Н. Скотт - Шерлок Холмс. «Исчезновение лорда Донерли» и другие новые приключения
– Да. «Телеграф» и «Таймс» сообщают о его таинственном исчезновении на похоронах.
– На похоронах? А кто умер?
– Сэр Уолтер Уоллингтон. По-видимому, он доводился лорду дядей.
– Ах, это знаменитый археолог Уоллингтон?
– Да, он.
Отдав Холмсу газету, я встал из-за стола и пересел в свое любимое кресло.
На дворе стоял пронзительный холод, даже окна за ночь покрылись ледяными узорами. Огонь в нашем очаге едва теплился, так что я взял кочергу и принялся ворошить угли, чтобы прибавить жару. Когда пламя за решеткой наконец вспыхнуло и разгорелось, я услышал, как внизу звонит дверной колокольчик, и вскоре в гостиную вошел мужчина в черном цилиндре и строгом черном пальто с последним номером «Таймс» под мышкой.
– Добрый день, джентльмены, – поздоровался он. – Надеюсь, я не помешал вашему завтраку?
– Мы уже позавтракали. – Холмс поднял глаза от газеты. – Если хотите кофе, то в кофейнике еще довольно.
– Благодарю вас, это будет кстати, – ответил наш гость, снимая цилиндр.
– Вы приехали на метро? – поинтересовался я.
– Нет, в кебе.
– Насколько я понимаю, вы к нам насчет лорда Донерли, – сказал Холмс, – вижу, у вас на рукаве траурная повязка. Возьмите чашку и присаживайтесь ближе к огню, вы, наверное, замерзли.
– А вы, сэр, стало быть, мистер Шерлок Холмс?
– Да, – кивнул Холмс, – а это мой коллега доктор Ватсон. Вы курите? Вот, берите сигару. Как сейчас на дорогах? Заторы, судя по всему?
– Ужасные заторы, мистер Холмс.
– Откуда вы приехали?
– Из Хэмпстеда, но я живу и работаю в Эдинбурге.
– Молодой лорд шотландец?
– Да. Я сопровождал его на похороны в Лондон. Моя фамилия Тимпсон, я адвокат семьи.
– У них замок в Лите, не так ли?
– Да. Там живет матушка лорда, леди Макгрегор. Свой дом в Челси она давно оставила по состоянию здоровья. Три недели назад ее светлость получили известие о болезни Уолли, и вскоре стало ясно, что бедняга долго не протянет. Тогда она направила Чарли в Лондон в качестве представителя клана, а меня попросила сопровождать юного лорда и присматривать за ним. Он страстно увлечен бегами и не вылезает из Эпсома.
– Наверное, и собственную лошадь держит?
– Совсем недавно у него было даже несколько. Лорд хоть и не наделен деловой хваткой и проницательностью, но уж больно любит лошадей и порой не может отказать себе в удовольствии купить скакуна. При таком подходе ему, понятно, хочется побеждать. Вот только сколько бы денег он ни швырял на высокопородных лошадей, все заезды они проигрывают. Да еще его лучший жокей в прошлом году оставил службу. Хуже того, он привык руководствоваться чужими советами, что привело к денежным трудностям.
– Короче говоря, он наделал долгов.
– Именно так, мистер Холмс. Его мать просто в отчаянии. Понимаете ли, высокое положение ее покойного мужа, бывшего командующего Пятым корпусом шотландских королевских стрелков, его безупречная военная и политическая карьера – все это накладывает обязательства. Ситуация в высшей степени щекотливая, оттого меня и призвали в замок.
Граф Альберто Веницилос, родом из Греции, утверждает, что несколько месяцев тому назад Чарли приобрел у него жеребца по кличке Алмаз Сарацинов – в долг, разумеется, под расписку. В Ньюмаркете жеребец пришел в последней десятке, а затем упал и сломал шею на ипподроме «Эйнтри», но граф тем не менее требует денег.
– И сколько же стоила эта лошадь?
– Сейчас трудно сказать, доктор Ватсон, – ответил Тимпсон с циничной усмешкой, – однако граф предъявил мне несколько платежных векселей, подписанных Чарли, на сумму пятьдесят тысяч гиней. Сам Чарли утверждает, что жеребца не покупал, а подписи на векселях фальшивые. Грек, естественно, пригрозил подать в суд. Необходимо как можно скорее достичь компромисса, иначе огласки не избежать. По просьбе леди Макгрегор, я обратился за советом к знаменитому барристеру сэру Хамфри Ардену – королевскому адвокату, и он, взвесив все факты, порекомендовал мне найти деньги и выплатить долг, не доводя дела до суда.
Видите ли, при иных обстоятельствах сэр Хамфри такого бы не посоветовал, ведь его связывала близкая дружба с покойным мужем леди Макгрегор, которого он высоко ценил и уважал как героя Тель-эль-Кебира и Османси. Однако он также знаком с личным врачом леди Макгрегор и наверняка в курсе ее хрупкого здоровья, которое не позволит ей перенести открытый суд и последующую громкую огласку дела. В общем, согласно моим инструкциям, она дала согласие выплатить графу пятьдесят тысяч гиней.
– А лорд Донерли обыкновенно любящий и заботливый сын?
– Конечно!
– Думаю, что люди, советами которых он руководствовался, использовали его в своих корыстных интересах. Может быть, они члены одной преступной группы.
– Кстати, говорят, что граф Альберто Веницилос на днях вернулся в Лондон.
– Для того, наверное, чтобы дальше шантажировать и запугивать молодого лорда, – заметил я.
– Само собой. Он занимает апартаменты в гостинице «Англетер» в Патрасе близ Олимпии, а также в Монте-Карло. Будучи поклонником спорта королей, сюда он приезжает, чтобы посетить «Гандикап Понсонби» в Ньюмаркете.
– В таком случае мы должны торопиться. Я немедленно отправлю телеграмму в Министерство иностранных дел. Сейчас в отеле «Карлтон» проживает греческая делегация – возможно, они помогут нам найти графа Веницилоса. А между тем мне необходимо посетить дом сэра Уолтера Уоллингтона в Хэмпстеде, мистер Тимпсон.
Поручив миссис Хадсон отправить несколько срочных телеграмм, мы с Холмсом прыгнули в кеб и помчались, под яростный звон колокольчика, по Бейкер-стрит. Без малого десять мы прибыли в Хэмпстед. Небо хмурилось, предвещая дождь, пока наш возница тащился в гору к дому Уоллингтона. Тимпсон отпер дверь своим ключом, и мы вошли в пустые пыльные комнаты, где зеркала были затянуты траурными занавесями.
Мы сразу направились в кабинет сэра Уолтера.
Холмс подошел к окну и раздвинул шторы, чтобы разбавить густой полумрак дневным светом. В кабинете все осталось так, как было при жизни хозяина. На столе находились трубки и прочие личные вещи, на полках теснились сувениры, привезенные из бесчисленных экспедиций и с раскопок, с фотографий смотрел Уоллингтон в Египте, Уоллингтон в Новой Шотландии и Уоллингтон на реке Замбези.
Над мраморным камином, на двух больших медных крюках, вбитых в стену, помещалась лопата, а ниже была надпись: «Эту лопату я первым вонзил в могилу Атары. Уоллингтон».
– Крепкий инструмент, – заметил Холмс, с интересом разглядывая лопату, – хотя немного помятый. Боюсь, что для садовых работ уже не годится.
А я подошел к окну и закурил сигарету. Мой взгляд привлекла постройка среди деревьев в дальнем конце сада, которую я поначалу принял за голубятню.
– Это склеп, – сказал Тимпсон. – Уоллингтон сам его соорудил – для себя и своей жены Кэтрин. Она тоже умерла, увы, и теперь они лежат там вдвоем.
Треугольную крышу склепа венчала статуя египетской царицы Нефертити.
– Примечательно, – сказал Холмс, подходя к окну. – Но меня пока больше интересует дом. Что за стеной, мистер Тимпсон?
– А здесь, так сказать, поминальная зала, – объяснил Тимпсон, когда мы переместились в следующую комнату. – Многие собрались тут выпить последний бокал шампанского за Уолли.
– Когда это происходило?
– В день похорон, конечно.
Это было просторное светлое помещение с эркером длиной более тридцати футов. Из большого окна был виден газон. На мраморном камине, украшенном греческим орнаментом, поместили большую фотографию археолога в траурной черной рамке. Мебели в комнате не было, за исключением двух стоек под гроб.
– Уоллингтон, очевидно, был высоким человеком, – заметил Холмс, видя, как велико расстояние между стойками.
– Да, мистер Холмс. Выше шести футов ростом и крепкого телосложения. Гроб был такой тяжелый, что его несли восемь человек.
Наклонившись, Холмс принялся рассматривать пол у себя под ногами в увеличительное стекло и вдруг крикнул:
– Вот это да! Ватсон! Откройте окно, мало света!
Когда я исполнил его просьбу, он буквально приник носом к доскам, а мы с любопытством наблюдали за ним. Затем Холмс вскочил и, предпочитая не тратить время на объяснения, заявил:
– Теперь мне хотелось бы увидеть спальню лорда Донерли.
Тимпсон повел нас наверх в гостевую комнату, которая после унылой поминальной залы показалась нам особенно милой. Вещи лорда лежали в беспорядке в углу и на серванте. Тут был диван и небольшой столик, где стоял бокал воды и дорожный будильник, неистово отсчитывающий время.
– Здесь ничего не перемещали? – спросил Холмс.
– Нет, мистер Холмс. Все осталось так, как в то утро, когда исчез Чарли.
– Смотрите, Ватсон, стрелка будильника установлена на два часа. Не рановато ли, учитывая, что хоронить сэра Уолтера собирались не ранее половины десятого? Кстати, носил ли молодой лорд шлепанцы, находясь в доме?
