Сирил Хейр - Смерть не азартный охотник
То, что он увидел, было всего лишь парой грубых светло-коричневых башмаков, переходящих в вязаные клетчатые носки, которые торчали на тропинке менее чем в десяти ярдах. Остальные детали фигуры и одежды их обладателя скрывали заросли тростников. Чтобы увидеть все, достаточно было сделать два-три шага, но Джимми и так знал, кому принадлежат ботинки и носки. Он видел их слишком часто, чтобы ошибиться.
Джимми простоял достаточно долго, глядя на неподвижные конечности, так как лесопилка успела расправиться с двумя стволами. Очевидно, думал он, сэр Питер Пэкер сидит на маленьком клочке сухой земли, которую члены синдиката именовали «пригорком». Это было излюбленное место ланча для рыболовов на втором участке, так как отсюда открывался превосходный вид на реку в обоих направлениях. Никто не слышал, чтобы сэр Питер вообще когда-нибудь появлялся на берегу, поэтому первой реакцией Джимми было удивление, тем более что из всех мест на реке это наименее подходило для спокойной сиесты. Затем он осознал весь ужас ситуации. Двигаясь дальше по берегу, он будет вынужден столкнуться лицом к лицу с Пэкером, вступить с ним в беседу (чего вряд ли удастся избежать) и снова услышать этот мерзкий покровительственный тон. Джимми покраснел, вспомнив, как в начале его знакомства с Пэкерами ему льстило снисходительное внимание светского человека. Уже некоторое время спустя для Джимми было тяжким испытанием сохранять вежливость в разговоре с сэром Питером, а сегодня, после услышанного от миссис Лардж, он чувствовал себя не в состоянии даже смотреть на него.
Внезапно как будто тихий голос зашептал ему в ухо: «Кто говорит, что нужно быть вежливым с этой скотиной? Разве ты не клялся, что если когда-нибудь доберешься до этого типа, то... Что? Сейчас не составляет труда до него добраться, верно? Он не услышит твоих шагов, если ты выберешь момент, когда лесопилка будет шуметь громче всего. — Голос сделал паузу. — Конечно, если ты боишься...»
Джимми медленно двинулся по берегу в обратную сторону. Его руки сильно дрожали. Он чувствовал облегчение и стыд, ибо внезапно осознал то, что стояло за всеми его героическими устремлениями. Он ненавидел сэра Питера и в то же время боялся посмотреть ему в глаза.
Джимми возвращался к дорожному углу, намереваясь пройти через гать к своему участку. Хотя еще некоторое время на успешную рыбалку рассчитывать не приходится, он, по крайней мере, сможет отдохнуть в тени. В данный момент ему были нужны только отдых и одиночество. Джимми с трудом волочил ноги в тяжелых рыбацких сапогах, а пустая сумка на его плече казалась наполненной свинцом. Но эмоциональный стресс не ослабил его ощущений. Он оставался чувствительным к зеленому буйству деревьев и травы, к голубизне неба и ласточкам, рисующим на нем быстро исчезающие черные арабески. Слух больше не притуплял постоянный шум лесопилки. В паузе между визгом пилы Джимми четко услышал сквозь стук водоподъемной машины звук автомобиля, сворачивающего с шоссе на поляну в углу.
Его заинтересовало, кому может принадлежать автомобиль. Это место обычно посещали только члены синдиката, а те, кто находился сегодня на верхних участках, едва ли в это время ездили на машине. Чтобы добраться до гати, Джимми нужно было подойти к воротам, выходящим на шоссе, и он удовлетворил свое любопытство, бросив взгляд через плечо. Два автомобиля стояли рядом, и Джимми сразу узнал оба. Новый и блестящий принадлежал Ригли-Беллу, а потрепанный ветеран — доктору Лэтимеру. Очевидно, Ригли-Белл оставил свою машину, направляясь к третьему участку, а доктор только что приехал. В данный момент Джимми не хотел встречаться с ними или с кем-либо еще, поэтому он быстро зашагал в сторону, гати. Но его надежды не сбылись. Не успел он сделать несколько шагов, как сзади послышался голос.
— Эй! — окликнул его доктор Лэтимер.
Добродушие Джимми сыграло роковую роль. Он остановился и повернулся. Доктор проходил через ворота широко улыбаясь, отчего на его румяной физиономии появилась тысяча морщинок. Джимми заметил, что он держит в руке медицинский саквояж.
— Добрый день, — отозвался Джимми.
Лэтимер открыл рот, но очередная серия звуков лесопилки не позволила разобрать слова.
— Что вы сказали? — спросил Джимми, когда разговор вновь стал возможен.
— Вы идете к гати?
— Да.
— Тогда нам по пути. Я... — Остаток фразы утонул в визге пилы, но Джимми показалось, что он расслышал слово «коттедж».
— Вы идете в коттедж? — крикнул он.
Доктор кивнул и указал в сторону лесопилки.
— Парень работал там вчера... оторвало кончик пальца... — донеслось до Джимми.
До следующего перерыва в работе лесорубов они шли молча.
— Вы всегда ходите этой дорогой? — спросил Лэтимер.
— Да. Мы все ей пользуемся. Это самый короткий путь к верхнему краю второго участка.
Лэтимер понимающе усмехнулся:
— Лучше не попадаться на глаза Пэкеру, верно?
— Что вы имеете в виду?
— Когда я видел его в прошлый раз, он сказал, что вы не имеете права...
Воздух вновь наполнился протестующими воплями дерева. Доктор дождался перерыва и заговорил снова:
— Пэкер утверждает, что членам синдиката дозволяется ходить только по берегу, а на его земле вам делать нечего. Если наш Питер увидит вас здесь, то у вас будут неприятности.
— Здесь он меня не увидит, — уверенно заявил Джимми. — Я знаю, что он сейчас вон там.
Джимми указал в сторону пригорка. Пила опять завизжала, и Лэтимер внезапно остановился. Джимми с удивлением посмотрел на него. Выражение сосредоточенности и интереса на лице доктора напомнило ему что-то. Вскоре он вспомнил, что видел такое же выражение на лице молодого врача, который когда-то обследовал его из-за острой боли в животе и поставил диагноз: острый аппендицит — как выяснилось потом, неправильный. Та же профессиональная настороженность, то же сдерживаемое возбуждение. Но почему Лэтимер... Джимми напряг уши, пытаясь разобрать слова.
— Вон там? — крикнул доктор. — Что он делал — стоял?
Джимми покачал головой и постарался изобразить знаками, что сэр Питер находился на земле.
— Лежал?
— Лежал или сидел. Я не подходил настолько близко, чтобы...
Разговаривать стало легче, но Лэтимер не дослушал до конца:
— На нем была шляпа?
— Говорю вам, я не видел. Какое это имеет значение? Он был там — это все, что я знаю.
Доктор огляделся вокруг. Они находились примерно на середине гати.
— Как быстрее к нему добраться? — спросил Лэтимер. — Идти до конца гати или вернуться к углу?
— Пожалуй, вернуться, — ответил Джимми. — Но почему он не может сидеть там, если хочет?
— Когда человек, у которого уже был солнечный удар, сидит в такой день на солнце, надо принять меры, — крикнул доктор и зашагал назад.
Джимми уставился ему вслед, потом двинулся дальше. Ему пришло в голову, что нужно было предложить сопровождать Лэтимера, но он оправдывал себя тем, что не мог бы принести никакой пользы. Как помочь человеку, получившему солнечный удар, если только сэр Питер его получил? Джимми вспомнил торчащие ноги в нелепых носках, неестественно застывшие, словно две палки. Ему следовало догадаться — здесь что-то не так. Интересно, как выглядит пострадавший от солнечного удара? Бледным и неподвижным или багровым и тяжело дышащим? Он попытался представить себе самодовольную физиономию Пэкера в обоих вариантах и вздрогнул, сознавая, почему не пошел назад с доктором. Внезапно небо на момент почернело, а сердце перестало биться. Можно ли умереть от солнечного удара? Если да, то...
Джимми вышел на берег, ничего не замечая вокруг. Женщина, стоявшая у края гати, отпрянула, когда он проходил мимо. Ее удивленный возглас вернул его к действительности. Джимми остановился в двух футах от нее, хорошо понимая, что выглядит законченным мужланом.
— Джимми! — воскликнула Мэриан Пэкер. — Ты... ты напугал меня!
Парень открыл рот, но язык ему не повиновался. Он уставился на нее, немой, как форель в Диддере. Мэриан была стройной изящной женщиной, чья хрупкость постоянно заставляла Джимми чувствовать себя неуклюжим, и его первой мыслью стало — если бы он налетел случайно на нее, то наверняка столкнул бы в реку. Джимми проклял себя за свою тупость. Почему он всегда предстает перед Мэриан в таком невыгодном свете?
— Прости, — пробормотал он.
Оба замолчали. Тишина казалась странной. Даже лесопилка перестала работать. Но Джимми не искал этому объяснений. Раз Мэриан здесь, то наступивший покой был для него в порядке вещей. Мэриан Пэкер нельзя было назвать красавицей в обычном смысле слова, хотя искренний взгляд широко расставленных серых глаз и серебристый голос, свежий, как журчание ручья, запечатлевались в памяти на значительно более долгий срок, чем самые прекрасные лица. Очарование Мэриан заключалось в безмятежном спокойствии поведения и речи, которое в глазах Джимми возвышало ее над всеми мирскими огорчениями. Он смотрел на нее жадным взглядом и наконец увидел то, что, не будь Джимми так очарован этой женщиной, заметил бы сразу же — спокойствие ее поколеблено. Она выглядела неестественно бледной, неровно и часто дышала и прижимала руку к груди, словно стараясь сдержать сердцебиение.
