Уинстон Грэхем - Энджелл, Перл и Маленький Божок
— Вот как, значит, он животное! Что ж, так уж устроен человек. Но он, между прочим, настоящий мужчина. Вы об этом подумали? С картинками любовью не займешься.
Он с ненавистью взирал на нее.
— Я любил вас… Я вас ублажал, и еще как — в ущерб своему здоровью. Я… я занимался с вами любовью через частые промежутки времени. Уж не хотите ли вы сказать, что вас обделили?
— Вот именно, обделили, — сказала она. — Да, да, обделили! Ваша любовь… Господи, что толку об этом говорить! — Она бросила полотенце в раковину и открыла воду. — Да, я вышла за вас замуж. Да, я вам изменила. А теперь вы отомстили — что, разве не так? И мой жалкий боксеришка искалечен, лежит в больнице, может, никогда не будет заниматься боксом. А его лицо! Да оно все изуродовано. Это на вашей совести, хотя дело сделано чужими руками! Подлейшая месть, какую только можно придумать. Почему вы не выместили на мне? Почему? Почему вы не выместили на мне? С боксером вам не справиться, но со мной вы бы справились. Вы могли избить меня до полусмерти. Или вы даже этого испугались?
Они смолкли, словно два противника, разрядившие пистолеты. Вся амуниция была растрачена в шумных залпах.
Помолчав, Уилфред сказал:
— Я не мог бы вас избить. Разве я посмел бы вас изуродовать. Ведь я вас люблю. Разве… разве это не видно? — Он закрыл лицо руками и расплакался.
Зрелище было довольно смешным: огромный толстый человек средних лет всхлипывает, закрыв лицо ладонями. Однако смеяться было некому. Перл мгновение смотрела на него, но горечь отчаяния пересилила в ней презрение и жалость. Она бросилась вон, в гостиную, затем в переднюю, а оттуда вверх по лестнице в свою комнату. В комнате она недоуменно огляделась вокруг, силясь понять, что ее сюда привело. Затем вытащила из-под кровати старый чемодан. Открыла, принялась бросать в него вещи. Некоторые отбрасывала в сторону, потому что не привезла их с собой в этот дом. Она должна оставить тут всю массу накупленных красивых платьев, туфель, шляп, перчаток и шарфов. Она возьмет только то, что привезла сюда в июне прошлого года. Он может их продать и выручить за них сколько сумеет. Это поможет ему как-то возместить расходы. Да и в банке еще оставалось более четырех тысяч его денег; пусть тоже забирает. А она уедет сегодня же, сначала домой, а потом к Годфри. Она навестит его в больнице, а потом отправится в его комнату на Лавендер-Хилл, приберет ее, приведет в порядок, чтобы он вернулся в домашний уют. Первое время он будет нуждаться в уходе, пока не станет на ноги, пока не окрепнет, пока…
В дверях стоял Уилфред.
— Перл, что вы делаете?
— Собираюсь.
— Опомнитесь, не спешите.
Не слушая, она бросила в чемодан пару туфель.
— Говорю вам, не спешите, вы не имеете права меня вот так бросать.
— А вы не имеете права меня задерживать.
— Вы моя жена. Это ведь что-нибудь да значит.
— Ничего не значит. Больше ничего не значит.
Его лицо было все в пятнах, хуже, чем у нее, все в розовых и белых следах, будто он слишком сильно намял его.
— Куда вы собираетесь в такую тьму?
— В гостиницу. Это лучше, чем ехать домой, поднять всех на ноги.
— Останьтесь до утра. Какая разница.
— Для меня большая.
Он вошел в комнату и сел на кровать. Он выглядел наказанным ребенком. От прежней воинственности не осталось и следа.
— Не покидайте меня, Перл.
— Оставьте меня в покое!
— Это был честный бой. Его победили в честном бою. Все это пустяки. Он скоро поправится.
— Его свели не с тем боксером, и вы каким-то образом сумели это устроить!
— Прошу вас, не уходите. Умоляю вас.
— Вам следовало об этом думать раньше.
— Но разве вы безгрешны? Скажите мне — разве вы считаете себя безгрешной?
— Конечно, нет! Конечно, я не безгрешна. Я говорила, тут есть и моя вина. Только я не такая низкая, чтобы подстраивать чью-то гибель. Я не… — Она хотела сказать, что не действовала исподтишка, но есть ли разница, по крайней мере внешняя, между его и ее поведением? Встречи тайком в их спальне…
Уилфред вытащил из кармана платок и вытер лицо.
— Вы — вы любите этого человека?
— Да! — Любила ли она его? Было ли любовью то чувство, которое она испытывала к Годфри, или просто смесь влечения и похоти?
— А меня вы не любите?
— Нет!
— Но вы моя жена, Перл. Мы с вами муж и жена, Перл. Мы с вами муж и жена. — Его юридический ум цеплялся за оговорку, словно утопающий за соломинку.
— Что ж, теперь этому конец.
— Подождите до утра. Вы утомились, устали, замерзли. Ложитесь спать.
Она посмотрела на него. Его лицо было по-прежнему в пятнах, заплаканное, как у ребенка. Ну, а лицо Годфри? В те последние секунды, до того, как вмешался рефери, оно превратилось в кровавую маску.
Уилфред спросил:
— Что вы в нем находите?
— Я уже говорила. Он мужчина…
— Он животное, только и всего. И это отвечает вашим низким инстинктам.
— И вы еще смеете говорить о низких инстинктах!
Он сидел измотанный бурей чувств, полуобвиняющий и полуоправдывающийся.
— Вы мне больше нужны, Перл, чем ему, даже если он и получил незначительные повреждения. У него будет еще много женщин. А вы у меня одна. Если я в чем-то и провинился, вел себя неэтично… Но ведь и вы тоже виноваты. У меня больше никого нет, Перл. Теперь я знаю, что не смогу без вас жить.
Она закрыла крышку чемодана.
— А зачем вам жить? — спросила она.
При этом жесточайшем изо всех ударов Уилфред снова закрыл лицо руками.
— О, Перл, Перл…
Она подошла к шкафу, вытащила оттуда, из кучи новых и модных, свое старое пальто и бросила его в чемодан. Она еле держалась на ногах, превозмогая слабость, и изо всех сил разжигала свой гнев, чтобы заставить себя уйти немедленно. Она все время напоминала себе о бое, чтобы не дать утихнуть ярости, это действовало как укол адреналина.
Когда она проходила мимо, Уилфред схватил ее за руку.
— Перл, не покидайте меня. Вы обещали…
Она выдернула руку.
— Что обещала?
Он сказал:
— Наверное, я полюбил вас еще тогда, в самолете. Я обманывал себя, выдумывая всякие причины, отчего мне надо на вас жениться, лишь бы не признаваться в этом. За последние два месяца я все понял. Я полюбил вас, только поэтому я на вас и женился, только поэтому и решился на сегодняшнее. Только поэтому, даже теперь, зная о вашей неверности, я прошу вас остаться.
Ее охватило оцепенение. Она не двигалась с места.
— Мне жаль, — сказала она.
Он продолжал:
— Брак — это своего рода сделка. В радости и в горе. Если я вас сегодня обидел, вспомните, у нас были и хорошие времена, у нас была дружба. У нас была радость… Не отрицайте. У нас было много общего — вам небезразличны земные радости, вы любите хорошее вино, хорошие духи, утонченную жизнь, красивую одежду, умную беседу и многое другое. Неужели вы хотите всего этого лишиться?
— Да, хочу.
Он продолжал уговаривать, умолять, вновь взял ее за руку и не отпускал, хотя она пыталась высвободиться. В конце концов она вырвала ее, чуть не упав.
— Неужели вы не понимаете? — воскликнула она. — Ну хотя бы чуточку! После сегодняшнего… — Она расплакалась.
Некоторое время разговор не возобновлялся. Она плакала молча, горько, с ужасом сознавая, что не может остановиться. Он сидел на кровати, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, закрыв лицо руками, растрепанные волосы упали на руки. Перл пыталась собрать остатки своих вещей, но вяло, словно каждое движение стоило ей неимоверных усилий. Наконец, уложив все, она направилась к двери. Он упал на колени и вновь схватил ее за руку, говоря что-то бессвязное, бормоча ласковые слова, впервые за всю его размеренную, сдержанную, разумную жизнь. Неловкие болезненные мгновения, которые так и запечатлелись в памяти Перл, как нечто смутное, слова, позы, ясные в своем значении, но нечеткие в подробностях, словно в качестве самозащиты она сознательно избрала оптический обман. На какой-то стадии она обнаружила, что сидит с ним рядом на кровати и соглашается остаться до утра.
Но согласилась она не оттого, что Уилфред победил, нет, над ней одержали победу усталость, сознание того, что она не в состоянии продолжать эту сцену. Спуститься вниз, оказаться среди пронизывающе-холодной февральской ночи, добраться до гостиницы «Кадоган» безо всякой уверенности в том, найдется ли там номер, затем, если удастся, взять такси и отправиться на поиски другой гостиницы, где есть свободная комната, заполнить книгу для приезжих, подняться на лифте, заплатить коридорному и лечь спать в холодную неуютную постель — все это было превыше ее сил.
Наполовину обнадеженный, наполовину растерянный, Уилфред был вытолкнут за дверь, и она осталась одна в своей комнате, своей еще на одну ночь.
