Душегуб - Николай Вингертер
Нексин слушал его и не верил, что все это говорит Баскин, тот самый Баскин, который слыл всегда одним из самых ярых защитников и последователей идей их партии коммунистов. Его взгляд не мог не заметить Баскин:
— Все нормально, Алексей Иванович. Тема закрыта! Консерватизм — вещь, конечно, полезная, но в меру. Если долго за него держаться — отстанешь от жизни навсегда. Ты же не будешь утверждать, что тебе на конной тяге ездить сподручнее, когда имеется современный автомобиль. Не забывай, нам всем необходимо становиться другими! Должность, на которую идешь, не так сложна, гораздо важнее предприятие, куда идешь. Лесхоз — это тысячи гектаров делового леса, там же и нетронутые поля, есть даже озеро, вся эта территория в твоем управлении. Если правильно всем распоряжаться и ко всему разумно подойти, это может давать дохода по более, чем иная фабрика… Осмотришься на месте, вот тогда и составим конкретный разговор по поводу заданного тобою вопроса: «Чем будешь обязан?»
2
Нексин обвел кабинет директора лесхоза взглядом безразличным и скучным, словно не ему предстояло здесь работать и не его это рабочее место. Накануне он сюда заходил лишь на час, когда знакомился с сотрудниками конторы, поэтому не успел толком осмотреть кабинет. Ни в лесном деле, ни освоении такого богатства, как лес, он, юрист по образованию, не знал ничего, разве что встречал в прежнее время, когда был инструктором по идеологической работе в областном комитете партии, в отчетах бывшего руководства этого предприятия специальные термины: «расчетная лесосека», «подсочка деревьев», «выборочная рубка» и прочее.
Нексин достал из портфеля небольшой, оформленный паспарту, портрет любимой женщины и поставил перед собой на стол, отодвинув в сторону забытое или оставленное предшественником пыльное, очень искусно сделанное чучело филина, посаженное на кусок дерева с высверленными отверстиями для ручек и карандашей. Портрет явно проигрывал рядом с колоритной, около полуметра высотой, птицей с буро-черным мягким оперением сверху и желтоватой грудкой. Особенно примечательны были отличающие эту птицу плоские окологлазные круги. Сова смотрела на Нексина бусинами больших глаз, сделанных из желтого стекла, с аккуратно нарисованными зрачками, которые были покрыты лаком, блестели, и это создавало иллюзию, что птица живая; а в ее испуганно-удивленном взгляде был вопрос Нексину: кто он такой и почему здесь?.. Ему этот взгляд был неприятен, он перенес чучело в угол кабинета на тумбочку рядом с телевизором. «Так будет лучше, — решил Нексин. — Попрошу, чтобы и вовсе отдали чучело в краеведческий музей».
В кабинете все было очень скромно в понимании Нексина, привыкшего к подчеркнуто деловой, но дорогой мебели в обкоме партии, даже бедно. Здесь стояли посредине кабинета огромный письменный стол, к нему приставлен другой, чуть меньших размеров; вдоль стены десяток стульев, шкаф с бумагами, второй шкаф — платяной; в одном из углов в деревянном ящике росло старое, с корявым стволом лимонное деревце, похоже, никогда не плодоносившее; на стене за спинкой единственного кресла висела в раме под стеклом выгоревшая литография портрета маршала Жукова. Какое мог иметь маршал отношение к лесхозу, Нексин не знал, но решил, что портрету тоже не место в его кабинете: заменит на другой. Задумался — на какой? Сразу определиться не смог, из-за нелюбви к новой власти. Поразмыслив, решил, что вместо портрета повесит российский триколор. Нексин хотел поправить портрет маршала, который, как ему показалось, висел криво, но едва тронул — рама скользнула по стене, раздался грохот, и на пол вслед за упавшим портретом посыпалась сухая штукатурка, в которую, оказывается, без дополнительного крепежа, был вбит гвоздь. Нексин нагнулся, чтобы поднять портрет, в это время открылась дверь, и в кабинет заглянула секретарь дирекции Нина Викторовна Борец, она же по совместительству инспектор отдела кадров лесхоза, — на предприятии работник самый сведущий.
— Что-то случилось, Алексей Иванович?.. — спросила Борец с порога, но не дожидаясь ответа и несмотря на свои годы — была уже пенсионного возраста — живо подскочила к Нексину и забрала у него портрет. — Извините, я должна была сразу предложить свою помощь, чтобы подсказать что-то по кабинету, но постеснялась.
— В таких случаях не надо стесняться, а делать всё как положено, — сказал сухо Нексин. — Чертт-е как прибили гвоздь!.. Кто так вешает тяжелую раму со стеклом?.. — Он отошел в сторону и отряхнул с пиджака пыль, а когда снова повернулся к секретарю, то увидел, что она от страха или от растерянности продолжает стоять как вкопанная, держа портрет на вытянутых руках. — Что, так и будете его держать? — сказал Нексин. — Да положите же вы этот портрет и позовите уборщицу, чтобы прибралась.
— Я сама, — сказала Борец, приставила к стене портрет и мигом выскочила из кабинета, тут же вернулась с веником и совком в руках.
— Почему вы, а не уборщица?
— Вера Сизова отсутствует, но только на часок, корова у нее телится.
— Какая еще корова?..
— Слива… так ее кличут… корову… теленок у нее будет…
Было заметно, что Борец еще сильнее испугалась строгого, почти гневливого тона директора, который ей не приходилось слышать от прежнего директора. Она сжалась в ожидании следующего вопроса. Невысокая, полная, с простой короткой стрижкой, из-за чего голова казалась маленькой, но большим ртом на широком и скуластом лице со скошенным подбородком, секретарша показалась Нексину похожей на лягушку, какую рисуют к сказкам.
«Хорошо, что она некрасивая, — подумал Нексин. — Симпатичная секретарша, конечно, неплохо, но небезопасно, потому что близкие отношения с сотрудницей — это первый признак глупости и слабости руководителя». Ему нравилась эта мысль. Он на мгновение представил себя со стороны в этом убогом кабинете с его аскетической обстановкой, рядом с чудаковатой женщиной, и неожиданно громко рассмеялся. Борец, пытаясь понять его, тоже улыбнулась, но у нее получилась гримаса.
— Хорошо, Нина Викторовна, — сказал Нексин, — уберите сегодня сами, но в последний раз, на будущее запомните,
