Патриция Вентворт - Ключ
Возможно, мисс Браун вышла в одну дверь, а зашла в другую. Может быть, она решила навестить кого-нибудь из соседей. Благодаря разговорчивости мисс Фелл Гарт знал всех: мистер Ивертон, бывший бизнесмен и специалист по домашней птице, ныне живущий в Мидоукрофте; новый священник, поселившийся не у мисс Джонс, а в Лайлак-коттедж; мисс Донкастер по соседству, в Пенникотте; миссис Моттрам в Хейвене; доктор Эдвардс и его жена в Оук-коттедж. Вряд ли мисс Браун наведалась к кому-либо из них, не считая разве что мистера Ивертона, который, вполне возможно, имел привычку засиживаться за полночь и назначать тайные свидания дамам в вечерних платьях. Хотя какое же это свидание – длительностью десять минут, вряд ли больше, поскольку мисс Браун нужно было дважды пройти через сад. Гарт не сомневался, что минуло не более четверти часа между первым скрипом, который его разбудил, и вторым, ознаменовавшим возвращение компаньонки.
Он сделал несколько шагов, и во второй раз внимание молодого человека привлекло нечто сверкнувшее в солнечном луче. На сей раз Гарт мог и не нагибаться. Полоса света, косо лежавшая на живой изгороди, отражалась в кучке битого стекла. Видимо, мальчишка-молочник уронил бутылку. Донышко, еще влажное от молока, закатилось под изгородь.
Гарт посмотрел на осколки, вспомнил крошечное стеклышко на лестнице и решил, что мисс Браун подцепила его подолом черного кружевного платья и уронила по пути наверх.
В любом случае какая ему разница. Не было бы никакой, если бы не тетя Софи. Отчего-то случившееся вселило в Гарта чувство горечи. Он не пришел в восторг от того, каким образом тетушка познакомилась с мисс Медорой Браун. Кофейные зерна и карты вряд ли способны заменить рекомендации. Он задумался, до какой степени тетя Софи увлеклась и задумывалась ли она о рекомендациях в принципе.
Он медленно прошел мимо задней двери Мидоукрофта, гадая, не побывала ли мисс Браун там минувшей ночью. Добравшись до стены Лайлак-коттедж, Гарт повернул обратно.
В нескольких шагах от открытой калитки он остановился, чтобы еще раз взглянуть на битое стекло, как вдруг без предупреждения грянул чей-то голос:
– Ого, вот это она разлетелась!
Обернувшись, Гарт увидел длинноногого мальчишку лет двенадцати. Его серые фланелевые шорты заканчивались заметно выше коленей, а руки торчали из рукавов чуть ли не до локтей. То ли он не в меру вытянулся, то ли одежда села. Оставалось лишь гадать, долго ли еще она на нем продержится.
– Привет, – сказал Гарт. – Ты кто такой?
– Сирил Бонд. В эвакуацию приехал. Вон там живу. – Он ткнул локтем в сторону Мидоукрофта и добавил: – У нас там куры. Правда, плохо несутся. Мне дают яйцо на завтрак два раза в неделю.
– Не ты ли разбил здесь стекло?
– Не! – В пронзительном голосе зазвучала насмешка. – Это же молочная бутылка. Я молоко не развожу. Это Томми Пинкотт, чесслово. Он вчера ее расколол. Ему четырнадцать, и он бросил школу. Он работает у дяди. Небось ему влетело.
Гарт перешагнул через битое стекло и вошел в дом. Пронзительный голос несся следом:
– А вы тут живете, да? Ваша фамилия Олбени? Вы вчера вечером приехали?
– Ты, кажется, все про меня знаешь.
– А то!
Физиономия мальчишки засияла. Светловолосый, сероглазый, с румяными щеками, он имел обманчиво аккуратный вид.
Сирил Бонд ткнул пальцем в сторону церкви.
– Там пару дней назад застрелили какого-то типа. Прямо в церкви. Сегодня будет это, как его, дознание, а наших ребят туда не пускают. А я бы хотел побывать на дознании, чесслово.
– Зачем?
Мальчик зашаркал к нему по стеклу.
– Не знаю… Мисс Марсден, наша училка, говорит: если кто будет болтать про того джентльмена, кого застрелили, уж она ему задаст. Вот что бывает, когда командуют женщины. Моему папе это здорово не нравится. Он говорит, после войны они совсем обнаглеют. Как по-вашему?
– Вот уж не удивлюсь, – со смехом отозвался Гарт.
Он уже собирался закрыть дверь, но мальчишка привалился к косяку.
– А вы тоже думаете, что тот джентльмен сам застрелился? – спросил он.
– Не знаю.
– По-моему, как-то странно стреляться в церкви, чесслово.
Гарт кивнул.
Сирил поддел камушек мыском рваного ботинка и заговорил еще громче:
– Это же надо – прийти в церковь ночью и застрелиться, когда то же самое можно сделать дома, со всеми удобствами. Как-то необычно.
– Кто-нибудь еще так считает?
Сирил снова пнул камушек, и тот полетел в канаву.
– Не знаю… А вы что думаете, мистер?
– Ничего я не думаю, – ответил Гарт и добавил: – А ну-ка проваливай.
И захлопнул калитку.
Глава 7
После завтрака Гарт зашел на кладбище и обнаружил Буша, который копал могилу для Майкла Харша. Фредерик, как обычно, был добросовестен и мрачен – красивый широкоплечий мужчина, который, наверное, внушительно смотрелся в ливрее. Не многие когда-либо видели улыбку Фредерика Буша. Одни говорили, что это профессиональная гордость могильщика: «Никто не захочет, чтобы над его гробом отпускали шуточки». Другие утверждали, что всякий разучится улыбаться, живя с Сюзанной Пинкотт и питаясь ее стряпней.
– Здравствуйте, Буш. Могильщик отозвался:
– Доброе утро, мистер Гарт, – и продолжил работать.
– Как поживаете?
– Не хуже, чем хотелось бы.
– Насколько я понимаю, это для мистера Харша? – Гарт указал на могилу.
На сей раз ответом был лишь кивок.
– Вы его знали? Думаю, да. Как по-вашему, мог он решиться на самоубийство? Церковь – странное место для того, чтобы покончить с собой.
Буш снова кивнул, бросил в сторону очередную порцию земли и рассудительно произнес:
– Сомневаюсь, что вообще есть люди, не способные на самоубийство. Кто угодно решится, если его хорошенько подтолкнуть.
– А с чего вы взяли, что мистера Харша подтолкнули?
Буш выпрямился.
– Прошу прощения, сэр, я ничего подобного не говорил. На любого может накатить так, что он перестанет владеть собой. Когда я был мальчишкой, то видел, как с Пенни-Хилл слетела машина – что-то у нее разладилось с тормозами – и она со всего маху врезалась в большой вяз. Наверное, так и бывает, когда человек лишает себя жизни: тормоза отказывают, и он, как машина, теряет управление.
Он снова принялся копать. Больше из Буша ничего выудить не удалось.
Дознание было назначено на половину двенадцатого в деревенском клубе. Гарт отправился туда вместе с мисс Софи и мисс Браун (обе надели черное). Мисс Браун хранила молчание, мисс Софи от страха болтала без умолку. Она держала племянника под руку – и крепко прижала ее к себе, когда вошла в клуб.
Ряды деревянных стульев, узкий проход в центре, сцена в дальнем конце, всепроникающий запах лака. Воспоминания о деревенских концертах, самодеятельных спектаклях и дешевых распродажах ожили в памяти Гарта. На этой самой сцене, справа, он когда-то сидел за фортепиано, подаренным мисс Донкастер, и впервые в жизни играл на публике пьеску под названием «Веселый крестьянин» – негнущимися пальцами, с растущим убеждением, что сейчас его стошнит. За этим самым столом, который занимал середину возвышения, некогда высилась внушительная фигура дедушки, который вручал награды самым добродетельным представителям деревенской молодежи. Там, где теперь тянулся узкий проход между стульями, во время рождественского школьного пира стояли столы, ломившиеся от угощения. Было нечто жуткое в том, что дознание назначили именно здесь. Прошлое с мрачным настоящим роднило лишь многолюдье. Только два первых ряда остались незанятыми, но их отодвинули дальше от сцены. По правую руку на освободившемся пространстве поставили стулья, занятые сейчас девятью смущенными мужчинами и тремя женщинами.
Коронер, сидевший за столом в одиночестве, вызвал присяжных – полдюжины фермеров, мясника мистера Симмондса, хозяина «Черного быка», миссис Криппс из универсального магазина, миссис Моттрам – красивую светловолосую женщину с круглыми голубыми глазами, а также старшую из двух мисс Донкастер – мисс Люси Эллен, очень худую, прямую, седую. Судя по выражению лица, соседство с простонародьем ее оскорбляло.
Слева поместились несколько журналистов и маленький энергичный пожилой мужчина, чье лицо казалось Гарту знакомым, но он никак не мог его припомнить, пока не сообразил, что видел этого человека в кабинете сэра Джорджа.
Мисс Софи заняла место во втором ряду, справа. В дальнем конце соответствующего ряда слева сидел немолодой джентльмен, который выглядел бы гораздо приятнее, не будь его твидовый костюм таким новым. В остальном он казался очень добродушным – не настолько полный, чтобы назвать толстяком, но достаточно плотный, чтобы служить живым свидетельством успешной работы лорда Вултона.[2] У него были румяные щеки, лысина на макушке и блуждающий взгляд. Глаза джентльмена в твиде остановились на мисс Софи, и он немедленно просиял и поклонился.
