Луиз Пенни - Что скрывал покойник
Как только электрическое освещение в подвале Тиммер восстановили, оказалось, что он стерильно чист, тщательно убран и ухожен. Никаких змей там не было и в помине. Равно как и змеиных гнезд. Не было обнаружено никаких следов того, что кто-нибудь когда-нибудь выползал оттуда, если не считать самого Бена. «Змеи», свисающие с потолка, оказались на самом деле электрическими проводами, а она пинала ногами и отшвыривала от себя обрезки садового шланга. Клара никогда не переставала изумляться силе воображения.
— Еще одной причиной, по которой я очень не скоро сообразил, что здесь на самом деле происходит, — признался Гамаш, — стало то, что я совершил промах. И довольно-таки серьезный. Я решил, что он влюблен в вас, Клара. Романтически и безответно. Я даже спросил его об этом. И это стало моей самой большой ошибкой. Вместо того чтобы поинтересоваться у него, как он относится к вам, я спросил, давно ли он вас любит. И сам подбросил повод и объяснение, которые нужны были ему для того, чтобы объяснить все эти его взгляды украдкой. Он тайком смотрел на вас не из-за страсти, а от страха. Он знал, насколько сильно у вас развита интуиция, и если кто-нибудь и мог его разоблачить, так только вы. Но я позволил ему соскочить с крючка и вдобавок одурачить себя.
— Но в конце концов вы его вычислили, — успокоила Гамаша Клара. — Бен хотя бы отдает себе отчет в том, что сделал?
— Нет. Он считает, что имел полное право поступать так, как он поступил. Деньги Хедли принадлежали ему. Собственность Хедли принадлежала ему. Его мать просто присматривает за ними, пока они не будут переданы ему. Мысль о том, что он не получит наследства, показалась Бену настолько дикой, что он не задумываясь убил ее. Ну а поскольку это из-за нее он оказался в таком положении, значит, ни в чем не виноват. Она сама накликала смерть.
Оливье вздрогнул.
— Он казался таким мягким и нежным.
— А он и был таким на самом деле, — ответил Гамаш, — до тех пор, пока вы не начинали возражать ему. Или когда он не получал того, что хотел. Он был и остался ребенком. Он убил собственную мать из-за денег. А Джейн он убил потому, что решил, что своей «Ярмаркой» она намерена объявить об этом всему миру.
— Какая ирония! — сказал Питер. — Он думал, что лицо на картине выдаст его. Тогда как на самом деле его выдало то, что он стер свое лицо. Оставь он все как было, и его бы никогда не разоблачили и не поймали. Всю жизнь он просто плыл по течению, оставаясь пассивным наблюдателем. И единственный раз, когда он решил проявить активность, стоил ему свободы.
Руфь Зардо медленно, с трудом поднималась по склону холма, рядом на поводке тащилась Дэйзи. Она сама вызвалась забрать собаку Бена, при этом удивляясь себе больше всех остальных. Но она считала, что поступает правильно. Две дурно пахнущие, хромые особи женского пола. Они осторожно ступали по неровной дороге, стараясь не поскользнуться на выпавшем снегу, не вывихнуть лодыжку и не сломать ногу.
Она услышала его раньше, чем увидела. Молитвенный жезл был на месте. Украшающие его разноцветные ленты трепетали на ветру, отчего привязанные дары плясали в воздухе, со стуком ударяясь друг о друга. Настоящие верные друзья. Шумные, назойливые, сталкивающиеся, кричащие, иногда причиняющие боль, но всегда ненамеренно. Руфь поймала старую фотографию, изображение на которой из-за дождя и снега почти исчезло. Она не смотрела на этот снимок целых шестьдесят лет, с тех самых пор, когда сделала его на ярмарке. Джейн и Андреас, такие молодые и счастливые. И Тиммер позади них смотрит прямо в объектив, на Руфь, которая держала в руках фотоаппарат, и хмурится при этом. Тогда, много лет назад, Руфь поняла, что Тиммер знает обо всем. Юная Руфь только что предала Джейн. А теперь Тиммер была мертва. И Андреас мертв, и Джейн тоже мертва. Руфь чувствовала, что, похоже, пришло время отпустить мертвым все грехи, и пусть прошлое останется в прошлом. Она выпустила старую фотографию из рук, и та присоединилась к предметам, танцующим и пляшущим на ветру.
Руфь сунула руку в карман и вынула книгу, которую взяла на память о Джейн. Вместе с ней она достала конверт, оставленный для нее Джейн. Внутри лежала карточка, от руки разрисованная Джейн, почти точная копия рисунка на стене в ее гостиной. Если не считать того, что две обнимающиеся фигуры были не молодыми и красивыми, а старыми и дряхлыми. Две пожилые женщины. Обнимающие друг друга. Руфь сунула рисунок в книгу. Потрепанную маленькую книгу, которая пахла туалетной водой «Флорис».
Дрожащим голосом Руфь начала читать вслух. Ветер подхватил слова и закружил их со снежинками и разноцветными лентами. На нее с обожанием смотрела Дэйзи.
Гамаш сидел в бистро. Он пришел попрощаться и, может быть, купить парочку лакричных трубочек перед тем, как возвращаться в Монреаль. Оливье и Габри горячо спорили, куда поставить великолепный уэльский комод с зеркалом, который выбрал Оливье.
Оливье пытался выбрать что-нибудь другое. Он сурово убеждал себя, что не стоит быть жадным и забирать лучшее из того, что было в доме Джейн. «Хотя бы на этот раз, — умолял он себя, — возьми что-нибудь символическое. Что-нибудь маленькое, просто на память о ней. Например, небольшой серебряный поднос или керамическую кружку. Только не уэльский комод с зеркалом. Только не уэльский комод с зеркалом…»
— Почему мы никогда не ставим красивую мебель в гостинице? — жалобно спросил Габри, когда они бродили по бистро, выбирая подходящее место для уэльского комода с зеркалом. Увидев Гамаша, они подошли к нему. Габри не выдержал и спросил:
— Вы подозревали нас?
Гамаш взглянул на двух мужчин — одного крупного и жизнерадостного, другого худощавого и сдержанного.
— Нет. Думаю, вам слишком много пришлось перенести из-за жестокости других, чтобы проявлять жестокость самим. Из собственного опыта я знаю, что люди, которым довелось страдать, либо стараются отплатить миру той же монетой и сами становятся жестокими, либо воспитывают в себе неизмеримую доброту. Вы не из тех, кто способен на убийство. Жаль, что не могу сказать того же обо всех остальных.
— Что вы имеете в виду? — спросил Оливье.
— Что вы имеете в виду? — эхом повторил Габри.
— Вы же не ждете от меня ответа на свой вопрос, правда? Кроме того, может случиться так, что этот человек так и не отважится на подобный поступок.
Наблюдательному Габри показалось, что Гамаш сам не верит своим словам и даже как будто опасается чего-то.
В эту минуту в бистро вошла Мирна, чтобы выпить горячего шоколада.
— У меня к вам один вопрос. — Сделав заказ, она повернулась к старшему инспектору: — Что происходит с Филиппом? Почему он так ведет себя с отцом?
Гамаш призадумался, не зная, сколько можно ей сказать. Изабелла Лакост отправила в лабораторию ту вещь, которую обнаружила прикрепленной скотчем к обратной стороне постера в комнате Бернара, и они уже получили результаты исследования. На ней повсюду были отпечатки пальцев Филиппа. Бернар Маленфан шантажировал юношу.
Но Гамаш знал, что поведение Филиппа изменилось еще до этого. Из веселого и доброго мальчика он превратился в жестокого, злобного, мрачного, глубоко несчастного подростка. Гамаш догадывался о причинах произошедшей в юноше перемены, и журнал лишь подтвердил его правоту. На самом деле Филипп не ненавидел своего отца. Нет. Филипп ненавидел самого себя, и перенес эту ненависть на отца.
— Извините, — медленно сказал Гамаш. — Я не могу ответить на ваш вопрос.
Когда старший инспектор надевал плащ, собираясь уходить, к нему подошли Оливье и Габри.
— Мы думаем, что знаем, почему Филипп ведет себя так, — сказал Габри. — Мы написали причину на бумаге. Если мы угадали, не могли бы вы просто кивнуть головой?
Гамаш развернул записку и прочел ее, затем сложил и сунул в карман. Выходя из бистро, он оглянулся на двух мужчин, которые стояли плечом к плечу, слегка касаясь друг друга. Вопреки здравому смыслу, он кивнул. И никогда не пожалел об этом.
Они смотрели, как Арман Гамаш, хромая, подошел к своей машине, сел в нее и уехал. Габри было очень грустно. Он догадывался, что происходит с Филиппом. Инцидент с навозом лишь подтвердил его догадку. Вот почему они решили предложить Филиппу отработать свой долг перед ними в бистро. Там, где они могли бы наблюдать за ним и где, что еще более важно, он мог наблюдать за ними. Чтобы увидеть и понять, что их отношения вполне нормальны и естественны.
— Ну что же, — Оливье легонько коснулся руки Габри, — по крайней мере, у тебя будет еще один помощник, если ты когда-нибудь решишься поставить на сцене «Волшебника страны Оз».
— Ага, еще один приятель Дороти — это как раз то, что сейчас необходимо нашей деревушке.
— Это тебе. — Из-за спины Клара вытащила большую фотографию, стилизованную, разделенную на цветовые слои с помощью видео и снятую с монитора ее «Макинтоша». Она просияла, когда Питер взял ее в руки, чтобы рассмотреть внимательнее. Но улыбка ее медленно угасла. Он ничего не понял. В этом не было чего-то необычного, он редко понимал ее работу. Но она так надеялась, что в этот раз все будет по-другому. Смысл ее подарка ему заключался и в самой фотографии, и в том, что она доверяла ему настолько, чтобы показать ее. Ее творчество носило глубоко личный характер, и сейчас она обнажила перед ним свою душу насколько могла. Она не рассказала Питеру о засидке для охоты на оленей, а также умолчала о некоторых других вещах, и теперь она хотела показать ему, что была неправа. Она любила его и доверяла ему.
