Жорж Сименон - Самый упрямый клиент в мире
Только и их подлости есть предел.
Полчаса спустя Мегрэ, по-прежнему сопровождаемый Жанвье, направился в гостиницу «Железнодорожная», где был ресторан — точно такой же, как тот, что они покинули, хотя терраса здесь не была окружена лавровыми деревьями, да и стулья были не зеленого, а красного цвета.
Хозяин, стоящий за стойкой, громко читал вслух газету своей жене и официанту. Увидев фотографию убитого на первой странице, Мегрэ сразу понял, что дневные газеты уже доставлены в Жювизи, ибо комиссар сам отправил в редакции такие снимки.
— Это ваш жилец?
Недоверчивый взгляд.
— Ну… Что с того-то?
— Ничего… Я хотел знать, ваш ли это жилец…
— Во всяком случае, мы наконец-то от него избавились!
Нужно было что-нибудь заказать, но не пить же белое вино после обеда.
— Два кальвадоса!
— Вы из полиции?
— Да…
— Мне так и показалось… Ваше лицо что-то мне напоминает… Ну и что вам надо?
— Это я вас спрашиваю, что вы об этом думаете…
— Я думаю, что скорей уж он сам мог бы кого-нибудь прикончить… Или ему могли разбить морду кулаком… Потому что, когда он бывал пьян, а такое случалось каждый день, то становился невыносимым.
— У вас записаны его данные?
Преисполненный достоинства, подчеркивая всем своим видом, что ему нечего скрывать, хозяин принес регистрационную книгу и с долей высокомерия протянул ее комиссару.
«Эрнест Комарье, сорок семь лет, уроженец Марсийи близ Ла-Рошели (провинция Шарант-Маритим), лесоруб, прибыл из Либревилля (Габон)».
— Он оставался у вас шесть недель?
— Шесть лишних недель!
— Он что, не платил?
— Платил-то он регулярно, каждую неделю… Но он был слишком возбужден… Он два или три дня лежал в постели с лихорадкой, требовал принести ему ром для лечения и пил его целыми бутылками, потом он спускался вниз и за несколько дней обходил все бистро в округе. Вечерами иногда он вовсе не возвращался, а иногда будил нас в три часа ночи… Иногда нам даже приходилось раздевать его… Он блевал на ковер на лестнице или на половик…
— У него есть семья в ваших краях?
Хозяин и хозяйка переглянулись.
— Кого-то он здесь наверняка знал, но кого именно, никогда не хотел говорить. Если это его родственники, то заверяю вас, что он их не любил, ибо часто говорил:
«В один прекрасный день вы еще услышите обо мне и об одном мерзавце, которого все считают честным человеком, а он грязный лицемер и вор, каких свет не видывал…»
— Вы так и не узнали, о ком он говорил?
— Все, что я знаю, — так это то, что парень был невыносим… У него была мания: как напьется, вынет большой револьвер с барабаном, наведет его на воображаемую цель и орет: «Пах! Пах!»
После чего он разражался смехом и требовал выпить.
— Выпейте с нами по стаканчику… Еще один вопрос… Знаете ли вы в Жювизи господина среднего роста, довольно полного, но не толстого, с закрученными ярко-черными усами, который иногда ходит с небольшим чемоданом в руке…
— Тебе что-нибудь это говорит, дорогая? — спросил жену хозяин.
И она задумалась, припоминая.
— Нет… Хотя… Но тот человек скорее низкого роста, чем среднего, и я не считаю его полным…
— О ком вы говорите?
— О месье Оже, у которого домик в поселке.
— Он женат?
— Конечно… Мадам Оже очаровательная женщина, очень приличная, очень спокойная, она почти никогда не покидает Жювизи… Хотя нет!.. Кстати…
Трое мужчин смотрели на нее, ожидая продолжения.
— Я вспоминаю, что вчера, когда я занималась стиркой во дворе, то увидела, как она направлялась к вокзалу… Я думаю, что она хотела сесть на поезд, отходящий в четыре тридцать семь.
— Она брюнетка, не так ли?.. У нее есть сумочка из черной кожи?..
— Не знаю, какого цвета у нее сумочка, но на ней был синий костюм и белая блузка.
— Чем занимается месье Оже?
На этот раз хозяйка повернулась к мужу.
— Он продает марки… Его фамилия встречается в газетах, он дает небольшие объявления… «Марки для коллекций»… Конверты с тысячей марок за десять франков…
Конверты с пятьюстами марок… Все это рассылается по почте, наложенным платежом…
— Он много путешествует?
— Время от времени он ездит в Париж, несомненно за марками, и всегда берет с собой свой чемоданчик…
Два или три раза он сидел здесь, когда поезд задерживался… Он заказывал у нас кофе со сливками и минеральную воду.
Все шло слишком легко. Это было не расследование, а просто прогулка, — прогулка, оживленная шаловливым солнцем и все возрастающим числом стаканчиков. И тем не менее глаза Мегрэ блестели, словно он догадывался, что за этим, столь заурядным делом скрывается одна из самых необычных человеческих тайн, с которыми он сталкивался на протяжении своей карьеры.
Ему дали адрес домика супругов Оже. Он находился Довольно далеко отсюда, в долине, тянувшейся вдоль Сены, где выстроились сотни, тысячи окруженных небольшими садами домиков из камня или розового кирпича; некоторые из них были отделаны желтым или синим цементом.
Ему сказали, что домик называется «Отдых». Нужно было долго ехать по совсем новым улицам с едва намеченными тротуарами, где совсем недавно посадили жалкие, тощие, как скелеты, деревца и между домами еще виднелись пустыри.
Пришлось несколько раз спрашивать дорогу. Ответы не всегда были верными… Наконец они добрались до цели, и в угловом окне розового домика с кроваво-красной крышей шевельнулась занавеска.
Еще нужно было найти звонок.
— Шеф, я останусь снаружи?
— Пожалуй, стоит подстраховаться… И все же я верю, что все пойдет, как по маслу… Учитывая, что в доме кто-то есть…
Комиссар не ошибся. Он наконец нашел кнопку электрического звонка у новенькой двери. Он позвонил.
Послышался какой-то шум, потом шепот. Дверь открылась, и на пороге возникла, в той же юбке и блузке, что и вчера, молодая женщина из кафе «Министерское» и ресторана «Улитка».
— Комиссар Мегрэ, уголовная полиция, — представился он.
— Я так и подумала, что это полиция… Входите…
Несколько ступенек вверх. Казалось, что лестница только что сработана плотником, как и панели, а штукатурка едва успела высохнуть.
— Прошу вас сюда…
Женщина повернулась к полуоткрытой двери и сделала знак кому-то, кого Мегрэ не мог увидеть.
Угловая комната, в которую вошел комиссар, оказалась гостиной с диваном и книжными полками, с безделушками и подушечками из разноцветного шелка. На столике лежала дневная газета с фотографией убитого.
— Садитесь… Не знаю, могу ли что-нибудь вам предложить?
— Спасибо, нет.
— Я должна была знать, что это не принято… Мой муж сейчас придет… Не бойтесь… Он не будет пытаться убежать, впрочем, ему и не в чем себя упрекнуть…
Только вот утром ему стало плохо… Сердце у него пошаливает… У него был приступ, когда он приехал…
Сейчас он бреется и одевается.
И в самом деле, из ванной доносился шум воды — в домике были тонкие стены.
Молодая женщина почти не волновалась. Она была привлекательна и воспитанна, как положено в мелкобуржуазной среде.
— Как вы, должно быть, догадываетесь, это я убила моего деверя. Убила вовремя, иначе погиб бы мой муж, а Раймонд все-таки лучше его…
— Раймонд — это ваш муж?
— Вот уже восемь лет… Нам нечего скрывать, господин комиссар… Может быть, нам еще вчера вечером надо было пойти в полицию и все рассказать… Раймонд хотел так и сделать, но я, зная, что у него слабое сердце, решила дать ему время, чтобы прийти в себя… Я прекрасно знала, что вы придете…
— Кажется, вы только что говорили о вашем девере?
— Комарье был мужем моей сестры Марты… Я считаю, что он был славным парнем, но слегка тронутым…
— Минутку… Вы разрешите мне закурить?
— Пожалуйста… Мой муж не курит из-за своего сердца, но мне дым не мешает…
— Где вы родились?
— В Мелене… Нас было двое — две сестры, два близнеца… Марта и я… Меня зовут Изабелла… Мы были до такой степени похожи, что, когда мы были маленькие, наши родители — они уже умерли — вдевали нам в волосы ленты разного цвета, чтобы различать нас… И иногда Мы, чтобы позабавиться, обменивались лентами…
— Какая же из сестер вышла замуж первой?
— Мы вышли замуж в один и тот же день… Комарье был служащим в префектуре Мелена… Оже работал страховым агентом… Они были знакомы, ибо, будучи холостяками, обедали в одном и том же ресторане… Мы познакомились с ними вдвоем, сестра и я…
После свадьбы мы прожили несколько лет в Мелене, на одной и той не улице…
— Комарье по-прежнему работал в префектуре, а ваш муж оставался страховым агентом?
— Да… Но Оже начал уже подумывать о торговле марками… Он собирал коллекцию для удовольствия…
И постепенно понял, что это может приносить доход.
