Крейг Кеннеди - Артур Б. Рив
– Вы сказали в своем письме, что суды были такими медленными, а адвокаты такими…
– Да, такими холодными, такими техничными. Они, похоже, не понимают, что на карту поставлена человеческая жизнь. Для них это почти как игра, в которой мы являемся пешками. И иногда я боюсь, несмотря на то, что говорят адвокаты, что без каких—либо новых доказательств ему будет трудно.
– Вы не потеряли надежду на апелляцию? – мягко спросил Кеннеди.
– Это всего лишь формальности закона, – ответила она со спокойной твердостью, – то есть, насколько я могу понять из языка газет. Наш адвокат – Сало Кан из крупной фирмы адвокатов по уголовным делам "Смит, Кан".
– Конин, – размышлял Кеннеди, наполовину про себя. Я не мог сказать, думал ли он о том, что повторил, или о маленькой женщине.
– Да, активный компонент цикуты, – продолжила она. – Это было то, что обнаружили эксперты, они поклялись. В чистом виде, я полагаю, он более ядовит, чем что-либо, кроме цианидов. И это было абсолютно научное доказательство. Они повторили тесты в суде. В этом не было никаких сомнений. Но, о, он этого не делал. Это сделал кто-то другой. Он не сделал… он не мог.
Кеннеди несколько минут ничего не говорил, но по его тону, когда он заговорил, было видно, что он глубоко тронут.
– Со времени нашей свадьбы мы жили со старым мистером Годвином в историческом доме Годвина в Ист-Пойнте, – продолжила она, когда он возобновил свои расспросы. – Сэнфорд – это была настоящая фамилия моего мужа, пока он мальчиком не пришел работать к мистеру Годвину в офис фабрики и не был усыновлен его работодателем – Сэнфорд и я вели для него хозяйство. – Около года назад он начал слабеть и редко ходил на фабрику, которой управлял за него Сэнфорд. Однажды ночью мистеру Годвину внезапно стало плохо. Я не знаю, как долго он болел, прежде чем мы услышали его стоны, но он умер почти до того, как мы смогли вызвать врача. На самом деле в этом не было ничего подозрительного, но в городе всегда была большая ревность к моему мужу, и особенно среди немногих дальних родственников мистера Годвина. То, что, должно быть, началось как праздный, сплетничающий слух, переросло в серьезное обвинение в том, что мой муж ускорил смерть своего старого опекуна. Оригинал завещания – я называю его завещанием – был помещен в сейф фабрики несколько лет назад. Но когда сплетни в городе стали ожесточенными, однажды, когда нас не было дома, несколько частных детективов вошли в дом с ордером – и они действительно нашли завещание, другое завещание, о котором мы ничего не знали, датированное позже первого и спрятанное с некоторыми бумагами в задней части шкафа, своего рода огнестойкого ящика, встроенного в стену библиотеки. Второе завещание было идентично первому по языку, за исключением того, что его условия были изменены, и вместо того, чтобы быть наследником имущества, Сэнфорду была предоставлена сравнительно небольшая рента, а Элморы были сделаны наследниками, а не получателями ренты.
– А кто такие эти Элморы? – с любопытством спросил Кеннеди.
– Их трое, два внучатых племянника и внучатая племянница, Брэдфорд, Ламберт и их сестра Мириам.
– И они живут…
– Также в Ист-Пойнте. Старый мистер Годвин был не очень дружен со своей сестрой, внуками которой они были. Они были единственными оставшимися в живых наследниками, и хотя Сэнфорд никогда не имел к этому никакого отношения, я думаю, они всегда воображали, что он пытался настроить старика против них.
– Я хочу увидеть Элморов или, по крайней мере, кого-то, кто их представляет, а также окружного прокурора, который вел это дело. Но теперь, когда я здесь, я задаюсь вопросом, возможно ли, чтобы я мог оказать какое-либо влияние, чтобы увидеть вашего мужа?
Миссис Годвин вздохнула.
– Раз в месяц, – ответила она, – я иду в тюрьму, начальник очень добр ко мне, и тогда я могу увидеть Сэнфорда. Конечно, между нами есть решетки, помимо обычного экрана. Но я могу поговорить с ним час, и в этих беседах он описал мне в точности каждую деталь своей жизни в… в тюрьме. Мы даже договорились об определенных часах, когда мы думаем друг о друге. В эти часы я почти знаю, о чем он думает. – Она сделала паузу, чтобы собраться с мыслями. – Возможно, найдется какой-нибудь способ, если я попрошу начальника тюрьмы. Возможно, если вы будете считаться его адвокатом – вы сможете увидеть его.
Полчаса спустя мы сидели в большой регистрационной комнате тюрьмы и разговаривали с великодушным, широкоплечим надзирателем. Все аргументы, которые Кеннеди мог привести, были приведены в действие. Он даже разговаривал по междугороднему телефону с адвокатами в Нью-Йорке. Наконец правила были смягчены, и Кеннеди был допущен по некоторым техническим причинам в качестве адвоката. Адвокат может видеться с осужденным так часто, как это необходимо.
Нас провели вниз по лестнице и мимо огромных дверей со стальными решетками, по коридорам и через обычную тюрьму, пока, наконец, мы не оказались в том, что тюремные чиновники называли секцией для осужденных. Все остальные называют это тайное сердце мрачного места домом смерти.
Она состоит из двух рядов камер, всего около восемнадцати или двадцати, немного более современных по конструкции, чем тысяча двести архаичных пещер, которые считаются камерами в главной тюрьме.
В каждом конце коридора сидел вооруженный охранник, не сводивший глаз с рядов камер ни днем, ни ночью.
В стене, с одной стороны, была дверь – маленькая зеленая дверь – дверь из дома смерти в камеру смерти.
Пока Кеннеди разговаривал с заключенным, охранник вызвался показать мне камеру смерти и "стул". В маленьком кирпичном доме из одной комнаты не было никакой другой мебели, кроме этого ужасного стула из желтого дуба с широкими кожаными ремнями. Вот он стоял, единственный предмет в ярко покрытой лаком комнате площадью около двадцати пяти квадратных футов со стенами чистого синего цвета, этот мрачный прислужник современной научной смерти. Там были мокрые электроды, которые крепились к ногам через прорези в брюках на икрах; наверху было приспособление, похожее на трубу или на ужасный кожаный шлем, который надевается на голову, с другим электродом.
За спиной осужденного был выключатель, высвобождающий смертельный запас энергии, а за ним – тюремный морг, куда доставляют тела. Я огляделся по сторонам. В стене слева, по направлению к дому смерти, тоже была дверь, с этой стороны желтая. Почему—то я не мог выбросить из головы очарование этой двери – порога могилы.
Тем временем Кеннеди сидел в маленькой клетке и разговаривал с осужденным
