Дороти Сэйерс - Где будет труп

— Нет, — сказал Уимзи. — Вы не учли государственный взгляд на вещи. Государь в изгнании может позволить себе случайные привязанности, но когда придет время взойти на трон, все личные связи нужно принести в жертву общественному долгу. Обычную содержанку вроде Лейлы можно просто выгнать или передать с рук на руки. Человека, связь с которым более возвышенна, должно принести в жертву, но уже с церемониями. Мы не знаем и никогда не узнаем наверняка, как Алексис собирался поступить с миссис Уэлдон. По ее словам, он пытался подготовить ее к каким-то грандиозным и удивительным переменам в близком будущем, хотя она, конечно, истолковала все неправильно. Полагаю, что Алексис на самом-то деле хотел после отбытия в Варшаву написать ей письмо, рассказать, что с ним случилось, и пообещать место при императорском дворе. Все это сопровождалось бы ореолом романтики, благородства и самопожертвования — миссис Уэлдон, без сомнения, страшно бы понравилось. И еще: хотя до начала этой русской затеи Алексис мог крутить ею как хотел, он, судя по всему, всегда отказывался принимать от нее крупные денежные суммы. Что, безусловно, делает ему честь и показывает, что у него были инстинкты джентльмена, хоть, может, и не принца.

— Это правда, — согласился Глейшер. — Если б не этот заговор, он бы на ней женился.

— Да, скорее всего. Женился бы и выполнял долг перед ней согласно своим представлениям, которые, вероятно, были… скажем так, континентальными. Был бы ей очаровательным мужем и держал бы любовницу — все тихо и прилично.

Инспектор Ампелти, казалось, хотел оспорить употребление здесь слова «прилично», но Уимзи поспешил продолжить:

— Я также думаю, что Алексис не очень-то стремился так поступать с Лейлой и миссис Уэлдон. Может быть, он действительно любил Лейлу, а может, ему было жаль обманывать надежды миссис Уэлдон. И поэтому они придумали Феодору.

— А кто такая Феодора?

— Феодора, вне всяких сомнений, — высокородная дама, предназначенная в жены новому царю Павлу Алексеевичу. Чего проще: пойти к театральному агенту, найти фотографию не слишком известной дамы русского происхождения и послать ее Алексису в качестве портрета княжны Феодоры, прекрасной дамы, которая ждет его в изгнании и трудится на его благо, пока не придет срок занять место подле него на императорском троне? Эти, прости господи, романы, которые так любил Алексис, битком набиты такими вещами. Возможно, от Феодоры приходили письма, полные ожидания нежной встречи. Она заранее, по рассказам, была влюблена в великого князя Павла. Конечно, такая эффектная идея его пленила. К тому же жениться на Феодоре его призывал долг перед государством. Какие могли быть колебания? Один взгляд на это прекрасное лицо, на головку, увенчанную царственными жемчугами…

— А! — сказал Глейшер. — Конечно! Вот почему они вцепились именно в эту фотографию.

— Конечно. Жемчуга, без сомнений, из «Вулворта», как и весь этот жалкий мираж, но эти вещи служат своей цели, Глейшер, они служат цели. Боже мой, Глейшер, — только представить, как этот глупый бедолага идет к одинокой скале навстречу смерти, а голова у него кружится от мысли, что его вот-вот коронуют на царство!

Уимзи осекся, потрясенный редкой для себя горячностью. Двое полицейских сочувственно зашаркали ногами.

— Да, милорд, ужасно, что и говорить, — поддакнул Глейшер. — Будем надеяться, он умер быстро и ничего не успел понять.

— Да, но как он умер? — спросил Уимзи. — Вот в чем трудность-то. Впрочем, сейчас не об этом.

Что дальше? А, триста фунтов золотом. Забавный эпизод, чуть не разрушил им весь заговор. Я не думаю, что он каким-то образом входил в исходный замысел. Мокэмб никак не мог предвидеть, что Поль Алексис соберет это золото. Видимо, это был его собственный вклад в романтическую историю. Может быть, он читал о золоте в книгах — что оно везде имеет хождение и все такое — и решил, что будет неплохо отправиться на завоевание трона с золотым поясом вокруг талии. Это, конечно, нелепо — смехотворно крошечная сумма, громоздкая и неудобная, если ее таскать с собой, — но это ведь золото. Золото, знаете, блестит. Как кто-то сказал, «все то золото, что блестит»[208]. Звучит как теория относительности, но это психологический факт. Если бы вы, Глейшер, были романтичным юным князем или думали, что вы князь, чем бы вам хотелось оплачивать счета — какими-то грязными бумажками или вот этим?

Он сунул руку в карман и вытащил горсть золотых соверенов. Затем бросил их на стол, и они покатились со звоном. Глейшер и Ампелти торопливо протянули руки, ловя монеты, блестевшие в свете лампы. Они подобрали их и стали взвешивать на ладони, они держали их двумя пальцами, они пытливо ощупывали рифленый гурт и гладких выпуклых Георгия с Драконом.

— Да, — сказал Уимзи, — на ощупь приятные, правда? Тут их десять, и стоят они не больше, чем бумажные фунты[209], а для меня и вовсе ничего не стоят, потому что у меня, дуралея, рука не поднимается их потратить. Но это золото. Я бы не отказался от трехсот фунтов, хотя они весили бы пять фунтов в британской системе и были бы адской обузой. Но вот что занятно: эти лишние пять фунтов нарушили хрупкое равновесие между мертвым телом и водой. Удельный вес трупа чуть-чуть меньше, чем нужно, чтобы он потонул — но только чуть-чуть. Достаточно пары очень тяжелых сапог или набитого золотом пояса, чтобы он пошел на дно и застрял в Жерновах, как вы, Ампелти, знаете по опыту. Если бы тело Алексиса так и не нашли, для заговорщиков это стало бы большой неприятностью. Миссис Уэлдон, возможно, в конце концов и поверила бы, что он мертв, но сначала угрохала бы состояние на его поиски.

— История вообще странная, — произнес Глейшер. — Вряд ли в нее поверит хоть один человек, если он не видел ее с самого начала. Но, милорд! Допустим, что все было сделано так, как вы сказали, — как тогда быть с убийством?

— Именно. Признаюсь честно: в том, что касается убийства, мы недалеко продвинулись. С подготовкой все примерно ясно. Во-первых, кому-то нужно было приехать и посмотреть на место. Не знаю точно, кто это был, но попробую угадать. Тот, кто знает местность, потому что бывал здесь раньше. Тот, у кого есть машина, чтобы разъезжать туда-сюда. Тот, у кого есть отличный повод сюда приехать и респектабельные друзья, чьи гости вне подозрений.

— Миссис Мокэмб!

— Точно. Миссис Мокэмб. Возможно, также и мистер Мокэмб. Мы можем проверить, не приезжала ли эта прекрасная пара погостить на выходные к викарию в Хитбери в последние несколько месяцев.

— Приезжала, — вставил Ампелти. — Леди гостила тут две недели в конце февраля, а ее муж приезжал на пару дней. Они сообщили об этом во время дознания, но мы тогда не придали этому значения.

— Конечно. Очень хорошо. Затем, когда развязка уже близится, прибывает остальная шайка. Мокэмб наряжается парикмахером и слоняется по окрестностям, попадаясь всем на глаза. Это нужно ему для покупки бритвы таким способом, чтобы ее было трудно отследить. Вы спросите, почему именно бритва, если они наверняка знали, что Алексис не брился? Могу предположить зачем. Она тише пистолета, и это типичное орудие самоубийц. Она безопасна и надежна, носить ее с собой гораздо удобнее, чем, скажем, нож для разделки мяса. Если же возникнут какие-либо вопросы, Мокэмб всегда сможет объявиться и рассказать убедительную историю, как он передал бритву Алексису.

— А! Я думал об этом. Как вы считаете, объявился бы он, не будь той статьи в газете?

— Трудно сказать. Но я полагаю, что он бы ждал и смотрел, как все пойдет. Возможно, пришел бы на дознание в качестве случайного зрителя, а затем, если бы коронер показал, что не спешит соглашаться с версией самоубийства, он бы встал и развеял сомнения несколькими точными словами. Видите ли, удобнейшая маска странствующего парикмахера давала ему прекрасный повод появляться и исчезать, как Чеширский кот, к тому же меняя имена. Думаю, кстати, что он действительно когда-то жил в Манчестере и поэтому мог правдоподобно причитать о тамошних опустевших улицах и брошенных парикмахерских.

— Насколько я понимаю, в обычной жизни он носит бороду.

— Да. Он просто сбрил ее, когда взялся играть роль. Потом, вернувшись в Лондон, ему нужно было лишь получить накладную бороду, присланную в отель на другое имя, и надеть ее ненадолго — на время поездки в Кенсингтон. И даже если бы служитель кинотеатра заметил (чего могло и не произойти), что некий джентльмен надел в туалете фальшивую бороду, вряд ли он стал бы вмешиваться не в свое дело. Мокэмб сделал все возможное, чтобы избавиться от слежки. Если бы Бантер не отличался редким упорством и проворством, он бы двадцать раз потерял след. Ведь он едва не упустил Мокэмба в кино. Пойди он за ним в туалет, тот просто не стал бы надевать бороду, и погоня продолжилась бы. Но у него хватило ума остаться снаружи, и Мокэмб решил, будто опасность миновала. Скотленд-Ярд сейчас следит за его домом, но, думаю, они обнаружат, что этот джентльмен болен и лежит в постели, а преданная жена за ним ухаживает. Когда борода отрастет, он снова объявится, а пока что миссис Мокэмб, которая была актрисой и кое-что понимает в гриме, позаботится, чтобы всякий раз, как горничная приходит убирать комнату, борода была на месте.