Ирвин Уэлш - Преступление

Леннокс берет Тианну за подбородок.

— Ты не виновата. Ты всего лишь маленькая девочка. Я был всего лишь маленький мальчик. Я не виноват. Я никому не говорил, потому что мне было стыдно и страшно. Только это не мне следовало так себя чувствовать. Я ничего плохого не сделал. Я не виноват. — Леннокс роняет руку.

Тианна не опускает головы. Не сводит с него глаз.

— Конечно. Ты не виноват. Ты не виноват, Рэй.

— Они отыгрались на моем друге. Ему не удалось вырваться. Я пытался найти помощь, но это заняло слишком много времени. Пока я искал, они делали с Лесом нехорошее.

— Они… — Тианна переходит на шепот, в ужасе оглядывается — не слышит ли кто посторонний. — Они его насиловали?

Не в рот, а в…

— Да, — отвечает Леннокс. — Да, именно так. Лес долго был очень зол. Он был зол, потому что судьба обошлась с ним несправедливо. Но, злясь, он делал больно другим людям. Потом Лес понял: раз он делает больно другим, значит, те, из туннеля, победили. Значит, он все еще в их власти. Лес направлял злобу не на вызвавших ее, а на себя самого и на людей, которых он любил. А так нельзя.

— Да, — кивает Тианна. — Так нельзя.

— Я пытался найти подонков, которое сотворили такое с Лесом. И со мной. Не нашел. Но я их обязательно найду. Не успокоюсь, пока не найду.

— Ты не успокоишься, Рэй, потому что ты хороший. Ты очень хороший, — заверяет Тианна.

— Нет, я не успокоюсь не потому, что я хороший, а потому, что они плохие. Вот мой друг Лес — да, он хороший человек, он перерос свою боль. Ты понимаешь, о чем я?

Да, это правда. У Труди о нем примерно такое же представление: Рэй Леннокс остановился в эмjциональном развитии. В нем всегда будет жить перепуганный маленький мальчик. Остальное — кикбоксинг, полицейский участок, охота на педофилов — лишь тщетные попытки свести на нет произошедшее в туннеле. До тех пор пока Леннокс работает там, где работает, он от прошлого не избавится. Он должен об этом забыть.

Я должен об этом забыть.

Его откровенность пугает Труди, заставляет также быть откровенной, признаться, чтобы жизнь в законном браке не начиналась с грязных тайн. Риелтор… я должна рассказать о риэлторе…

В молчании они выходят из кафе. Леннокс непонятно зачем просит остановить в «Уолгринз», покупает небольшую канистру бензина, чем вызывает у Труди недоумение. Они идут в сторону «Линкольна», однако Леннокс сворачивает на Меридиан-авеню. Позади остаются несколько безликих кварталов.

— Рэй, куда мы идем? — спрашивает не на шутку обеспокоенная Труди.

— Уже близко, — успокаивает Леннокс. Впереди вырисовывается район в стиле арт-деко, плавно переходящий в высотный жилой комплекс северной части Майами-Бич. Они минуют Конференц-центр, Тианна и Труди, измученные жарой, еле поспевают за Ленноксом.

Внезапно Тианна Мэри Хйнтон вспоминает, как она любит пешие прогулки, как любила гулять в Мобиле; ей не хочется отставать. Она ступает твердо, помогает себе руками, она раскрывается солнцу. Она прятала душу от тех, кто владел ее телом, но они в прошлом, и душа ее ликует, и тело ликует, и кругом солнечный свет, чистый, звонкий, яркий. Тианна вспоминает слова Рэя о Хэнке Аароне и об официантах, которые били после него тарелки. «Где теперь те уроды? Кого их мнение интересует?» Труди Лоу, заразившись примером Тианны, тоже ускоряет шаг.

Они переходят Девятнадцатую улицу — и одновременно вздрагивают. Справа воздух вспарывает огромная зеленая рука. В первый момент кажется, что о помощи просит утопающий, но нет, тут не мольба, тут вызов лазурным небесам. Вызов — и боль. То, что поначалу было принято за водоросли, обвившие запястье, при ближайшем рассмотрении оказывается клубком человеческих тел в натуральную величину, истощенных, агонизирующих. Чем ближе подходят Леннокс, Труди и Тианна, тем навязчивее для всех троих ощущение, что вот-вот они услышат — неизбежно услышат! — хруст костей; дрожит самый воздух. Рука — на вымощенном камнем острове посреди водоема. Они видят фигуру плачущей матери с двумя детьми. На постаменте, под окаменевшей в своем горе семьей, надпись: «Несмотря ни на что, я все еще верю в человеческую доброту». Цитата из дневника Анны Франк.

Охранник в форме, судя по оттенку кожи и чертам лица, скорее африканец, чем афроамериканец, вышел из своей будки, уселся на самом солнцепеке. Кажется, даже машины на Меридиан-авеню гудят тише, почтительнее. Пальмы, статные, торжественные, смотрятся в водоем, перед которым полукругом — колонны, увитые лианами с белыми цветами; все вместе образует навес над мраморной стеной, неоспоримой, как самые кости. На ней, по технологии защиты от вандалов, выгравированы слова и образы, в которых раскрывается история Холокоста. Эту черную хронику ничто не обелит, не исказит и не подчистит; она пребудет вовеки. Имена — сотни, тысячи, миллионы имен взрослых и детей, загубленных в лагерях смерти, — здесь пребудут вовеки.

Полукруг расщепляется мостиком, который ведет на остров, к зеленой руке. В туннеле перечень лагерей, всем известные названия, такие как Освенцим и Бухенвальд, соседствуют с теми, о которых Леннокс никогда не слышал. Бельцек, Пднари, Вестерборк, читает он.

В отличие от другого туннеля, солнечные лучи, острые, как лазер, вскрывают полумрак, льются из потолочных отверстий. По выходе, уже непосредственно на острове, Леннокс, Труди и Тианна видят еще зеленые фигуры, читают имена, выгравированные на внутреннем мраморном круге. Леннокс потрясен количеством одинаковых фамилий, означающих, что с лица земли были стерты целые семьи. Понимали ли нацисты и их приспешники, что прежде всего совершают насилие над детьми, самое масштабное в истории человечества?

— Мне надо поговорить с Тианной, — произносит Леннокс, обращаясь к Труди. — Хорошо, девочки?

— О’кей, — отвечает Тианна. — Но Труди тоже можно послушать.

— Рэй, мы все совершаем ошибки, — осторожно начинает Труди. — Мы все… — Она медлит, вспоминает дурацкую ночь с риелтором, смотрит на траву, сжимает кулачки; она готова признаться, но, подняв взгляд, обнаруживает, что Леннокс удаляется вместе с Тианной, он уже в воротах. Первый порыв Труди — броситься еледбм, однако нечто мешает ей, замораживает нервные окончания, приковывает к месту. Ее атакуют мысли, одна страшней другой. Рэй и Тианна столько времени провели вместе, наедине. Люди, когда остаются наедине, на всякое способны. Рэя в детстве изнасиловали, он никогда на этот факт даже не намекнул. Какие еще у него тайны?

Труди Лоу охватывает ужас. Она бросается вдогонку. Собственно, много ли ей известно о Рэе Ленноксе? Только то, что лежит на поверхности. Разве она знает о своем женихе больше, чем знала об улыбчивом, белозубом риелторе, который теперь вызывает угрызения совести? Что вообще можно знать о других, если мы видим их сквозь линзы собственного «я»? Труди торопится к воротам. От солнца, как от передержанной касметической маски с эффектом пилинга, щиплет лицо. Оказавшись в саду, Труди щурится, однако Леннокса с Тианной не видит. Влажность по-прежнему зашкаливает.

Труди, чуть живая, выходит на лужайку и, к своему облегчению, на скамейке видит обоих. Слышит Ленноксовы обращенные к Тианне слова:

— Помнишь, как эти подонки давали тебе снотворное, а потом, на яхте, делали с тобой нехорошее? Помнишь, да?

Труди напрягает слух, но не приближается.

— Помню, — запинаясь, отвечает Тианна. — Я думала, мне все снится, только это был не сон. Меня туда отвозила Стэрри.

Они давали мне рогипнол или что-то в этом роде. И мне снился Ланс Диринг, как будто он меня трогает… Я думала, я сама грязная, раз мне такое снится… Диринг сказал: он коп, и он узнает, хорошей я была девочкой или плохой, а плохую девочку он может и в тюрьму посадить… Сказал: его не проведешь — он понял, что я грязная…

— Нет, ты чистая. Это они грязные. Таких людей называют педофилами. Они извращенцы. Скажи, что надо сделать, если тебя трогают или говорят гадости?

— Уйти. Или убежать, — отвечает девочка, кусая нижнюю губку.

— Правильно. А еще надо сказать этому мерзавцу, чтобы он убирался ко всем чертям, — произносит Леннокс. Его бросает в дрожь: он видит потный грязный член перед носом, ощущает его вкус. Касается щетины над верхней губой. Щетина защищает. Прикрывает брешь. Отпугивает подонков. Призвана заявить, может, слишком в лоб: «Я — мужчина». — Надо сказать: убирайся ко всем чертям, ты хорек вонючий!

— Убирайся к чертям! — кричит Тианна. — Убирайся, хорек вонючий!

Труди подходит, касается Ленноксовой руки. Рука словно окаменела.

— Рэй…

Леннокс оборачивается, в его глазах боль, которую Труди принимает за обвинение. «Он знает. Он знает про риелтора. Все знает. Сейчас так и скажет».

Внезапно Леннокс переводит взгляд на Тианну. Труди ясно: у него с этой девочкой установилась связь, тесная связь — с ней, Труди, он никогда не откровенничал. И не будет.