Агата Кристи - Пассажир из Франкфурта
— Робинсон? — задумчиво произнес сэр Стэффорд Най. — Славная английская фамилия. — Он взглянул на Хоршема. — Крупный, с желтым лицом, толстый, занимается финансами? Он что, тоже на стороне ангелов, вы на это намекаете?
— Не знаю, как насчет ангелов, — ответил Генри Хоршем, — но в этой стране он не раз вытаскивал нас из затруднительных положений. Такие люди, как мистер Четвинд, не очень-то любят с ним сотрудничать, наверное, считают его услуги слишком дорогими. Он скуповат, этот мистер Четвинд. Большой мастер наживать врагов там, где не следует.
— Как говорится, «бедный, но честный», — задумчиво произнес сэр Стэффорд Най. — Вы бы, наверное, перефразировали мои слова и сказали о мистере Робинсоне «дорогой, но честный». Или «честный, но дорогой». — Он вздохнул. — Жаль, что вы не можете рассказать мне, что все это значит. — Он с надеждой посмотрел на Генри Хоршема, но тот покачал головой:
— Никто из нас точно не знает.
— Что же такое рассчитывали у меня найти, если кому-то понадобилось явиться ко мне в дом и все там перерыть?
— Откровенно говоря, сэр Стэффорд, я понятия не имею.
— Что ж, очень жаль, поскольку я тоже.
— Значит, по-вашему, у вас нечего искать. Может быть, вас попросили что-нибудь кому-то передать? Или спрятать у себя?
— Ничего подобного. Если вы имеете в виду Мэри-Энн, то она только сказала, что хочет спасти свою жизнь, и больше ничего.
— Если вечером в газетах не появится некое сообщение, можете считать, что действительно спасли ей жизнь.
— Похоже на конец главы, не так ли? Жаль. А меня все больше разбирает любопытство. Я очень хочу знать, что произойдет дальше. Кажется, вы все настроены весьма пессимистично.
— Честно говоря, так оно и есть. В этой стране дела идут неладно. Что тут удивительного?
— Я понимаю, что вы имеете в виду. Иногда мне и самому кажется…
Глава 4
Ужин с Эриком
— Старик, ты не возражаешь, если я тебе кое-что скажу? — спросил Эрик Пью.
Сэр Стэффорд Най взглянул на собеседника. С Эриком Пью он был знаком уже много лет, но близкими друзьями они никогда не считались: в роли друга старина Эрик был бы весьма утомителен, по крайней мере, так казалось сэру Стэффорду. С другой стороны, он был надежным товарищем. Кроме того, хоть общаться с ним было скучновато, он как-то умудрялся все знать. Если ему что-то рассказывали, он это запоминал и сберегал в памяти. Иногда у него можно было выведать кое-что полезное.
— Ты ведь вернулся с малайзийской конференции?
— Да, — ответил сэр Стэффорд.
— Там происходит что-нибудь значительное?
— Да нет, все как всегда.
— Понятно. Я думал, мало ли… ну ты понимаешь, мало ли, какая-нибудь лиса в курятнике…
— Что, на конференции? Да нет, все было скучнейшим образом предсказуемо. Все говорили именно то, чего от них и ждали, только, к сожалению, гораздо пространнее, чем хотелось бы. И зачем я езжу на такие сборища, сам не знаю.
Эрик Пью сделал пару скучных замечаний по поводу того, что в действительности затевают китайцы.
— Не думаю, что они на самом деле что-нибудь затевают, — возразил сэр Стэффорд. Тебе известны все эти слухи о том, чем болеет бедный старый Мао и кто ведет против него интриги и почему?
— А как тот арабо-израильский вопрос?
— Тоже продвигается по плану, то есть по их плану.
Но в любом случае, какое это имеет отношение к Малайзии?
— Ну, вообще-то я имею в виду не совсем Малайзию.
— Я тебя не понимаю. Откуда это уныние?
— Ну, мне просто интересно — ты ведь простишь мою бестактность, правда? Я хочу спросить, ты ничего не натворил такого, что способно замарать твою репутацию?
— Я?! — изумился сэр Стэффорд.
— Ну, ты ведь себя знаешь, Стэфф. Ты любишь иногда дать людям встряхнуться.
— Последнее время я вел себя безупречно, — возразил сэр Стэффорд. — А что такого ты обо мне слышал?
— Говорят, у тебя возникли какие-то неприятности на обратном пути.
— Да? И от кого ты это слышал?
— Видишь ли, я встретил старого Картисона.
— Жуткий старый зануда, вечно выдумывает то, чего не было.
— Да, я знаю. Но он просто сказал, что не помню кто, вроде бы Винтертон, думает, что ты что-то натворил.
— Натворил? К сожалению, нет.
— Где-то ведется шпионаж, и его беспокоят некоторые люди.
— Они что, принимают меня за очередного Филби?
— Видишь ли, ты иногда позволяешь себе весьма неблагоразумные высказывания, да и шутки твои бывают неудачными.
— Иногда очень трудно удержаться, — последовал ответ. — Эти политики и дипломаты все такие многозначительно напыщенные, что хочется порой их взбодрить.
— Старик, у тебя крайне извращенное чувство юмора. Правда. Я иногда за тебя беспокоюсь. Тебе хотели задать несколько вопросов о том, что произошло, когда ты летел домой, и, кажется, сложилось впечатление, что ты… ну, что ты отвечал не вполне искренне.
— Ах вот оно что! Занятно. Пожалуй, мне придется кое-что предпринять.
— Только избегай опрометчивых действий.
— Должен же я иногда поразвлечься!
— Послушай, старина, я надеюсь, ты не собираешься загубить собственную карьеру во имя своей неистребимой жажды юмора?
— Я уже почти пришел к выводу, что нет ничего скучнее карьеры.
— Знаю, знаю. Ты всегда придерживался такой точки зрения и, знаешь ли, не так уж и продвинулся в своей карьере, как следовало бы. А ведь когда-то у тебя были шансы попасть в Вену! Смотреть противно, как ты сам все себе портишь.
— Поверь мне, я веду себя предельно рассудительно и добропорядочно, — заверил приятеля сэр Стэффорд Най и добавил:
— Не волнуйся, Эрик. Ты хороший друг, но, честное слово, я не повинен в каких-либо забавах или играх.
Эрик с сомнением покачал головой.
Вечер был прекрасен. Сэр Стэффорд пошел домой пешком через Грин-парк. Переходя улицу в Бердкейдж-Уок, он чуть было не попал под вылетевшую прямо на него машину. Сэр Стэффорд был человеком спортивным и успел в один прыжок оказаться на тротуаре.
Машина скрылась из виду. Сэр Стэффорд постоял немного в задумчивости: он готов был поклясться, что водитель намеренно пытался его сбить. Любопытная история. Сначала обыскали его квартиру, а теперь и его самого чуть не угробили. Возможно, это всего лишь случайное совпадение. И все же в своей жизни, часть которой прошла в диких местах и среди диких людей, сэр Стэффорд Най не раз встречался с опасностью, ему были знакомы, так сказать, ее вкус и запах. Сейчас он снова почувствовал ее. Кто-то явно охотится за ним, но почему? Насколько он понимал, вроде бы нигде не высовывался. Очень странно.
Сэр Стэффорд вошел в квартиру и поднял с пола почту. Ничего особенного, пара счетов и журнал «Лайфбоут», в котором он время от времени печатался. Он бросил счета на стол и снял обертку с журнала. Погруженный в свои мысли, он принялся рассеянно листать журнал и внезапно замер от удивления: между страницами, приклеенный липкой лентой, красовался его собственный паспорт, возвращенный таким странным способом. Он отодрал липкую ленту и раскрыл паспорт. Последний штамп свидетельствовал о его вчерашнем прибытии в Хитроу. Незнакомка, воспользовавшаяся его паспортом, жива и невредима, благополучно добралась до Англии и теперь вернула его. Где она теперь, хотелось бы знать?
Интересно, увидит ли он ее еще когда-нибудь? Кто она такая, куда исчезла и почему? У него было такое чувство, словно он ждал начала и понимал, что первый акт еще не окончен. Что, собственно, он видел? Старомодную одноактную пьесу, исполняемую перед началом основного спектакля: некая девушка, изъявившая нелепое желание выдать себя за мужчину, благополучно прошла паспортный контроль в Хитроу и, выйдя из аэропорта, затерялась в Лондоне. Нет, вряд ли он когда-либо с нею встретится. Это выводило его из себя. Он и сам не понимал, зачем, собственно, ему так необходимо ее увидеть: она была не так уж и хороша собой, ничего особенного. Хотя нет, это не совсем так: она была именно особенной, иначе ей не удалось бы без особых усилий, без неприкрытого женского кокетства, лишь простой просьбой о помощи убедить его сделать то, что он сделал. И она намекнула ему, что разбирается в людях и признала в нем человека, готового пойти на риск, чтобы помочь ближнему. «А ведь я и вправду рисковал, — подумал сэр Стэффорд. — Она могла бросить мне в стакан с пивом все, что угодно, и если бы пожелала, то в том дальнем углу зала ожидания нашли бы мой хладный труп. А если она разбиралась в лекарствах, а она, несомненно, в них разбиралась, то мою смерть объяснили бы сердечным приступом из-за высокого давления или еще чего-нибудь. Ладно, что толку думать об этом?» Скорее всего, он ее больше не увидит, и эта мысль вызывала у него досаду.
Да, он был раздосадован, и это ему не нравилось. Он размышлял на эту тему несколько минут, затем написал объявление для троекратной публикации в газете:
«Пассажир, прибывший во Франкфурт 3 ноября.
