Душегуб - Николай Вингертер
Самое страшное, что может совершить человек, было совершено. Нексин знал, что пройдет несколько дней и пропавших начнут искать, к этому подключится много людей, участником поисков станет также и он, как директор лесхоза, на территории которого последний раз видели пропавших. Будет возникать немало версий по поводу исчезновения людей, что обычно происходит, когда внезапно пропадают люди; будут появляться нелепицы, похожие на те комментарии и откровенный бред, которыми в таких случаях потчуют с телеэкранов малахольные ведущие, обсуждающие на полном серьезе тему с такими же малообразованными мошенниками, называющими себя колдунами и ведунами. Нексина, впрочем, будет устраивать и то, и другое, главное, чтобы прошло как можно больше времени после исчезновения, а когда обнаружат погибших и станет понятно, что их не украли инопланетяне, они не ушли в другое измерение или астрал, не сбежали в Америку, как шпионы, выполнившие свою задачу, а убиты (причем убийц было минимум двое, поскольку убиты разными способами, и убитых трое), то у него будет своя, совершенно реалистичная и прагматичная версия. Он как-нибудь выскажет предположение, что иностранец Валкс с другим иностранным агентом, небезгрешным клерикалом Либерсом, сошлись на воровстве леса с Варкентиным — завсегдатаем секты, возглавляемой тем же Либерсом; с ними, возможно, был еще кто-то… Нексин подкрепит это бумагами, когда всплывут документы, из которых станет видно, что с Валксом заключались договоры на один сорт древесины, а Варкентин сбывал ему совсем другой, более дорогой, но по дешевой цене, что, понятное дело, не могло быть бескорыстно.
Происшедшая час тому назад жуткая трагедия, участниками которой были не птицы и пауки, которых не так давно наблюдал Нексин, а люди, не вывела его из психологического равновесия — не для того он пошел на преступление. Да, мозг его был воспален и болезнен, но не из-за отчаяния от безысходности и непоправимости совершённого, не вдруг забрезжившего в глубине сознания намека на покаяние, а вследствие чудовищных событий, которые нужно было пережить, и беспрестанно работающей мысли: как все пойдет далее и как ему себя вести?.. От содеянного, от страшной картины, сравнимой с апокалипсисом отдельно взятого человека, мог сойти с ума кто-то, но не Нексин. С ним было все в порядке. Его заставили страдать и хотели унизить, но гордыня и ущербное самолюбие, требовавшие отмщения, не допустили этого; накопившееся в нем зло он выплеснул наружу для самосохранения, поэтому ни смерть жертв, ни несчастье их близких не могли вызывать в нем угрызений, страданий или переживаний, как у политических деятелей. Нексин чувствовал себя победителем и гордился собой особенным, что он не такой как все.
В город он приехал к концу рабочего дня. Первое, что сделал, — позвонил Оашеву. Встретиться они договорились через два часа. Такое время устраивало Нексина; он тут же отправился в сберкассу, чтобы снять со своего счета какую-нибудь сумму денег. По его мнению, это было хорошим алиби на случай проверки того, где он был в день убийства. «Конечно, конкретный день эксперты вряд ли установят, — рассуждал он, — а чем дальше, тем еще меньше будет точности для определения времени смерти. Но дата гибели, разумеется, будет принята как наиболее вероятная на день исчезновения». Он в это время был далеко от Залесья, в областном центре.
По дороге к сберкассе в разных местах три раза останавливал автомобиль и в разные баки для мусора выбросил сапоги, одежду и топор. С уничтожением следов, как считал, покончил, в багажнике оставалось лишь ружье, но его гладкие стволы практически невозможно было идентифицировать с картечью, которую извлекут из убитых. После сберкассы Нексин поехал на свою квартиру, в которой не был несколько месяцев, оставляя под пригляд соседей.
У него была двухкомнатная квартира, полученная от обкома партии в новом доме незадолго до смены режима в стране. В квартире совсем мало успел пожить, находясь больше у Елены Аркадьевны, и жилье так и стояло со следами незавершенных отделочных работ, не обжитое и неуютное. Но для него она была чем-то вроде фетиша, олицетворением его недавнего прошлого, успешной и понятной жизни, которую никогда не вернуть; и за это именно он любил свою квартиру.
Свет заходящего солнца косыми лучами проникал сквозь давно не мытое, пыльное окно, без штор и занавесок, и ложился на линолеум неровными светлыми ромбами. Большая комната была меблирована стандартным набором холостяка; здесь стояли раскладной диван, телевизор и стол. Спальня, если не считать несколько больших картонных ящиков с книгами и разной бытовой мелочью, была пуста. И только в кухне имелся недешевый, из натурального дерева, гарнитур со встроенными плитой и холодильником. Нексин машинально открыл холодильник, словно там могло что-то находиться, но, отключенный от сети, он внутри был темен и пуст. Нексин прошел в ванную, оглядел себя со стороны: ничего заметного в лице и внешности, что могло выдать совершение кровавого преступления, не было. Его это успокоило, он освежил лицо под краном, подолгу удерживая в ладонях воду. После сел за стол и высыпал содержимое пакета, похищенного у Валкса. В пакете находилась перехваченная аптечной резинкой стопка пятидесяти- и стодолларовых купюр. Сумма оказалась значительной. «Валкс, возможно, приготовил валюту не только для меня, еще для каких-то целей», — решил Нексин, пересчитывая банкноты.
Позвонили в дверь. Нексин быстро сложил деньги в пакет и спрятал его в холодильник. «Видимо, соседи», — решил он. Осторожно подошел к двери и посмотрел в глазок. На площадке действительно стоял сосед из квартиры, что была напротив. Его он и просил по возможности присматривать за своей квартирой, давал соседу номер рабочего телефона и домашний Хромовой. Нексин не знал фамилию соседа, обращался по имени-отчеству: Феликс Францевич. Был он, видимо, из западных белорусов, которых было немало в области, потому что говорил на какой-то жуткой смеси русских, польских и белорусских слов. Вот и теперь, как только Нексин открыл дверь, услышал:
— Так, так… Я поправне розумел, цо до хаты сам пан вертался…
Сосед был маленького росточка, ниже Нексина, седой и с постоянно красным, как у пьяниц, носом и с шелушащейся на носу кожицей. Пьяницей, однако, не был, наоборот, был аккуратен и набожен, что, впрочем, компенсировалось чрезвычайной активностью и любопытством до всего. Нексин, видя его, всегда думал, что соседу, наверное, и нос
