Ирвин Уэлш - Преступление

Поднятую бровь Стюарт истолковал как проявление заинтригованности.

— Ты не ослышался, Рэйми, увы тебе и мне! Сам собственным глазам не поверил. Чтобы папа такое смотрел! Я пригласил Джэсмин выпить, так она призналась; когда она в дверное окошко глянула и увидела, как папа весь напрягся, она решила, он мастурбирует. То есть его уже на этом ловили! Ну, Джэсмин смутилась, отвернулась, и тут услышала грохот. Открыла дверь, а папа на полулежит. Он не развлекался. У него был инфаркт.

Бедный, глупый старый папа. Так хотел восстановить мужскую силу, основную часть себя, что умер от лекарств, которые поддерживали в нем жизнь.

Леннокс смотрит на младшего брата, замечает прыщи; вроде раньше их не было. Наверно, недавно повылезли. Вот же идиот, паяц, челюсть на веревочке, весь мир ему театр. Нашему маленькому баловнику Стью драматизм как воздух потребен, он его всасывает без меры, жирует на нем.

— Ты к маме-то подойдешь?

— Сделай так, чтобы мы с ней не пересеклись, — сказал Леннокс, бросив взгляд на заплаканную мать. Труди стояла рядом, утешала. Пыталась объяснить необъяснимое. «Труди, почему Рэй со мной не разговаривает?» Он, конечно, Труди рассказал, но не мог поручиться, что она поверила, не отнесла рассказ к разряду диких домыслов, которым место в «стрессовой» мусорной корзине.

К нему приблизился Джок Аллардайс, за Джоком шла Авриль Леннокс, непроизвольно поглаживая ножку бокала с красным вином. Джокова густая седая шевелюра в потугах на вторую молодость была прилизана гелем, голубые глаза выражали скорбь.

— Послушай, Рэймонд, я только хотел сказать…

— Иди к черту, Мистер Кондитер, и ее с собой прихвати. — Следующая реплика адресована матери. — Вы хоть бы дождались, пока он остынет, предатели!

Он помнит ужас и смущение Джока, полные слез, округлившиеся глаза матери, ее безуспешные попытки выдавить хоть слово в свою защиту, рыдания, утешения Труди и Джеки. Он сразу понял: с его стороны было низко и неуместно обзывать Джока кличкой, которую прицепили педофилу-убийце Хорсбургу. «Дядя Джоки» подобных наклонностей не имел, да и сладкого не любил. Даже сам Хорсбург никогда не использовал сладости в качестве наживки, только огонь и спрайт.

Стюарт сейчас же стал приводить в порядок свое хамелеонское лицо, залебезил, шаркун клубный.

— Ты о чем, Рэй?

— Тебе такое по нраву, — оборвал Леннокс. — Ну так иди к приемному папуле, только без меня.

Этого Стюарт не стерпел. Он сжал кулаки, поднялся на цыпочки, навис над Ленноксом. До его рта, отдающего виски, оставалось не больше дюйма.

— Думаешь, если на своей фашистской службе имеешь дело с дерьмом, значит, тебе все о человеческой природе известно? Да ты, Рэйми, профан, новичок гребаный. Ты не представляешь, что нужно маме, чего она ждет от жизни!

Авриль Леннокс повторяла с закрытыми глазами, как молитву:

— Я во всем виновата, я во всем виновата, я во всем виновата…

Леннокс медленно положил руку Стюарту на грудь, оттолкнул его на пару футов.

— Зато ты прекрасно представляешь. Ну так дай дяде Джоку пару-тройку советов относительно наложения грима. — Леннокс развернулся и побрел к парковке. Над головой клубились тучи; такая же чернота клубилась в душе. Некоторое время Леннокс шел, просто чтобы уйти, а когда опомнился, оказалось, что он на кладбищенской скамье, в голове одна мысль: все эти годы он не мог рассказать — ни отцу, ни кому бы то ни было — о произошедшем в туннеле. И вторая: чего стоило Джону Ленноксу выдать свой страшный секрет.

Послышался хруст гравия под ногами, тощая фигура прошла перед Ленноксом, чтобы ее присутствие на скамейке, на почтительном расстоянии, не стало для него неожиданностью. Лес Броуди смотрел прямо перед собой, щурился на бледное солнце, тщившееся подтвердить собственное наличие в небе, курил. Леннокс хотел попросить оставить его в покое, но Лес молчал, не сводя глаз с темных облаков.

У Леннокса запульсировала артерия на шее, за воротник пробрался холод.

— Нежарко нынче, El Mondo, — наконец заговорил Лес.

Его детское прозвище. El Mondo Леннокса называли только члены семьи — и Лес. Лес был мне все равно что брат, подумал Леннокс.

— Дела как сажа бела, — простонал Леннокс, оглядываясь.

— С делами всегда так. — Лес Броуди тряхнул головой. На губах его заиграла улыбка, он посмотрел на Леннокса, встретил его взгляд. — Но они имеют тенденцию улучшаться.

— Мало того, что моя мать всю дорогу трахалась с этим козлом, так она его еще и на похороны притащила. Отец остыть не успел!

— Джок был его другом, Рэйми.

— Хорош друг, который с твоей женой спит. А тут еще этот паскудник Стюарт…

— Ну, у каждого свои странности. — Лес Броуди кивнул, как в подобных ситуациях все кивают: дескать, не нам над тайнами мироздания голову ломать.

— Ты прав.

— Рэйми, ты должен это изжить.

— Как? Как, черт возьми, изживать прикажешь? — начал было Леннокс. В мозгу всплыл туннель — и поруганный Лес, выходящий на свет в обнимку с велосипедом. — Сам-то ты изжил?

Лес откашлялся.

— Знаешь, Рэйми, что эти скоты со мной сделали? Они меня изнасиловали. Двое, по очереди. Я тебе никогда не говорил, верно? Язык не поворачивался. Двое, по очереди, — повторил Лес Броуди. Вокруг глаз заплясали морщинки, будто он смеялся. — Не успел я подумать: «Слава богу, все», как второй пристроился наместо первого. Я ждал третьего, молодого, да он сдрейфил.

— Черт возьми, Лес, я… — Больше Леннокс ничего не смог сказать. Он убежал. Должен ли он был остаться с Лесом, бороться, кричать и получить свою долю испытания — как настоящий мужчина, по общепринятой формулировке? Этот вопрос мучил его всю взрослую жизнь.

— Я мог бы рассказать в подробностях, но не стану. — Лес выудил несколько сигарет, предложил Ленноксу, тот не взял. — Лучше расскажу, какой я был злой, как я искал, кому бы сделать больно за то, что случилось со мной, как думал о смерти. Я малость с катушек съехал. — Лес горько улыбнулся. — Не знал, куда деваться от ненависти. Я даже тебя ненавидел, за то, что ты свалил.

— Я, Лес, тоже себя за это ненавидел. Я хотел позвать на помощь, тревогу поднять. Я нашел людей, привел — только слишком поздно.

Лес затянулся своим окурком.

— Вот и перестань об этом думать. Ты тогда правильно поступил. Если бы ты не сбежал, они бы и с тобой то же самое сделали — тот, молодой сделал бы. — Лес вскинул брови. — Да ты сам знаешь.

Леннокс еще ниже опустил голову. Он понял: их с Лесом дружба никуда не делась, только окрепла за долгие годы, проведенные врозь. Лес не отверг его, они просто оказались по разные стороны протянувшегося между ними длинного черного туннеля.

— Знаешь, почему я стал полицейским? Я, Лес, хотел найти этих выродков. Я и сейчас сплю и вижу, черт меня дери. Знаешь, сколько я просмотрел снимков в личных делах с тех пор, как в полиции работаю? Все свободное время этому посвящал. Всю базу данных на насильников перелопатил, на всю Британию. Нигде нет. Поэтому я пошел работать в отдел особо тяжких преступлений — чтобы добраться до ублюдков. Чтобы посадить их. Пока без толку. — Леннокс покачал головой. — Наверно они просто исчезли с лица земли. Улыбка Леса Броуди стала шире.

— Да, видно, так и есть.

Леннокс уставился на Леса, боясь поверить. Полицейский вырвался на поверхность прежде, чем Леннокс сумел его остановить.

— Что?! Ты хочешь сказать, что ты их…

Лес Броуди, его старый друг, рассмеялся долгим, невеселым смехом, бросил окурок и каблуком втоптал его в гравий.

— Нет, черт возьми. А жаль. Я столько лет готов был что угодно отдать, лишь бы найти их. Только сейчас им в моей жизни места нет. Не пойми меня неправильно: я очень надеюсь, они больше не могут причинить вреда ни одному ребенку. Но я принял решение: умыть руки, забыть о прошлом.

— Как тебе удалось?

— Мне не удалось, а пришлось. — Лес достал из кармана бумажник, из бумажника — семейную фотографию. — Мне теперь есть о ком волноваться. Я не хочу, чтобы у моей жены был зацикленный психопат-муж, а у моих детей — озлобленный психопат-отец. Я должен жить для них, а не вынашивать планы мести прошлому. Твоя девушка, Рэй, просто супер. Смотри не потеряй ее. Не променяй на кучку грязных извращенцев — вот это действительно была бы трагедия.

Тебе подобное миллион раз говорили, ты даже смысл этих слов понимал, но, пока эмоционально не дозрел до принятия их, слова, подобно зернам, посеянным на шоссе, не могли дать всходов. Леннокс еще помолчал, поднялся, как со скамейки запасных, как будто объявили дополнительное время, и пожал руку старому другу. Лес тоже встал, обнял Леннокса, но Леннокс на объятие не ответил, если не считать несмелого хлопка по спине.

— Лес, мне надо пройтись, мозги проветрить, — как бы в оправдание, что размыкает объятие, сказал Леннокс.