Жорж Сименон - В доме напротив
Колин зажег сигарету, и Адиль бей уставился на пляшущий огонек. Чуть позже на подоконник рядом с мужем облокотилась грузинка, и они еле слышно о чем-то заговорили.
Может быть, Соня уже спала в своей железной кроватке, стоявшей у правой стены, как это знал, хоть сейчас и не видел, Адиль бей.
Воздух был нежным, он словно пропитался сладостью тропической растительности там, в горах. Жена Колина прижалась к мужу, ее тело, наверно, было таким же нежным и теплым, ведь она только что встала с постели, где ждала его.
Какой-то звук заставил Адиль бея обернуться: это Неджла Амар со вздохом отбросила одеяло и повернулась на другой бок.
В спальне стоял запах ее духов, и Адиль бею подумалось: уж не доносится ли он до дома напротив. Должно быть, персиянка выбрала духи с таким резким запахом, оттого что от ее тела пахло мускусом, как от дикого животного.
— Иди ложись, — вздохнула она в полусне. Адиль бею не хотелось спать и даже не хотелось лежать рядом с пылающим телом Неджлы. И думал-то он сейчас вовсе не о ней, а о том, спит ли сейчас Соня в той комнате, напротив, позади этой пары, и остается ли ее лицо во сне таким же бесстрастным?
Угадала ли она, почему Адиль бей отпустил ее сразу после обеда? Только когда она выходила из своего дома с купальным халатом в руках, на углу столкнулась с г-жой Амар, шедшей в консульство.
— Иди сюда, Адиль.
— Шш!
Окно закрывать не хотелось, чтобы не задохнуться. С тех пор, как врач измерил давление, он чувствовал, как в жилах бьется кровь, и эти непрерывные удары пугали.
Он ничего не ел и чувствовал себя больным.
Хоть бы она ушла, наконец! А вдруг служанка все расскажет мужу, когда он вернется?
— Он ревнив?
— Как тигр, — ответила Неджла, смеясь. Она вечно смеялась нервным, неестественным смехом, и нельзя было понять, чего в этом смехе больше — веселья, раздражения или вызова.
Зачем она тут осталась? И вообще, зачем пришла? Дважды она включала свет, и оба раза Адиль бею приходилось бороться с ней, чтобы выключить. Он действительно с ней боролся, даже чуть не вывернул ей руку.
— Боишься своей шпионочки! — хихикала она. — Ах, какого же труса я полюбила!
Адиль бей не выносил табака, но сейчас готов был закурить, глядя на красный огонек сигареты в доме напротив, казавшийся ему символом сладостного покоя. Похоже, надвигалась гроза.
Адиль бей перестал различать ровное дыхание Неджлы. Он уже ни о чем не думал. Наступило желанное блаженство. Он растворился во тьме И вдруг кто-то обвил его шею. Он вздрогнул. Это персиянка прижалась к нему и, держа сигарету, шепотом попросила спички.
Шевелиться не хотелось. Колины, вероятно, видели полуобнаженную грудь Неджлы. Кожа ее была коричневой, как орех, и тело таким упругим, что грудь, прижатая к оконной раме, не теряла формы.
— Дай спички!
Он взял со стола коробок. Огонек заплясал, как только что плясал в доме напротив. Они облокотились на подоконник, как та пара.
Время шло. Музыка в баре стихла, шагов уже не было слышно.
Прошел, быть может, час, и первые крупные капли дождя упали на землю. Только тогда Колины отошли от окна. Оно закрылось. Капля дождя попала на руку Неджлы, она спросила, вздохнув:
— Разве тебе не смешно, что они из ГПУ? В доме напротив виднелось только темное окно, а за ним — тонкий, бледный рисунок занавески.
Глава 4
Когда он впервые встретил Соню среди ленивого потока гуляющей толпы, она шла под руку с двумя подругами — одна в голубом, другая в белом, обе без чулок, с распущенными волосами. Должно быть, Соня сделала им какой-то знак, только они уже издалека смотрели на него в упор, но не со смехом, как это часто делали другие прохожие, а с серьезным любопытством.
Адиль бей прошел мимо и не решился обернуться. Только-только кончился дождь, и заходящее солнце успело позолотить лужи. Весь город, как всегда по вечерам, вышел на набережную, и все прогуливались по ней туда и обратно, так что через несколько минут встречались одни и те же лица. Молодой человек с велосипедом был тут, как всегда, и осторожно пробирался сквозь толпу, усадив все ту же девушку на раму.
Увидав издалека Соню и ее подруг, Адиль бей подумал: не о нем ли у них идет разговор? Но он был еще довольно далеко от девушек, когда к ним подошел молодой человек в рубашке с открытым воротом и пожал им руки.
Четверка остановилась среди потока гуляющих, образовав неподвижный островок. Адиль бей же остановиться не мог; обернувшись, он заметил, что все стоят на том же месте. Молодой человек смеялся и обращался преимущественно к Соне, а не к ее подругам.
Еще вчера Адиль бей не придал бы этому значения, но утром произошло что-то совсем незначительное, оставившее, однако, некий след.
Когда, часов около восьми, Неджла Амар взглянула на залитое дождем окно, она только сказала со вздохом:
— Свари мне кофе.
Еле сдерживая нетерпение, Адиль бей приготовил кофе. Он поглядывал на часы, все еще не теряя надежды. Увы! В девять часов пришла Соня, а персиянка все еще была тут и готовилась опять погрузиться в сон. Секретарша, как всегда, принесла покупки и хотела пройти на кухню, но Адиль бей, пряча глаза, стал у нее на дороге.
— Дайте, я сам отнесу.
Все утро прошло под знаком неловкости и стеснения. Выслушивая посетителей, Адиль бей ловил звуки, доносившиеся из спальни, и искал предлог, чтобы туда сходить.
— У тебя почитать ничего не найдется? — Неджла лениво блаженствовала в теплой постели. Она и не думала уходить. А в кабинете странный маленький человечек, грязный, заросший бородой, изрезанный шрамами, терпеливо рассказывал о себе, но внимательно слушала его только Соня.
Это был настоящий турок, родившийся в Скутари. Во время войны он попал в плен к русским, его отправили в Сибирь, где он, как и другие пленные, работал в поле вместе с крестьянами. Там он и женился. Теперь его дочери было уже семнадцать. И вот, внезапно после всех этих лет он отправился в путь, без денег, без документов. Он стоял, глядя прямо в лицо Адиль бею, и настойчиво повторял: “Я хочу вернуться домой. Я хочу повидать мою первую жену и остальных детей”.
Он упорно стоял на своем и злился, когда ему объясняли, что это будет тянуться долго, а может быть, ничего и не получится. Наконец Соня потеряла терпение и выпроводила его. Дождь все продолжался. Как всегда в Батуме, с неба низвергался тропический ливень и на улицу выйти было невозможно.
— Вы должны уйти, — повторял тем не менее Адиль бей, обращаясь к Неджле.
Больше ни о чем он не мог думать. Его охватывал ужас, когда он вспоминал, что она там, в спальне.
— Слушайте! Я пошлю мою секретаршу в город, а тем временем…
В полдень он сказал Соне:
— Снесите на почту это письмо.
Она взглянула на него, молча поднялась с места, надела шляпку, положила письмо в сумочку. Когда она четверть часа спустя вернулась, Адиль бей как раз вышел из спальни и увидел, что девушка вся промокла, волосы обвисли, платье облепило тело, как птичьи перья. Она смотрела на него спокойно. И как раз когда он пытался придумать, что бы ей такое сказать, дверь спальни открылась и растрепанная г-жа Амар спросила:
— Адиль, где гребенка?
Соня даже не улыбнулась. Она уже сидела на месте и продолжала работу…
Вот и все. Теперь после очередного поворота возле Ленина Адиль бей поискал глазами знакомую группу. Но ее там уже не было. Зато он увидел Сониных подруг в обществе двух молодых людей.
Солнце угасало в мелких лужах и в гигантской луже моря. В баре для иностранцев, где Адиль бей еще ни разу не был, заиграл джаз.
— Интересно там? — спросил он как-то свою секретаршу и получил в ответ презрительную гримасу.
Он в третий раз прошел набережную, но ее не встретил. Случайно взглянув на большое здание, где размещались профсоюзы и клубы, он увидел ее с тем самым молодым человеком в окне второго этажа.
Они будто вознеслись над толпой и над бухтой. Это было видно по светлым Сониным глазам, рассеянно устремленным вдаль. Парень наклонился к ней, что-то говорил, а она слушала, не глядя на него и даже, возможно, не разбирая слов, но по лицу было видно, что ей очень хорошо.
Яркий сурик грузовых судов, стоящих на рейде, ложился на воду длинными красными полосами. Ночью пришел греческий парусник, и три его мачты вырисовывались на зелени гор.
Толпа шла двумя потоками. Под ровный шум шаркающих ног Адиль бей бросал на людей быстрые взгляды исподлобья, как будто они внушали ему страх.
Остальной город был пуст. На набережную, тут и там, вливались улочки, грязные и черные, как сточные канавы. От перерабатывающего завода тянуло запахом нефти. Все это было миром нефти — молодые люди, девушки, бритые головы, распахнутые рубашки. Рабочие, обсуждавшие что-то в помещении первого этажа, следили глазами за указкой, которой выступавший водил по сине-красной диаграмме — диаграмме добычи нефти!
Высокий парень со своей подружкой не случайно сумел купить велосипед — он, должно быть, специалист.
