметил Стивен прямо в ухо Матильде.
Та вздрогнула, потому что не слышала, как он вошел в комнату. Он стоял прямо за ее спиной, руки в карманах, во рту трубка. Он выглядел насмешливым и довольным, жизнь играла в глазах, а рот сложился в чуть заметную улыбку. Хорошо зная Стивена, Матильда предположила, что он возбужден ссорой, возможно, со своим дядей.
— Ну и дурак же ты, — резко сказала она.
Он посмотрел на нее, слегка подняв брови.
— Почему?
— Ты поссорился с дядей.
— А, это! Я всегда с ним ссорюсь.
— Но ведь ты, скорее всего, наследник.
— Понимаю.
— Нат тебе об этом сказал? — удивленно спросила она.
— Нет. Был проинструктирован дорогим дядей Джо.
— Когда?
— Вчера вечером, когда ты ушла к себе.
— Стивен, тебе Джо сказал, что Нат сделал тебя своим наследником?
Он пожал плечами.
— Ну, не совсем так прямо. Хитрые намеки, подмигивания и толчки в бок.
— Я думаю, что он знает. Ты должен последить за собой. Я не удивлюсь, если Нат передумает.
— Думаю, ты права, — равнодушно ответил он.
Она почувствовала внезапный укол отчаяния.
— Тогда зачем ты его раздражаешь?
Он вынул трубку изо рта и принялся разжигать ее снова. Его глаза блеснули на нее поверх трубки.
— Господь с тобой, я не раздражаю его! Он просто не любит мою суженую.
— А ты? — не удержавшись, потребовала она ответа.
Он посмотрел на нее, явно довольный ее необычным смущением.
— Очевидно.
— Извини! — коротко сказала она и отошла.
Она почти что зло принялась поправлять свечи на елке. Нельзя никогда до конца понять Стивена. Он может быть влюблен в Валерию; может быть, влюбленность уже прошла; может быть, он просто упрямится. Неужели он так глуп, чтобы из-за своего ослиного упрямства выпустить из рук состояние? Ни один мужчина не может быть настолько глуп, цинично решила Матильда. Она искоса взглянула на Стивена и подумала: "А он может. Он в таком настроении, что может сделать любую глупость. Как мои бультерьеры: лают, кусаются, ищут ссоры, всегда уверены, что должны лезть в драку, даже если другие собаки настроены миролюбиво. О, Стивен, почему ты такой осел?"
Она снова посмотрела на него, на этот раз открыто, потому что его внимание было обращено не на нее, он смотрел на Валерию, которую Джозеф увлек в один из оконных проемов. Он не улыбался, но, как казалось Матильде, наслаждался какой-то внутренней мыслью. Она подумала: "Нет, ты не осел. Не уверена, что ты не сам дьявол во плоти. Холодный, с извращенным чувством юмора. Хотела бы я знать, что ты думаешь!" Потом в ее голове пронеслась мысль: "Зачем я только приехала сюда?!"
Как бы отвечая ей, Паула внезапно произнесла:
— О, Боже! До чего я ненавижу этот дом!
Стивен зевнул.
— Почему? — спросил Ройдон.
Она вынула окурок из длинного мундштука и бросила его в камин.
— Не могу выразить этого словами. Если я скажу, что в этом воздухе витает зло, вы будете смеяться.
— Нет, я не буду, — серьезно ответил он. — Я верю в то, что человеческие страсти влияют на окружающую обстановку. Ты очень чувствительна, я всегда это в тебе подозревал.
— Нет, Виллогби, не надо! — вмешалась Валерия, немедленно прервав свое уединение с Джозефом. — Из-за вас я чувствую себя просто ужасно! Мне все время кажется, будто кто-то стоит за моей спиной.
