Канатная танцовщица - Морис Леблан
– Тем хуже для вас и вашего Кантэна. – И вышел из комнаты.
Странное дело, во время этой словесной дуэли Доротея оставалась совершенно спокойной. Но как только за Эстрейхером захлопнулась дверь, порыв задорного ребячливого веселья сорвал ее с места. Она показала ему нос, перевернулась на каблуке, подпрыгнула, потом весело схватила флакон нюхательной соли, забытый графиней на столе, и подбежала к Кантэну. Кантэн сидел в кресле, совершенно ошеломленный и уничтоженный.
– Ну-ка, милый, понюхай.
Тот потянул носом, чихнул и только охнул:
– Попались.
– Вот глупости! Почему попались?
– Он нас выдаст.
– Никогда. Он постарается навести на нас подозрение, но прямо выдать не посмеет. Ну а если и осмелится и расскажет, что видел тебя утром, так я тоже расскажу про него очень многое.
– И зачем ты заговорила про серьги?
– Сами узнали бы. Я нарочно сказала сама, чтобы отвлечь подозрение.
– И вышло как раз наоборот.
– Ну, ладно. Тогда я заявлю, что серьги украл бородач, а не мы.
– Для этого нужны доказательства.
– Я их найду.
– Не понимаю, за что ты его вдруг возненавидела?
Доротея пожала плечами.
– Дело не в ненависти. Просто надо его прихлопнуть. Это очень опасный тип. Ты знаешь, Кантэн, что я редко ошибаюсь в людях. Эстрейхер – негодяй, способный на все. Он подкапывается под семью Шаньи, и я хочу во что бы то ни стало им помочь.
Кантэн в свою очередь пожал плечами:
– Удивляюсь тебе, Доротея. Рассчитываешь, взвешиваешь, соображаешь. Можно подумать, что ты действуешь по какому-то плану.
– Вот плана-то как раз и нет. Я бью пока что наудачу. Определенная цель у меня действительно есть: я вижу, что четыре человека связаны какой-то тайной. Папа перед смертью повторял слово «Роборэй». Вот я и хочу узнать, не участвовал ли он в этой тайне, или не имел ли право участвовать в ней. Ясно, что они ищут сокровище и пока держатся друг за друга. Прямым путем мне не добиться ничего. Но я все-таки добьюсь. Слышишь, Кантэн, добьюсь во что бы то ни стало.
Доротея топнула ногой. В этом резком жесте и в тоне ее голоса было столько энергии и неожиданной решимости, что Кантэн вытаращил глаза. А маленькое шаловливое создание упрямо и настойчиво повторяло:
– Непременно добьюсь. Честное слово. Я рассказала им только часть того, что мне удалось пронюхать. Есть такая вещь, которая заставит их пойти на уступки.
– Какая?
– Потом расскажу.
Доротея внезапно умолкла и стала смотреть в окно, за которым резвились мальчики. Вдруг в коридоре раздались торопливые шаги. Из подъезда выскочил лакей, распахнул ворота – и в ворота въехали четыре ярмарочных фургона, в том числе и «Цирк Доротеи».
Около фургонов толпилась кучка народа.
– Жандармы… Там жандармы, – простонал Кантэн. – Они обыскивают «Тир».
– Эстрейхер с ними, – заметила девушка.
– Доротея, что ты натворила!
– Все равно, – спокойно ответила она. – Эти люди знают тайну, которую я должна узнать. История с серьгами поможет мне в этом.
– Однако…
– Перестань хныкать, Кантэн. Сегодня решается моя судьба. Приободрись. Довольно страхов. Давай потанцуем фокстрот.
Она обхватила его за талию и насильно закружила по комнате. Увидев танцующую пару, Кастор, Поллукс и Монфокон влезли в окно и тоже запрыгали. Так, танцуя и напевая модные песенки, выбрались они из гостиной в главный вестибюль. Вдруг Кантэну сделалось дурно. Он покачнулся и упал. Пришлось прекратить пляску. Доротея не на шутку рассердилась:
– Ну, это еще что за представление? – спросила она резко, стараясь поднять Кантэна.
– Я… я боюсь.
– Чего боишься, дурень? Первый раз вижу такого труса. Чего ты боишься?
– С…серьги.
– Дурак. Ты сам забросил их в кусты.
– Я не…
– Что-о?!
– Я… не бросил.
– Где же они?
– Не знаю. Я их искал, как ты сказала, в корзине. Но там их не оказалось. Я перерыл весь фургон. Картонная коробочка исчезла.
Лицо Доротеи стало серьезным. Действительно, опасность была на носу.
– Почему же ты мне ничего не сказал? Я бы вела себя иначе.
– Я боялся. Не хотел тебя огорчать.
– Ах, Кантэн, Кантэн! Какую глупость ты устроил!
Доротея умолкла и больше не упрекала товарища.
Только, подумав, спросила:
– Как ты думаешь, куда они делись?
– Верно, я ошибся впопыхах и положил их не в корзину, а в другое место. А куда – не помню. Я перерыл все корзины и ничего не нашел. Жандармы, конечно, отыщут.
– Дело принимает плохой оборот. Серьги в фургоне – прямая улика. А там – тюрьма, арест.
– Не выгораживай меня, Доротея, – умолял несчастный Кантэн. – Брось меня. Я идиот. Преступник. Скажи им, что я один во всем виноват.
Вдруг на пороге вестибюля вырос жандармский бригадир с одним из замковых лакеев.
– Молчи, – шепнула Доротея. – Не смей говорить ни слова.
Жандарм направился к Доротее.
– Мадемуазель Доротея?
– Да, это я. Что вам угодно?
– Пожалуйте за мной. Мы вынуждены вас…
– Нет, нет, – перебила жандарма графиня, спускавшаяся по лестнице с мужем и Раулем Дювернуа. – Я протестую. Не причиняйте этой барышне никаких неприятностей. Тут недоразумение.
Рауль Дювернуа поддержал мадам де Шаньи. Но граф остановил жену:
– Друг мой, это пустая формальность. Бригадир обязан ее исполнить. Кража совершена, власти должны произвести дознание и допросить присутствующих.
– Но не эту девушку, которая раскрыла кражу и предупредила нас о том, что против нас затевается.
– Почему же не допросить ее, как всех. Может быть, Эстрейхер прав, предполагая, что серьги пропали не из шкафа. Ты могла надеть их сегодня по рассеянности, и они могли выпасть из ушей. Кто-нибудь их поднял и…
Жандарму надоело слушать спор супругов Шаньи, но он не знал, что предпринять, и Доротея сама вывела его из затруднения.
– Вы правы, граф, – сказала она. – Моя роль должна казаться подозрительной. Вы не знаете, откуда я знаю буквы секретного замка. Не делайте для меня исключения и не освобождайте от обыска и допроса. – Потом, обернувшись к графине, добавила: – Пощадите ваши нервы, графиня, и не присутствуйте при обыске: это зрелище не из приятных. И не волнуйтесь за меня. Наше ремесло такое, что приходится быть ко всему готовой, а вам это будет тяжело. Зато я вас очень прошу, вы сами поймете почему, присутствовать на моем допросе.
– Хорошо. Даю вам слово.
– Бригадир, я к вашим услугам.
Доротея вышла вместе с жандармом и всеми своими компаньонами. Кантэн шел с таким видом, точно его вели на эшафот. Капитан заложил руки в карманы, крепко зажав в кулачке веревку от коляски с игрушками, и весело насвистывал песенку с видом опытного человека, который привык ко всяким переделкам и знает, что все они кончаются пустяками.
Подойдя к своему фургону, Доротея увидала Эстрейхера, беседующего с жандармами и лакеями замка.
– Это вы направили на нас следствие? – спросила она с веселой и приветливой улыбкой.
– Конечно, – ответил Эстрейхер в том же тоне, – и в наших собственных интересах.
– Благодарю вас. В результате я не сомневаюсь. – Потом обратилась к бригадиру: – Ключей не полагается. В «Цирке Доротеи» нет замков. Все открыто. В руках и карманах – нет ничего.
Бригадир, по-видимому, не любил обысков. Зато лакеи усердно принялись за дело, а Эстрейхер распоряжался.
– Извините меня, – сказал он Доротее, отводя ее в сторону. – Я нарочно стараюсь отвести от вас всякое подозрение.
– Я понимаю ваше рвение. Вы прежде всего заботитесь о себе.
– Как так?
– Очень просто. Вспомните нашу беседу. Виноват кто-нибудь один: или вы, или я.
Эстрейхер почувствовал в Доротее серьезного противника и испугался ее угроз, но не успел сообразить, как ему действовать. Он стоял рядом с ней, был любезен, даже галантен и вместе с тем тщательно руководил обыском, свирепея с каждой минутой. По его указанию, лакеи вытаскивали корзины и ящики, вываливали из них разный убогий скарб, среди которого пестрели яркими пятнами любимые платки и шарфы Доротеи.
Обыск продолжался более часа. Серег нигде не оказалось.
Исследовали пол и потолок фургона, распороли матрацы, упряжь, сумку с овсом, ящик с провизией. Все напрасно.
Потом обыскали Кантэна и мальчиков. Горничная графини раздела Доротею, ощупывая на ней каждый шов. Пропажи и тут не нашли.
– А это? – спросил Эстрейхер, показывая на большую корзину, валявшуюся под фургоном.
В ней лежали разные обломки, тряпки и грязная кухонная
