Энн Перри - Смертная чаша весов
– То, что вы не знаете истинного характера принцессы, – не ваша вина, сэр. Слава богу, об этом не догадывается и вся Европа! Я пожелала бы, чтобы все так и остались в неведении, но вы, сэр, вынуждаете меня сказать правду. Как для всякой династии, для нас важно иметь наследников. Принц Вальдо не может иметь детей не по своей вине, и я не могу, да и не хочу обсуждать это здесь. Но принцесса Гизела бездетна по своей воле…
Услышав такое неожиданное заявление, галерка снова не осталась безучастной.
Харвестер приподнялся на своем стуле, но его протест потонул в общем шуме.
Судья, стуча молотком, потребовал порядка и тишины.
Рэтбоун взглянул на свидетеля, а затем на Гизелу. В лице ее не было ни единой кровинки, а огромные глаза казались темными провалами. Адвокат не мог понять, был ли это страх, чувство стыда за публичное разоблачение или же застарелая боль и обида.
В зале все еще было шумно. Оливер повернулся к графине фон Рюстов. Зора казалась столь же растерянной и удивленной, как и все присутствующие в зале.
Судья снова принялся стучать молотком, и зал наконец затих.
– Граф Лансдорф, – отчетливо произнес Рэтбоун, обращаясь к свидетелю и как бы приглашая его продолжить. Но он мог этого и не делать.
– Если б принц Фридрих оставил ее, – тут же снова заговорил Рольф в наступившей тишине, – он мог бы вступить в брак с более достойной женщиной, которая дала бы стране наследника. Есть немало молодых леди благородного происхождения и безукоризненной репутации, с приятной наружностью и хорошими манерами. – Граф в упор посмотрел на адвоката. – Таких, как баронесса Бригитта Арльсбах, например, которая всегда была образцом совершенства. Герцогиня просила принца взять ее в жены. Баронесса почитаема и любима в народе, она происходит из весьма благородной семьи, и ее популярность растет…
Теперь казалось, что граф забыл о публике в зале и о присяжных, которые беспокойно поворачивались на своих скамьях, пытаясь найти в зале ту, которую так превозносит свидетель.
– У нее есть достоинство, честь, преданность своему народу и всеобщее уважение в своей стране и за ее пределами, – не останавливался Рольф. – Однако принц предпочел ей другую. – Он бросил взгляд на Гизелу. – И страна осталась без наследника!
– Такая трагедия постигает многие династии, граф Лансдорф, – с сочувствием произнес Рэтбоун. – Это знакомо и нам – здесь, в Англии. Вам надо внести изменения в вашу конституцию с тем, чтобы впредь престолонаследие было возможно и по женской линии. – Он сделал вид, что не замечает негодования свидетеля, вызванное этими словами. – Разве вы могли предполагать, что брак принца с Гизелой Беренц тоже окажется бездетным? Вы несправедливы ни к принцу Вальдо, ни к принцессе Гизеле: всю вину за бездетность брака принца Фридриха вы возлагаете на нее!
Оливер чуть понизил голос и продолжил:
– Многие женщины страстно жаждут материнства, и когда им это не удается, стойко переносят свое горе. И никто не должен видеть, как они страдают. Это очень личное горе. Зачем женщине, даже если она принцесса, оповещать о нем всех или просить всеобщего сочувствия?
– В случае с принцем Вальдо виноват недуг, – с горечью произнес граф. – Но принцесса Гизела сделала свой брак бездетным сознательно и по своей воле. Не спрашивайте, как мне это стало известно!
– Я обязан спросить, – возразил Рэтбоун. – Это слишком серьезное обвинение, граф Лансдорф. Вы не можете требовать от суда или кого-либо из нас, чтобы мы поверили вам на слово без каких-либо доказательств. – С этими словами адвокат иронично улыбнулся.
Рольф ничего не ответил.
Эшли поднялся со своего места с побагровевшим лицом.
– Ваша честь, это чудовищно!.. Я…
– Да, я вас понимаю, мистер Харвестер, – тихим голосом остановил адвоката судья. – Граф Лансдорф, – повернулся он к свидетелю, – вы должны или отказаться от ваших слов и заверить нас, что сказали неправду, или убедительно объяснить нам, почему вы это сказали, и тогда уже позвольте решать нам, верить вашему показанию или нет.
Рольф по-прежнему стоял навытяжку, распрямив плечи, но взгляд его был теперь устремлен в зал – точнее, в самый дальний его конец, на галерею. Рэтбоун тоже невольно посмотрел туда. Сделал это и судья, проследивший взгляд свидетеля, да и присяжные не остались безучастными.
В этот миг сэр Оливер впервые увидел в суде Эстер Лэттерли, а рядом с нею – юношу в кресле-коляске, в светлых волосах которого играли блики света. За ними адвокат увидел очень красивую пару – мужчину и женщину средних лет. Судя по тому, как они смотрели на молодого человека в коляске, Рэтбоун догадался, что это его родители. Вот он, пациент Эстер, о котором она ему рассказывала… Кажется, она говорила о том, что эта семья приехала из Фельцбурга. Поэтому не было ничего неожиданного в том, что, прочитав в газетах о судебном процессе, они решили побывать на нем.
Оливер снова повернулся к свидетелю.
– Граф Лансдорф, продолжайте.
– Гизела Беренц не была бесплодной, – сквозь зубы процедил Рольф. – У нее был ребенок от тайной связи. Это было задолго до ее брака с принцем Фридрихом…
В зале кто-то громко и испуганно вздохнул.
Растерянный Харвестер, вскочив, не знал, что сказать. Сидевшая рядом Гизела была смертельно бледна.
На скамьях присяжных кто-то с трудом подавил кашель.
– Она не хотела этого ребенка, – продолжал граф голосом, в котором было откровенное презрение, – и решила избавиться от него, сделать аборт…
Из-за возникшего в зале шума ему пришлось прервать свой рассказ. Галерка буквально взорвалась от гневного протеста. Послышался женский вопль. Кто-то выкрикивал проклятия…
Судья напрасно стучал по столу молотком.
У Харвестера был вид человека, которому нанесли удар в лицо.
Но резкий и громкий голос свидетеля все же перекрыл беспорядочные выкрики и шум в зале:
– Однако отец ребенка воспротивился и пригрозил в случае аборта предать все гласности. Он пообещал, что если она оставит ребенка и тот родится живым, он заберет его и вырастит со всей отцовской любовью.
На галерке слышались приглушенные рыдания. Даже лица присяжных казались побледневшими.
– Она родила сына, – продолжал Рольф, – и отец забрал его к себе. В течение года он сам занимался воспитанием ребенка, а затем встретил достойную женщину и, полюбив ее, женился на ней. Его жена была благородной и доброй женщиной, любившей мальчика, как собственного сына. И, разумеется, мальчик не знал, что он ей не родной.
Рэтбоун не сразу снова обрел голос – ему пришлось долго откашливаться.
– Вы можете доказать это, граф Лансдорф? Все, что вы здесь рассказали, просто ужасно! – воскликнул он наконец.
– Конечно, могу, – ответил граф с горькой усмешкой. – Я не вышел бы на эту трибуну, если б не имел доказательств. Зора фон Рюстов, возможно, глупа, – но себя я таковым не считаю!
Он немного помолчал, а потом продолжил ледяным тоном:
– Второму ребенку Гизелы Беренц не повезло. Это был ребенок принца Фридриха. Ей удалось устроить выкидыш. Она, без сомнения, хорошо знала свойства многих трав. Женщины нередко проявляют к ним интерес: одни лечатся ими, другие используют травы в косметических целях и во многих других случаях… А еще из трав можно приготовить приворотное зелье или средство для выкидыша, как было в данном случае. После него Беренц долго болела и какое-то время пользовалась врачебной помощью. Не знаю, захочет ли ее врач дать показания, но под присягой он скажет правду. Этот случай чрезвычайно его огорчил. – Лицо графа исказила страдальческая гримаса. – Если же профессиональная этика заставит его хранить врачебную тайну, тогда допросите Флорента Барберини. Под присягой он расскажет все, что знает, если на него нажать. Он не связан никакими обязательствами. – На этом Рольф умолк.
У Рэтбоуна не оставалось выбора. Зал суда затаил дыхание.
– Ребенок, о котором вы говорили, – сын Гизелы? Это можно доказать? – еще раз уточнил адвокат.
Свидетель с надеждой посмотрел на судью. На лице председателя суда было сочувствие, но он остался непреклонным.
– Сожалею, граф Лансдорф, но ваше обвинение настолько серьезно, что доказательства просто необходимы. Если это в ваших возможностях, ответьте на вопрос адвоката, – потребовал судья.
– Связь была с бароном Берндом Олленхаймом, – хриплым голосом произнес Рольф. – Он забрал у нее ребенка, а когда женился, его жена полюбила мальчика, как своего родного сына.
Больше ему нечего было сказать, да и волнение в зале едва ли позволило бы сделать это. Так же неожиданно, как удар грома среди ясного неба, восхищение Гизелой превратилось в ненависть к ней.
У Харвестера был вид человека, присутствующего при роковом несчастном случае. Кровь отхлынула от его лица. Он попытался сделать какое-то движение, но остановился, потом собрался сказать что-то, но тоже передумал – открыл было рот, но не произнес ни слова.