Рекс Стаут - Маскарад для убийства
Лейтенант Роуклифф открыл дверь и вошёл в комнату. Среди служащих полиции немало таких, которые мне нравились и которыми я восхищался, или таких, к которым я не испытывал теплых чувств и которых переносил с трудом, и только один, которому я собирался когда-нибудь надрать уши. Любому понятно, что я намекаю на Роуклиффа. Лейтенант был высок, строен, красив и неимоверно усерден.
— Мы закончили, сэр, — важно сказал он. — Все на месте и в полном порядке. Мы были особенно аккуратны с содержимым выдвижных ящиков стола мистера Вулфа и даже…
— Моего стола! — закричал Вулф.
— Да, вашего стола, — самодовольно улыбаясь, подтвердил Роуклифф.
Кровь бросилась Вулфу в лицо.
— Её убили там, — резко сказал Кремер. — Вы нашли хоть что-нибудь?
— Пожалуй, нет, — признался Роуклифф. — Конечно отпечатки пальцев нужно ещё проверить и подготовить лабораторный отчёт. В каком виде нам оставить кабинет?
— Опечатайте, а завтра посмотрим. Задержитесь здесь вместе с фотографом. Остальные могут уходить. Скажите только Стеббинсу, чтобы прислал сюда эту женщину, миссис Ирвин.
— Орвин, сэр.
— Подождите, — возразил я. — Что опечатайте? Кабинет?
— Конечно, — насмешливо ухмыльнулся Роуклифф.
Я решительно повернулся к Кремеру:
— Вы не сделаете этого. Мы там работаем и живем. Там, наконец, все наши вещи.
— Продолжайте лейтенант, — кивнул Кремер Роуклиффу, тот повернулся и вышел.
Во мне кипел гнев и желание наговорить Кремеру много обидных слов, но я знал, что должен сдержать их. Вне всякого сомнения, это была самая большая пакость, которую Кремер когда-либо сделал нам. Теперь слово было за Вулфом. Я взглянул на него. Он сидел белый от бешенства, и так плотно сжал губы, что их не было видно.
— Расследование есть расследование, — вызывающим тоном сказал Кремер.
Вулф произнес ледяным тоном:
— Ложь. Это не расследование.
— Это моё расследование — для таких случаев, как этот. Ваш кабинет теперь не просто кабинет. Это место, где было сыграно больше хитрых трюков, чем в любом другом месте Нью-Йорка. Когда в нём, после беседы с Гудвином, убивают женщину, причём у нас нет других свидетельств, кроме его слов, — в таком случае расследование должно начинаться с опечатывания.
Голова Вулфа подалась на дюйм вперёд, и он немного выпятил нижнюю челюсть.
— Нет, мистер Кремер. Я скажу вам, что это такое. Это злобный выпад тупой душонки и замкнутого, завистливого ума. Это трусливая мстительность уязвленной посредственности. Это жалкие потуги…
Дверь открылась, чтобы пропустить внутрь миссис Орвин.
Если миссис Карлайл сопровождал муж, то миссис Орвин — сын. Выражение его лица и манеры претерпели столь заметные изменения, что я с трудом узнал его. Наверху тон и лицо младшего отпрыска Орвинов выражали презрение. Сейчас его глаза, словно отрабатывая сверхурочные, смотрели открыто и сердечно.
Он перегнулся через стол к Кремеру, протягивая руку:
— Инспектор Кремер? Я столько слышал о вас! Меня зовут Юджин Орвин. — Он посмотрел направо. — Сегодня я уже имел удовольствие встречать мистера Вулфа и мистера Гудвина — раньше, ещё до того, как произошло убийство. Это просто ужасно.
— Да, — согласился Кремер. — Садитесь.
— Одну минуту. Будет лучше, если я останусь стоять. Я хотел бы сделать заявление от имени моей матери и от своего и надеюсь, что вы позволите мне. Я член коллегии адвокатов. Моя мать чувствует себя неважно. По просьбе ваших людей пришла в кабинет вместе со мной, чтобы опознать тело мисс Браун, и это было ужасным потрясением для неё. Кроме того, нас держат здесь уже больше двух часов.
Внешность матери подтверждала слова сына. Опираясь головой на руку и закрыв глаза, она, казалось, ничуть не заботилась о впечатлении, которое производила на инспектора.
— Заявление может быть принято, — сказал Кремер, — если оно имеет отношение к делу.
— Я так и думал, — одобрительно сказал Джин. — Столько людей имеет совершенно неверное представление о методах работы полиции! Конечно, вам известно, что мисс Браун сегодня пришла сюда как гость моей матери. Поэтому вы можете предположить, будто моя мать знает её. Но на самом деле это не так.
— Продолжайте.
Джин покосился на стенографирующего полицейского.
— Раз уж мои слова записываются, я бы хотел начать с другого конца.
— Не возражаю.
— Вот факты: в январе моя мать была во Флориде. Во Флориде можно столкнуться с кем угодно. Моя мать встретила человека, который назвался Перси Брауном — как он говорил, британским полковником запаса. Позже он представил ей свою сестру Синтию. Моя мать вошла с ними в деловые отношения. Мой отец умер, и поместье, довольно большое, досталось ей. Она ссудила Брауну деньги — совсем немного, ведь это было только начало.
Голова миссис Орвин дернулась.
— Речь идёт всего о пяти тысячах долларов, и я ничего не обещала ему, — утомленно сказала она.
— Все правильно, мама, — Джин погладил её по плечу. — Неделю назад она вернулась в Нью-Йорк. Они приехали с ней. Сначала, встретив их в первый раз, я подумал, что имею дело с самозванцами. Они не слишком много распространялись насчёт подробностей своей семейной жизни, но от них и от матери я узнал достаточно, чтобы можно было навести справки, и послал запрос в Лондон. Я получил ответ в субботу и подтверждение сегодня утром, и этого было больше чем достаточно, чтобы увериться в своих подозрениях, но слишком мало, чтобы рассказать о них моей матери. Если она составит преувеличенное мнение о ком-нибудь, её не переубедишь.
Я ломал голову над тем, что предпринять. Между тем мне пришло в голову, что лучше всего не оставлять их наедине с ней, если это будет в моих силах. Вот почему я отправился сегодня с ними — моя мать состоит членом этого цветочного клуба, я же не принадлежу к любителям цветов…
Он поднял ладони вверх.
— Вот то, что привело меня сюда. Моя мать пришла посмотреть на орхидеи и пригласила с собой Брауна с сестрой только потому, что у неё доброе сердце. Но сама она ничего не знала о них.
Он оперся руками на стол и наклонился к Кремеру.
— Я намерен быть искренним с вами, инспектор. При данных обстоятельствах я не вижу, какую пользу можно извлечь, если предать огласке тот факт, что эта женщина пришла сюда вместе с моей матерью. Не хочу оставлять никаких сомнений в том, что у нас нет желания уйти от гражданской ответственности. Но каким образом можно помешать тому, чтобы имя моей матери попало в газетные заголовки?
— Я не отвечаю за газетные заголовки, — сказал Кремер, — и не издаю газет. Если они уже разнюхали что-то, я не в состоянии воспрепятствовать им. Но могу заметить, что признателен вам за откровенность. Итак, вы увидели мисс Браун только неделю назад?
У Кремера было много вопросов к матери и сыну. После того, как он задал половину, Вулф протянул мне клочок бумаги, на котором его рукой было написано:
«Скажи Фрицу, чтобы он принес нам кофе и сэндвичей. Нам и тем, кто остался в гостиной. И больше никому. Разумеется, не считая Сола и Теодора».
Я вышел из комнаты, отыскал на кухне Фрица, передал ему записку и вернулся назад.
В продолжение всей беседы Юджин с готовностью отвечал на вопросы Кремера, и миссис Орвин старалась следовать его примеру, хотя это стоило ей немалых усилий. Они показали, что все время были вместе, что, насколько я знаю, было не так, потому что по меньшей мере дважды во время приёма видел их порознь друг от друга. Кремер тоже, поскольку я не сделал из этого тайны.
Они наговорили ещё много другого, в том числе и то, что за время своего пребывания в оранжерее не покидали её вплоть до того момента, когда спустились сюда с Вулфом; что, пока большинство гостей не ушли, оставались там, потому что миссис Орвин хотела уговорить Вулфа продать ей несколько растений; что полковник один или два раза отлучался куда-то; что после моих слов и реакции полковника Брауна их почти не встревожило отсутствие Синтии; и так далее.
Перед тем как уйти, Джин ещё раз попытался упросить инспектора не впутывать в это дело его мать, и Кремер пообещал ему сделать все возможное.
Фриц принес Вулфу и мне подносы, и мы принялись за их содержимое. Молчание, которое установилось после ухода Орвинов, сменил звук работающих челюстей, пережевывающих салат.
Кремер, нахмурившись, смотрел на нас. Потом повернул голову:
— Леви! Приведи сюда этого полковника Брауна.
— Да, сэр. Этот человек, о котором вы спрашивали, — Веддер, — здесь.
— Тогда я приму его первым.
В оранжерее Малькольм Веддер привлек моё внимание тем, как взял в руки горшочек с цветами. Когда он подвинул стул и сел за стол напротив Кремера и меня, я все ещё придерживался мнения, что его персона заслуживает более пристального внимания, однако после его ответа на третий вопрос Кремера расслабился и целиком сосредоточился на своих сэндвичах. Веддер был актером и играл в трёх пьесах на Бродвее. Без сомнения, этим все объяснялось. Ни один актер не будет держать горшочек с цветами, как большинство нормальных людей, как вы или я. Он должен подчеркнуть своё действие тем или иным способом, и Веддер по совпадению избрал такой, который напомнил мне, как пальцы смыкаются на человеческом горле.
