Эллери Квин - Происхождение зла
— Что?
— Вы не слушаете.
— Слушаю, хоть и не двумя ушами. — Теперь они ехали по Малхолланд-Драйв, и Эллери цеплялся за дверцу «остина», чтобы не вылететь на крутых поворотах. — Скажите, Лорел, кто наследует состояние вашего отца? Я имею в виду, кроме вас.
— Никто. Никого больше нет.
— Прайаму он ничего не оставил?
— С какой стати? Папа с Роджером равноправные партнеры. Небольшие деньги завещаны служащим фирмы, домашней прислуге. Все остальное отходит ко мне. Так что, видите, — добавила она, круто развернувшись, — я у вас главная подозреваемая.
— Да, — подтвердил он, — а также и новый партнер Роджера Прайама. Нет?
— Мой статус не совсем ясен. Юристы сейчас разбираются. Я в ювелирном деле ничего не смыслю и не уверена, что хочу научиться. Роджер никак не может меня обмануть, если вы это имели в виду. Мои интересы защищает одна из крупнейших в Лос-Анджелесе адвокатских контор. Должна сказать, Роджер ведет себя в этом смысле на редкость порядочно… для себя, я имею в виду. Возможно, смерть папы потрясла его сильней, чем он думал, заставила понять, что отец играл главную роль в делах фирмы, а он сам — ничтожную. Ему, собственно, нечего беспокоиться. Папа на всякий случай обучил прекрасного человека, некоего мистера Фосса, к которому перешло руководство… Так или иначе, передо мной один самый важный вопрос. Если вы мне на него не ответите, я сама докопаюсь.
— Потому что очень любили Леандра Хилла?
— Да!
— И конечно, потому, — добавил Эллери, — что являетесь главной подозреваемой?
Пальчики Лорел стиснули руль и расслабились.
— Что за чушь, — рассмеялась она. — Продолжайте стрелять в молоко. Мне нравится. Вот и поместье Прайама.
* * *Дом Прайама, сложенный из темных круглых камней и потемневших бревен, стоял на частной дороге в складках гор, таясь в лесной тени густых нависающих сикомор, вязов и эвкалиптов. Эллери сперва счел участок запущенным, потом заметил признаки старой и недавней расчистки с обеих сторон до дома и понял, что природе отведена надлежащая роль. Бесполезная подстилка из листвы и сучьев сознательно предусмотрена, скрытная тень желательна. Прайам зарылся в гору, заслонился деревьями. Кто прячется от солнца?
Дом больше похож не на голливудский, а на уединенную охотничью хижину. Почти целиком скрыт от глаз проезжающих по центральному шоссе, превращая простой пригородный калифорнийский каньон в девственное шотландское ущелье. По словам Лорел, участок Прайама тянется вверх и вдоль горы на четыре-пять акров и весь представляет собой точно такое же зрелище, как вокруг дома.
— Джунгли, — пробормотал Эллери, когда девушка остановилась на подъездной дорожке.
Никаких признаков кремового «кадиллака».
— А он — дикий зверь. Вроде оленей, которые порой мелькают за «Голливудской чашей».
— Дорого платит за привилегию. Счета за электричество наверняка колоссальные.
— Точно. В доме ни одной солнечной комнаты. Когда ему требуется не больше света, а меньше темноты, больше воздуха, выкатывается вон туда на террасу.
С одной стороны дома тянулась просторная терраса, наполовину огороженная и покрытая крышей, с другой стороны открытая, но не под небом, а под высокой аркой резиновых эвкалиптовых листьев, не пропускавших солнце.
— Его берлога — именно берлога — прямо под террасой за застекленной дверью с жалюзи. Пойдем лучше к парадному, Роджер не любит, когда кто-то без предупреждения вторгается в его святилище. В этом доме о себе надо докладывать.
— Разве миссис Прайам не вправе хозяйничать в собственном доме?
— Кто сказал, что это ее дом? — хмыкнула Лорел.
Их встретила горничная в форменной одежде, с дергавшимся от тика лицом.
— Ох, мисс Хилл, — нервно забормотала она, — едва ли мистер Прайам… Он диктует мистеру Уоллесу. Я бы на вашем месте не стала…
— Миссис Прайам дома, Маггс?
— Сейчас только вернулась из магазинов, мисс Хилл. Она у себя наверху. Говорит, устала, просила не беспокоить.
— Бедная Делия, — спокойно посочувствовала Лорел. — Мистер Квин страшно разочарован. Доложите мистеру Прайаму, что я хочу его видеть.
— Но…
Горничную остановил глухой рев. Она в панике глянула через плечо.
— Ничего, Маггси. Беру на себя ответственность. Vamos,[10] Эллери.
— Не понимаю, почему… — пробормотал Эллери, бредя следом по коридору.
— Никогда не поймете, если речь идет о Делии.
В доме было даже мрачнее, чем ожидалось. Шли через комнаты с темной обшивкой, с бесстрастными плотными шторами, неудобной массивной зачехленной мебелью. Дом тайн и жестокости.
Рев перерос в басистое рычание.
— Наплевать, черт возьми, что мистер Хилл собирался сделать со счетом Ньюмен-Арко! Мистер Хилл покоится в Форест-Лауне в урне, не может одарить нас советом… Нет, не хочу ни минуты ждать, Фосс! Я веду дела, а вы выполняете мои распоряжения или катитесь к дьяволу!
Лорел, поджав губы, замахнулась, ударила в дверь кулаком.
— Кто там, Альфред? Фосс, слышите?..
Из крепкой двери выглянул мужчина, выскользнул в коридор, закрыл за собой створку, держась за круглую ручку.
— На редкость подходящий момент выбрали, Лорел. Он говорит по телефону с конторой.
— Слышу, — кивнула она. — Знакомьтесь, мистер Квин — мистер Уоллес. Его надо бы называть бедным страдальцем Иовом, но его зовут Альфред. Я считаю его идеалом. Со всем превосходно справляется, всегда держит язык за зубами, лишнего слова не вымолвит… никогда не споткнется. Посторонитесь, Альфред. У меня дело к своему партнеру.
— Лучше дайте-ка я его успокою, — улыбнулся Уоллес и скользнул назад в комнату, сверкнув глазами на Квина.
Дверь снова захлопнулась. Эллери легонько помахал рукой, онемевшей от секретарского пожатия.
— Удивлены? — тихонько спросила Лорел.
Действительно. Ожидал встречи с Милктостом,[11] а Альфред Уоллес оказался загорелым высоким могучим мужчиной с правильными, довольно острыми чертами лица, пышными седыми волосами, ярко выраженной индивидуальностью, сильным глубоким голосом, в котором слышится еле заметный оттенок… превосходства? В любом случае едва слышный, не раздражающий. Он словно вышел из великосветской гостиной, многократно представленной «МГМ»;[12] собственно, Эллери импульсивно назвал его «хорошо сохранившимся актером» — главным голливудским типажом с приобретенным в спортклубе Загаром, которые нынче встречаются в самых неожиданных местах, проглотив свою гордость, если вообще способны глотать. Впрочем, через секунду передумал — плечи сидели в пиджаке неважно. Видимо, внешний вид и даже элегантность доморощенные.
— Я бы на вашем месте влюбился без памяти, — признался в возникшей паузе Эллери. — Настоящий мужчина. Идеально дисциплинирован и дьявольски проворен.
— Староват, — заметила Лорел. — Я имею в виду, для меня.
— Никак не больше пятидесяти пяти. Несмотря на седину, и на сорок пять не выглядит.
— Даже если б ему было двадцать, был бы для меня староват… Ну что? Попросить мистера Квина убрать вас с дороги, Альфред, или великий визирь нынче смилуется?
Альфред Уоллес с улыбкой отступил, пропуская их.
Мужчина, швырнувший телефон на место, развернув стальное кресло, словно деревянный сценический реквизит, представлял собой сплошное преувеличение — в высоту, в ширину, в толщину. Над железными скулами горят выпученные глаза, нос вроде свиного рыла, на грудь падает гигантская черная борода, на колесах лежат огромные ладони, бицепсы выпирают из рукавов. Могучий механизм в постоянном движении, словно даже крупный костяк не способен сдерживать энергию. Рядом с необъятным торсом впечатляющая фигура Альфреда Уоллеса выглядела хрупкой. А сам Эллери себя чувствовал мальчиком-недокормышем.
Однако ниже пояса Роджер Прайам был мертв. Туша покоилась на иссохшем основании, на скелетных подпорках с атрофированными мышцами. Он был в брюках и туфлях — Эллери постарался не думать, кто его каждый день одевает и раздевает, — но оставшиеся на виду щиколотки представляли собой две ссохшиеся костяшки, колени вывернуты, как разбитые молнией мачты. Нижняя часть тела беспомощно обвисала.
Объясняется просто, рассуждал Эллери: торс развился в результате чрезмерного напряжения при простейшем движении; борода облегчает утомительный ежедневный туалет; бешенство порождено ненавистью к сыгравшей с ним злую шутку судьбе; беспокойство — симптом смертных мук человека, обреченного вечно сидеть. Естественные объяснения, хотя остается и нечто необъяснимое… Злоба — злобная сила, злобные эмоции, злобная реакция на боль, на людей… В самом центре — злоба. Даже если убрать все вокруг, она наверняка останется. Он злился еще в материнской утробе, дикий зверь по природе. Случившееся только включило злобу в игру.
