Жорж Сименон - Порт туманов
— И он был вчера здесь до возвращения сестры, Делькур отвернулся, не решаясь отрицать. И Мегрэ понял, что ему никогда всего не скажут, что эти моряки связаны чем-то вроде круговой поруки.
— Не он один.
— Что вы хотите сказать?
— Ничего… Говорят, видели какого-то неизвестного. Впрочем, кто его знает…
— Кто его видел?
— Не знаю… Болтают себе… Выпьем что-нибудь?
Второй раз Мегрэ вошел в бистро, пожимая протянутые руки.
— Скажите на милость! Быстро они управились, эти господа из прокуратуры…
— Что будете пить?
— Пиво.
Солнце ни разу не спряталось за весь день. Но к вечеру полоски тумана протянулись между деревьями, и казалось, что вода в канале задымилась.
— Снова на всю ночь в эту вату! — вздохнул капитан.
В тот же миг послышался вой сирены.
— Это сигнальный буй, там, при входе в фарватер.
— Капитан Жорис часто ходил в Норвегию? — спросил вдруг Мегрэ.
— Да, когда работал в Англо-Нормандской компании. Особенно сразу после воины — здесь не хватало леса. Лес — плохой груз, с ним невозможно маневрировать.
— Вы служили в одной и той же компании?
— Недолго. Я больше служил в бордоской компании «Вормс». Ходил, как говорят у нас, на «трамвае», то есть всегда по одному маршруту: Бордо-Нант, Нант — Бордо… И так — в течение восемнадцати лет!
— Откуда родом Жюли?
— Дочь рыбака из Пор-ан-Бессен. Впрочем, какой там рыбак! Ее отец был непутевый, умер во время войны. Мать и сегодня, должно быть, торгует рыбой на улице и пьет красное в бистро.
И снова, думая о Жюли, Мэгрэ чуть заметно улыбнулся. Он вспомнил, как в его кабинет в Париже с решительным видом вошла девушка, одетая в приличный синий костюмчик. И как сегодня утром она, как школьница, пыталась вырвать у него записку брата.
Дом Жориса исчез в тумане. Света не было ни во втором этаже, откуда увезли покойника, ни в столовой. Свет горел только в коридоре и, кажется, на кухне, где соседки сидели с Жюли.
Помощники шлюзовщиков вошли, в свою очередь, в бистро, но, не желая мешать, сели за столик вглубине и начали партию в домино. Зажегся маяк.
— Повторите! — сказал капитан, указывая на рюмки. — Теперь я угощаю!
Тихим и неожиданно мягким голосом Мегрэ спросил:
— Если бы Жорис был жив, где бы он находился сейчас? Тут?
— Нет! Сидел бы у себя дома, в домашних тапках!
— В столовой? В спальне?
— На кухне… читал бы газету, а потом книгу по садоводству. Он пристрастился к цветам. Глядите! Поздняя осень, а у него в саду полно цветов.
Рабочие посмеивались, хотя им было немного неловко от того, что они не занимаются выращиванием цветов, а предпочитают сидеть в бистро.
— Он не ходил на охоту?
— Редко… Разве если пригласят…
— Мэр пригласит?
— Случалось и так… Когда были утки, они вместе охотились из шалаша.
Бистро так слабо освещалось, что сквозь табачный дым почти не было видно игроков в домино. Воздух от большой печки становился еще тяжелее. На улице почти темно, но из-за тумана темнота эта казалась мутной и нездоровой. По-прежнему выла сирена. Трубка Мегрэ потрескивала.
Откинувшись на стуле, с полузакрытыми глазами, он пытался собрать воедино разрозненные детали дела, которые образовывали пока бесформенную массу.
— Жорис исчез на полтора месяца, потом вернулся с раскроенным и залатанным черепом! — сказал он, не замечая, что думает вслух. — В день возвращения его ждал яд. И только на следующий день Жюли нашла записку от брата.
Мегрэ тяжело вздохнул и пробормотал, как бы подводя итог:
— В общем, его пытались убить! Потом вылечили! А потом все-таки убили! Если только…
События никак не вязались одно с другим. И Мегрэ пришла в голову странная мысль, настолько странная, что пугала.
«Если только в первый раз его пытались не убить, а просто лишить рассудка…»
Разве парижские медики не утверждали, что операция была сделана превосходным хирургом? Но неужели для того, чтобы лишить человека рассудка, нужно раскроить ему череп? И потом, как доказать, что Жорис действительно невменяем?
На Мегрэ смотрели в почтительном молчании. Только таможенник показал официантке на рюмки:
— То же самое!
Все сидели, удобно устроившись на стульях, разомлевшие от тепла и погруженные в не совсем ясные думы, которые под воздействием спиртного становились еще более смутными.
Слышно было, как проехали три машины: представители прокуратуры возвращались в Кан после приема у госпожи Гранмэзон.
Тело капитана Жориса находилось уже в морге Института судебно-медицинской экспертизы.
Никто не разговаривал. В углу, где сидели шлюзовщики, костяшки домино стучали по обшарпанному столу. И чувствовалось, что мало-помалу вопросы эти овладели портовиками, стали почти осязаемыми, просто висели в воздухе, давили на каждого из присутствующих. Лица нахмурились. Самый молодой из таможенников, разволновавшись, поднялся, пробормотал:
— Пойду домой, жена ждет…
Мегрэ протянул кисет соседу, который, набив трубку, передал его по кругу. Тогда раздался голос Делькура. Он тоже встал, чтобы бежать от этой невыносимой обстановки.
— Сколько я вам должен, Марта?
— За два круга?.. Девять франков семьдесят пять сантимов и три франка десять за вчерашнее.
Все встали. Влажный воздух проникал через закрытую дверь. Рукопожатия перед уходом. На улице, в тумане, каждый направился в свою сторону. Крик сирены перекрывал звук шагов. Мегрэ стоял неподвижно и слушал, как удаляются во всех направлениях их шаги, то тяжелые и неуверенные, то вдруг убыстряющиеся. И он понял, что в этих людях непостижимым образом поселился страх. Они боялись, все те, кто уходил, боялись всего и ничего — какой-то неясной опасности, непредсказуемой катастрофы — боялись и темноты, и света: «Что если этим не кончится?»
Мегрэ стряхнул пепел из трубки и застегнул пальто.
4. «Сен-Мишель»
— Вам нравится? — беспокойно спрашивал хозяин при каждом новом блюде.
— Ничего, — отвечал Мегрэ, который, по правде говоря, даже не замечал того, что ел.
Он сидел один в ресторанчике гостиницы, рассчитанном на сорок — пятьдесят человек. Гостиница для отпускников, приезжающих покупаться летом в Вистреам. Мебель — как во всех пляжных гостиницах. Вазочки на столах.
Ничего общего с Вистреамом, интересующим комиссара. Он начинал понимать жизнь городка и испытывал от этого удовлетворение. При каждом новом расследовании он больше всего не любил именно начало; первые неловкие встречи, ложные представления. Например, само название — Вистреам! В Париже ему почему-то казалось, что это — портовый городок типа Сен-Мало. А потом, в первый же вечер, Мегрэ понял, что это — мрачное место, где живут суровые и молчаливые люди. Теперь он знал Вистреам и чувствовал себя в нем как дома. Невзрачный городок, куда ведет дорога, обсаженная деревцами. Примечателен только порт; шлюз, маяк, дом Жориса, бистро, ритм порта: два шлюзования в день, рыбаки со своими корзинами, горстка людей, занятых только тем, что следят за проходом судов.
Другие слова имели более определенный смысл: капитан, судно, каботажное плавание… Он видел, как живет все это, и постигал правила игры.
Тайна не прояснилась. Все, что вначале представлялось загадочным, загадочным и осталось. Но, по крайней мере, каждое действующее лицо он видел на своем месте, в своем окружении, занятого своим повседневным делом.
— Вы тут надолго? — спросил хозяин, подавая кофе.
— Не знаю.
— Произойди это во время отпусков, я понес бы ужасные убытки…
Теперь Мегрэ отчетливо различал четыре Вистреама: Вистреам — порт, Вистреам — городок, Вистреам — респектабельный, с виллами, такими как у мэра, вдоль дорог… Наконец, Вистреам — курортный, временно не существующий.
— Вы уходите?
— Пойду прогуляюсь перед сном…
Начинался прилив. Было холоднее, чем в предыдущие дни, потому что туман, не редея, превращался в капельки ледяной воды. Кругом все было черно, окна и двери закрыты. Виднелся только влажный глаз маяка. Со шлюза доносились голоса.
Короткий гудок парохода. Приближались два огня — зеленый и красный; какая-то огромная масса двигалась вдоль стены шлюза.
Теперь Мегрэ понимал, как тут все происходит: пароход шел со стороны моря. Появился силуэт человека. Сейчас примут у судна швартов и укрепят его на первом кнехте. Потом с мостика капитан прикажет дать задний ход, чтобы судно остановилось.
Рядом с Мегрэ прошел Делькур, беспокойно глядя в сторону пирсов.
— Что случилось?
— Не понимаю…
Он хмурил брови, напрягал зрение, как бы хотел одним усилием воли различить что-то в этой кромешной тьме. Двое рабочих собирались закрывать ворота шлюза. Делькур крикнул им:
— Погодите немного!
И вдруг он произнес удивленно:
— Это он…
В то же время метрах в пятидесяти раздался голос:
— Эй, Луи! Ставь фок и подходи левым бортом!