Жорж Сименон - Коновод с баржи Провидение
— Ничего нового? — осведомился он у инспектора.
— Матрос вернулся с провизией. На минуту показалась женщина в голубом пеньюаре. Полковник и Вилли зашли выпить аперитив. По-моему, смотрели на меня косо.
Мегрэ набивал трубку, выжидая, пока хозяин, подавший пиво, удалится к себе в лавку.
— У меня тоже ничего, — недовольно проворчал он. — Из двух судов, которые могли доставить Мэри Лэмпсон сюда, одно потерпело аварию в пятнадцати километрах от Дизи, а другое тащится по каналу со скоростью три километра в час. Первая баржа — железная, поэтому никакой смолы там нет и покойница не могла в ней выпачкаться.
Другая — деревянная. Фамилия речников — Канель. Хозяйка, дородная мамаша, всячески хотела влить в меня стопку жуткого рома, а муж ее, пигалица, вертелся вокруг нее, как спаниель.
Есть еще коновод. Он либо тупое животное, либо прикидывается дурачком и тогда делает это превосходно. Вот уже восемь лет как живет с ними. Если муж похож на спаниеля, то этот Жан — типичный бульдог. Встает в половине третьего ночи, кормит и чистит лошадей, выпивает чашку кофе и пускается в путь. Так он проделывает в день тридцать-сорок километров размеренным шагом и выпивает стакан белого вина у каждого шлюза. Вечером обтирает лошадей соломенным жгутом.
Я проверил его документ — старый военный билет, который и перелистать-то трудно: страницы склеились. Выдан он на имя Жана Либержа, уроженца Лилля, год рождения тысяча восемьсот шестьдесят девятый.
Вот и все. Впрочем, нет. Если допустить, что Мэри Лэмпсон села на баржу «Провидение» в четверг вечером в Мо, значит, она была еще жива, когда приехала в Дизи, в воскресенье вечером. Два дня прятать человека против его воли в конюшне баржи фактически невозможно, раз не только виноваты все трое.
По лицу Мегрэ было видно, что он в это не верит.
— Если предположить, что пострадавшая села на баржу по своей воле… Знаете, что вам сейчас нужно сделать, старина? Узнайте-ка у сэра Лэмпсона девичью фамилию его жены. И не отходите от телефона, пока не добудете все сведения о ней.
Кое-где пробивались лучи солнца, но дождь лил все сильнее и сильнее. Едва Люкас вышел из кафе «Флотское» и направился к «Южному Кресту», с яхты сошел Вилли Марко, одетый по-городскому, легкий и беспечный. Вот уж поистине это была общая черта всех обитателей яхты «Южный Крест».
Они встретились на бечевнике. Казалось, Вилли заколебался, увидев, что инспектор поднимается на яхту, но потом, прикурив новую сигарету от той, которую еще держал в руке, направился прямо к кафе.
Он, конечно, искал Мегрэ. Шляпу не снял, а лишь прикоснулся к ней рукой и бросил:
— Добрый день, комиссар. Хорошо спали? Я хотел бы вам кое-что сказать.
— Слушаю.
— Если вам все равно, где меня слушать, то лучше не здесь. Нельзя ли, например, подняться к вам в номер?
Вилли был, как всегда, развязен, весел и даже лукав.
Глазки его поблескивали.
— Вы курите?
— Да.
— Значит, это правда, что вы курите только трубку?
Комиссар провел его к себе в комнату, хотя там было еще не убрано. Взглянув через окно на яхту, Вилли уселся на край кровати и сразу начал:
— Вы, конечно, уже навели обо мне справки.
Он поискал глазами пепельницу и, не найдя, тут же стряхнул пепел на пол.
— Не очень-то утешительно, правда? Впрочем, я и не пытаюсь выдавать себя за святого. А полковник по три раза в день твердит, что я негодяй.
Удивительно было то, что глаза его выражали искренность. Мегрэ даже подумал, что его собеседник, который поначалу был ему антипатичен, теперь стал вполне терпим.
Странное сочетание. С одной стороны — плутовство. С другой — какая-то обезоруживающая искренность, налет чудачества.
— Имейте в виду, я учился в Итоне как принц Уэльский.
Будь мы с ним ровесники, вероятно, стали бы закадычными друзьями. Но только мой отец торгует инжиром в Смирне. А я этого терпеть не могу! Со мной происходили разные истории. Честно говоря, мать одного из моих товарищей по Итону вызволила меня из очень затруднительного положения. Я могу это вам сказать, поскольку не называю ее имени, не так ли? Прелестная женщина! Но муж ее стал министром, и она боялась его скомпрометировать.
А потом… Вероятно, вам говорили о Монако и об истории в Ницце. В действительности все это было не так страшно. Никогда не верьте тому, что вам рассказывает американка зрелого возраста, которая весело проводит время на Ривьере, пока неожиданно, без предупреждения, из Чикаго не появляется ее муж. Украденные бриллианты на самом деле не всегда украдены. Пойдем дальше!
Ожерелье… Либо вы о нем уже знаете, либо все равно скоро узнаете. Я хотел поговорить с вами вчера вечером, но, учитывая обстановку, решил, что это было бы не совсем корректно.
Несмотря ни на что, полковник все-таки джентльмен.
Допустим, он слишком любит виски, тут его можно понять.
Он должен был закончить свою карьеру генералом и был в Лиме человеком на виду, когда из-за истории с женщиной — это была дочь одного из местных тузов — ему пришлось подать в отставку.
Вы его видели — великолепный мужчина! Там у него в распоряжении было тридцать слуг, ординарцы, секретарши, не знаю уж сколько машин и лошадей.
И вдруг все рухнуло. Сотня тысяч франков на все про все.
Говорил я вам, что до Мэри он был женат дважды? Первая жена умерла в Индии. Со второй он развелся, взяв при этом всю вину на себя, хотя застал супругу с одним из боев.
Настоящий джентльмен!
Вилли, откинувшись назад, медленно покачивал ногой, а Мегрэ, не выпуская изо рта трубку, сидел неподвижно, прислонившись к стене.
— Ну, вот! Теперь он проводит дни как придется. На Поркероле живет в старом форту, который называется Маленький лангуст. Если ему удается сэкономить там немного денег, он едет в Париж или Лондон. Но подумать только, в Индии он каждую неделю устраивал обеды на тридцать-сорок персон!
— Вы хотели говорить со мной о полковнике, — напомнил Мегрэ.
Вилли не моргнул глазом.
— По правде сказать, я просто пытаюсь обрисовать вам обстановку. Вы ведь не жили ни в Индии, ни в Лондоне, у вас не было в распоряжении ни тридцати слуг, ни, уж не знаю сколько, хорошеньких девушек. Только не подумайте, что я намерен вас обидеть… Короче, я познакомился с ним два года назад.
Вы не знали Мэри живой. Прелестная женщина, но мозги куриные. Чуточку криклива. Если не чувствовала себя в центре внимания, могла впасть в истерику или закатить скандал.
Кстати, вы знаете сколько полковнику лет? Шестьдесят восемь!
Она его утомляла. Прощала ему все его прихоти, а они у него еще случаются, но была несколько обременительна.
Она влюбилась в меня. Мне она тоже нравилась.
— Я полагаю, что госпожа Негретти — любовница сэра Лэмпсона?
— Да, — с гримаской подтвердил молодой человек. — Это трудно вам объяснить. Ни жить, ни пьянствовать в одиночку нельзя. Хочется видеть вокруг себя людей. Глорию мы подобрали на стоянке в Бандоле[3]. На следующее утро она осталась с нами. Для полковника этого достаточно.
Она будет с ним, пока ей не надоест.
Я — другое дело. У меня редкая способность — я пью виски не хуже, чем полковник. По этой части мы с ним уступаем разве что Владимиру, который в девяти случаях из десяти укладывает нас на койки.
Не знаю, представляете ли вы себе по-настоящему мое положение. Конечно, мне не надо думать о материальной стороне жизни. Хотя иногда мы по две недели ждем в каком-нибудь порту чека из Лондона, чтобы купить горючего.
Да вот, например, колье, о котором я сейчас вам расскажу.
Раз двадцать оно было заложено в ломбарде. Но это неважно! Без виски мы остаемся редко! Нашу жизнь роскошной не назовешь, зато мы спим всласть, ездим, куда хотим, возвращаемся, когда хотим. Лично я предпочитаю это отцовскому инжиру…
Вначале полковник подарил жене какие-то драгоценности. Время от времени она требовала у него денег. Ей нужно было одеваться и иметь кое-что на мелкие расходы, вы же понимаете. Клянусь вам, для меня было ударом, когда я узнал ее на этом ужасном фото. Впрочем, для полковника тоже. Но он скорее даст изрезать себя на мелкие кусочки, чем выкажет свои чувства. Такой уж человек. Одним словом, англичанин.
Когда мы покинули Париж на прошлой неделе — сегодня, по-моему, вторник, — наш кошелек совсем опустел.
Полковник телеграфировал в Лондон, чтобы ему выслали аванс в счет пенсии. Мы ждали его в Эперне. Чек, может быть, уже и прибыл.
Однако в Париже у меня остались долги. До этого я уже два-три раза подсказывал Мэри, что она могла бы продать ожерелье, а мужу сказать, что потеряла его или что его украли.
В четверг вечером, как вы уже знаете, мы веселились на борту. Однако я не хочу, чтобы вы об этом думали черт знает что. Просто стоит Лэмпсону увидеть хорошеньких женщин, как он приглашает их на борт. А через два часа напьется и велит мне выставить их, да так, чтобы заплатить подешевле.
