Жорж Сименон - Шлюз № 1
Последнюю фразу он произнес с нескрываемым торжеством. Мегрэ в самом деле отправил трех инспекторов разузнать в Шарантоне и других местах все, что удастся, о Дюкро, его семье и обо всех, кто так или иначе связан с разыгравшейся драмой.
Добыча, однако, оказалась ничтожно малой. В доме терпимости в Шарантоне подтвердили, что в тот вечер, когда было совершено покушение, Дюкро действительно был там. И вообще бывает часто. Обычно платит за выпивку, подтрунивает над женщинами, рассказывает всякие небылицы и часто уходит, ни на что больше не претендуя.
О Жане, его сыне, жители квартала почти ничего не знали. Он учится, мало бывает на людях, производит впечатление молодого человека из хорошей семьи и отличается слабым здоровьем.
— Кстати, — сказал Мегрэ, кивнув в сторону «Золотого руна», — насколько мне известно, в прошлом году ваш сын провел на этой барже три месяца?
На лице Дюкро не отразилось ничего, разве что он стал чуть серьезнее.
— Да.
— Он поправлялся после болезни?
— У него было сильное переутомление. Доктор предписал ему пожить в покое на свежем воздухе. А «Золотое руно» шло тогда в Эльзас.
Алина с кофейной мельницей спустилась в каюту, Дюкро ненадолго отошел, чтобы перемолвиться с крановщиком. Что они там говорили, Мегрэ не слышал.
Сведения о дочери Дюкро и его зяте носили самый банальный характер. Капитан Дешарм был сыном бухгалтера из Ле-Мана. Супруги жили в уютном новом домике в окрестностях Версаля, и каждое утро один денщик приводил ему коня, а другой прибирал квартиру.
— Вы теперь в Париж? — спросил Дюкро, снова подходя к Мегрэ. — Если хотите, пройдемся по набережной, это мой утренний моцион.
Он бросил взгляд на дом. Окна в мансарде были еще закрыты, занавески задернуты.
— Так я на тебя полагаюсь! — крикнул Дюкро шлюзовщику.
— Заметано, хозяин!
Тут судовладелец искоса взглянул на Мегрэ, как бы подчеркивая значение слова «хозяин» в устах своего служащего.
Теперь они шли вдоль Сены, где целые армады судов разворачивались, едва не перегораживая всю реку, и, скользя по виткам огромной спирали, выстраивались в караваны, готовые двинуться либо вверх, либо вниз по течению.
— Знаете, как я нажил состояние? Мне как-то пришло в голову, что, когда мои буксиры простаивали без дела, они могли бы поработать на меня самого. Я тут же купил вон там повыше песчаные и меловые карьеры, а потом стал покупать что попало, даже кирпичные заводы, лишь бы все это было у воды.
На ходу он пожал руку какому-то речнику, а тот ограничился негромким: «Привет, Мимиль».
Всю пристань Берси загромождали бочки, за которыми виднелись решетки винных складов.
— Все то шампанское привез сюда я. Послушай, Пьерро, это правда, что буксир Мюрье задел мостовую опору в Шато-Тьерри?
— Правда, хозяин.
— Если встретишь его, скажи, что поделом ему.
И Дюкро с улыбкой пошел дальше. На другом берегу вырисовывались громадные бетонные коробки центральных складов, и два грузовых судна, одно из Лондона, другое из Амстердама, придавали Парижу вид морского порта.
— Извините за нескромность, как вы собираетесь продолжать расследование?
Теперь настала очередь Мегрэ улыбнуться: прогулка, несомненно, преследовала единственную цель — подвести его к этому вопросу. Дюкро это понял. Он почувствовал, что комиссар читает его мысли, и в свою очередь слегка усмехнулся, словно посмеиваясь над собственной наивностью.
— Вы же видите — вот так, — ответил Мегрэ, безмятежно шествуя дальше, но слегка ускорил шаг.
Метров четыреста он прошел молча, глядя на железные конструкции Аустерлицкого моста, вздымавшегося на фоне настоящего фейерверка, в котором угадывались переливающиеся голубыми и розовыми бликами башни Нотр-Дам.
— Эй, Ваше, твой брат потерпел аварию в Лазенкуре.
Он велел тебе передать, что крестины откладываются.
И Дюкро размеренным шагом пошел дальше. Потом, искоса взглянув на Мегрэ, грубо, без обиняков спросил:
— Сколько получает человек вашего ранга?
— Не так уж много.
— Тысяч шестьдесят?
— Значительно меньше.
Дюкро нахмурился, еще раз взглянул на своего спутника, но на сей раз скорее с удивлением, чем с любопытством.
— А что вы думаете о моей жене? Считаете, что из-за меня она несчастна?
— По правде говоря, нет. Вы или другой — какая разница! Она из тех женщин, что всегда остаются в тени и находят повод для страданий, как бы ни сложилась их судьба.
Очко в пользу Мегрэ: слова прямо-таки ошеломили Дюкро.
— Скучная, вздорная, вульгарная женщина, — тяжело вздохнул он, — вся в мать: старуха живет тут поблизости, и вечно у нее глаза на мокром месте. Кстати, посмотрите, вон еще моя камнедробилка, самая мощная во всем Париже. Так какую вы, в общем, разрабатываете версию?
— Все.
Они шли все дальше под плеск воды и шум набережной. В утреннем воздухе пахло свежей влагой и смолой.
Временами им приходилось то обходить кран, то пропускать грузовик.
— Вы побывали на «Золотом руне»?
Прежде чем задать этот вопрос, Дюкро долго колебался, гораздо дольше, чем перед предыдущим, и тут же притворился, будто внимательно следит за маневрами каравана судов на Сене. К тому же вопрос вообще не имел смысла: еще из окна дома он видел, как Мегрэ поднимался на баржу.
Ответ комиссара был краток:
— Очень странная молодая мамаша.
Эффект от фразы оказался более чем внушительным.
Дюкро замер на месте; коротконогий, с толстой шеей, он казался быком, который вот-вот бросится в атаку.
— Кто вам это сказал?
— Никто. Я сам видел.
— Ну и что? — спросил Дюкро, лишь бы не молчать, и, насупившись, заложил руки за спину.
— А ничего.
— Что она сама вам рассказала?
— Что вы хотели к ней зайти.
— Это все?
— Еще, что она вам не открыла. Вы как будто уверяли меня, что старик Гассен вам приятель? А мне думается, Дюкро…
Но Дюкро нетерпеливо буркнул:
— Вот кретин! Если бы я вас не остановил, эта бочка угодила бы вам прямехонько по ногам!
И, повернувшись к рабочему, который перекатывал бочки, Дюкро заорал:
— Ты что, повнимательней не можешь быть, болван?
Потом спокойно выбил трубку о каблук.
— Держу пари, вы вбили себе в голову, что ребенок от меня… Сознавайтесь! Вам ведь уже наговорили, что я ни одной юбки не пропускаю. Так вот, комиссар, на сей раз вы ошибаетесь.
Дюкро говорил непривычно мягко: что-то в нем заметно изменилось, и он казался теперь не таким жестким и самоуверенным. С него как бы слетела спесь собственника, показывающего свои владения.
— У вас есть дети? — спросил он, снова искоса глянув на собеседника.
Мегрэ уже начал привыкать к этой его манере.
— Была дочка, но умерла.
— А у меня есть. Минутку! Я не прошу, чтобы вы мне обещали молчать, я просто набью вам морду, если, на свою беду, вы оброните об этом хоть одно слово. У меня было двое детей, о которых вы уже знаете: сначала девочка, такая же жалкая, как ее мать, потом мальчик. О нем я еще ничего не могу сказать, но, думается, из него вряд ли выйдет толк. Вы с ним встречались? Нет? Мальчик славный, застенчивый, хорошо воспитанный, ласковый и… нездоровый. Такие вот дела! Только у меня ведь есть еще дочь. Вы сейчас говорили о Гассене. Он славный человек, у него была удивительная жена, и все же я с ней спал. Он об этом ничего не знает. Если бы он что-нибудь заподозрил, он был бы способен на все: он ведь до сих пор, как бывает в Париже, непременно идет с цветами к ней на кладбище. Это через шестнадцать-то лет!
По мосту Турнель Дюкро и Мегрэ перешли на остров Сен-Луи, казавшийся тихой провинцией. Когда они проходили мимо какого-то кафе, оттуда вышел человек в фуражке речника и побежал за Дюкро. Они о чем-то заговорили, а Мегрэ стоял в сторонке и думал: из головы у него не шел образ Алины, еще более загадочный, чем прежде.
И вот перед глазами комиссара возникла картина: по сверкающим каналам скользит «Золотое руно», за штурвалом стоит светловолосая девушка, по берегу бредут лошади, шагает старик, а прямо на смолистых, прогретых солнцем досках палубы или в гамаке растянулся выздоравливающий — не в меру прилежный студент.
— Ладно, в воскресенье в восемь, — крикнул где-то сзади Дюкро и уже для Мегрэ добавил: — Небольшое сборище в Ножане у одного из моих людей — тридцать лет прослужил у меня на одном и том же судне.
Комиссару стало жарко. Они шли уже больше часа.
Торговцы открывали ставни лавок, по тротуарам спешили опаздывающие машинистки.
Дюкро молчал. Возможно, ждал, что Мегрэ снова начнет разговор с того места, где они остановились, но комиссар, казалось, о чем-то задумался.
— Простите, что завел вас в такую даль. Вы знаете кафе на Новом мосту у памятника Генриху IV? Это недалеко от уголовной полиции. Держу пари, вы никогда не замечали, что оно кое-чем отличается от прочих. Мы там собираемся каждый день. Пять-шесть человек, иногда больше. Это у нас вроде фрахтовой биржи.
