Агата Кристи - Подвиги Геракла
— Эти двое вышли из мрака на свет, а я — я совершил второй подвиг Геракла.
Лернейская гидра
1Эркюль Пуаро ободряюще посмотрел на мужчину, сидевшего напротив него.
Доктору Чарльзу Олдфилду было около сорока. Его светлые волосы слегка поседели на висках. В голубых глазах застыло отчаяние. Он умолк, вся его фигура выражала нерешительность. Казалось, ему трудно приступить к делу. Наконец он заговорил, слегка запинаясь:
— Я пришел к вам, мистер Пуаро, с довольно странным делом. И сейчас, когда я здесь, у меня появились сомнения. Потому что, как я теперь понимаю, с этим ничего нельзя сделать.
— Об этом предоставьте судить мне, — заметил Пуаро.
— Я не знаю, почему я решил, что, возможно… — Олдфилд снова замолчал в нерешительности.
— Что я, возможно, смогу помочь вам? — закончил его фразу Эркюль Пуаро. — Возможно, я смогу. Изложите мне ваше дело.
Олдфилд выпрямился. Пуаро снова отметил, как изможденно выглядит посетитель.
— Видите ли, тут нет смысла обращаться в полицию. И все же… — В голосе Олдфилда мелькнула надежда. — С каждым днем становится все хуже и хуже. Я… Я не знаю, что делать…
— Что становится хуже?
— Слухи… О, все очень просто, мистер Пуаро. Чуть меньше года прошло с тех пор, как умерла моя жена. Она болела. Несколько лет. А теперь они говорят, они все говорят, что я убил ее… что я ее отравил!..
— А-а… А вы отравили ее?
— Мистер Пуаро! — Олдфилд вскочил.
— Успокойтесь и сядьте. Мы примем за основу, что вы не отравили вашу жену. Ваша практика, мне кажется, находится в сельской местности?
— Да. Лоубороу в Беркшире. Я всегда знал, что у нас много сплетничают, но я не мог себе представить, что до таких пределов… — Он чуть-чуть подвинул свой стул вперед. — Мистер Пуаро, вы не представляете себе, что мне пришлось вынести!.. Сначала я не подозревал, что происходит. Замечал, что люди стали менее приветливы, стараются избегать меня. Но я думал, это из-за горя, постигшего меня. Потом это стало более заметно. Даже на улице знакомые переходили дорогу, чтобы не заговаривать со мной. Моя практика провалилась… Куда бы я ни пошел, повсюду слышались приглушенные голоса, враждебные взгляды провожали меня и злобные языки ядовито шептались за моей спиной. Я получил несколько писем — подлейшие штуки… И… И я не знаю, что делать. Я не знаю, как перенести это, как вырваться из этой сети подлой лжи и подозрений. Как можно опровергнуть то, что никогда не говорилось тебе открыто в лицо. Я бессилен — меня поймали в ловушку и безжалостно губят!..
— Да-а… Слухи подобны девятиглавой Лернейской гидре, которую нельзя уничтожить, потому что, как только у нее отсекают одну голову, на ее месте тут же вырастают две, — сказал Пуаро, задумчиво кивая.
Доктор Олдфилд воскликнул:
— Совершенно верно! Я ничего не могу поделать, ничего! Я рассчитывал на вас как на последнее средство, но мне и в голову не приходило, что вы тоже ничего не сможете сделать.
Эркюль Пуаро немного помолчал, прежде чем ответил:
— Я не уверен. Ваше дело, доктор Олдфилд, заинтересовало меня. Я попробую им заняться. Уничтожить многоглавое чудовище… Прежде всего расскажите мне немного об обстоятельствах, которые послужили поводом для злобных сплетен. Вы сказали, что ваша жена умерла приблизительно год назад. Что было причиной смерти?
— Язва желудка.
— Было ли вскрытие?
— Нет. Она страдала от желудка уже долгое время.
Пуаро кивнул.
— Симптомы желудочного воспаления и отравления мышьяком очень похожи, это сегодня все знают. За последние десять лет было по крайней мере четыре сенсационных процесса об убийствах, когда жертву хоронили без вскрытия с заключением о желудочном воспалении. Ваша жена была старше или моложе вас?
— На пять лет старше.
— Сколько вы были женаты?
— Пятнадцать лет.
— Она оставила какое-нибудь состояние?
— Да. Она была очень обеспеченная женщина и оставила примерно тридцать тысяч фунтов стерлингов.
— Крупная сумма. Она осталась вам?
— Да.
— У вас с женой были хорошие отношения?
— Конечно.
— Никаких ссор? Сцен?
— M-м… — Чарлз Олдфилд замялся. — У моей жены был тяжелый характер. Она долго болела и постоянно думала о своей болезни, поэтому была раздражительна. Бывали дни, когда, что бы я ни делал, все было не так.
— Я знаю такой тип людей. Может быть, у вашей жены была компаньонка, которая убеждала ее, что вы устали от нее и были бы рады ее смерти? — спросил Пуаро, кивнув.
Лицо Олдфилда показывало, что догадка Пуаро верна. Криво усмехнувшись, он ответил:
— Вы совершенно правы.
Пуаро продолжал:
— У нее была сиделка или компаньонка. Или преданная служанка?
— Медсестра. Очень разумная и компетентная женщина. Но я думаю, она не могла настраивать жену против меня.
— Если разумность и компетентность прилагались бы к языку — люди не всегда мудро пользуются своим языком. Я не сомневаюсь, что медсестра говорила это, что то же самое говорили слуги, все кругом говорили то же самое. Вы всегда найдете в болтовне слуг повод для пикантнейших деревенских сплетен. А теперь я хочу спросить у вас еще кое-что. Кто та женщина?
— Я не понимаю, — вспыхнул доктор Олдфилд.
Пуаро вежливо возразил:
— Я думаю, вы понимаете. Я спрашиваю вас, кто та женщина, с которой связывают ваше имя.
Олдфилд вскочил. Его лицо стало холодным и высокомерным.
— В этом деле нет женщины. Я сожалею, мистер Пуаро, что отнял у вас так много времени.
Он направился к двери.
— Я также сожалею об этом, — мягко сказал Эркюль Пуаро. — Ваш случай заинтересовал меня, я бы хотел помочь вам. Но я не смогу ничего сделать до тех пор, пока не буду знать всю правду.
— Я сказал вам всю правду.
— Нет…
Доктор Олдфилд остановился и обернулся.
— Почему вы настаиваете, что тут замешана женщина?
— Mon cher doctor![20] Вы думаете, я не знаю женской психологии? Деревенские слухи всегда основываются на отношениях полов. Если мужчина отравил свою жену, чтобы отправиться на Северный полюс или из любви к холостяцкой жизни, это не вызовет и минутного интереса у его соседей, потому что они убеждены: убийство совершается для того, чтобы мужчина мог жениться на другой женщине. Так и рождаются слухи. Это же элементарная психология!
Олдфилд раздраженно заметил:
— Откуда я могу знать, о чем думает эта свора мерзких сплетников.
— Конечно. Поэтому вам нужно вернуться, присесть и ответить на вопрос, который я вам только что задал.
Медленно, нехотя Олдфилд вернулся, снова занял свое место и сказал, нахмурив брови:
— Я думаю, возможно, что они сплетничают о мисс Монкрифф. Джейн Монкрифф — мой фармацевт. Она прелестная девушка.
— Как долго она работает у вас?
— Около трех лет.
— Вашей жене она нравилась?
— Э-э… не совсем…
— Она была ревнива?
— Это абсурд!
— Женская ревность, — сказал Пуаро улыбнувшись, — вошла в поговорку. Но поверьте моему богатому опыту, каким бы странным ни казалось это утверждение, оно всегда основывается на реальности. Ведь говорят, что клиент всегда прав? Так вот, то же и здесь. И как бы ни ничтожны были конкретные доказательства, в главном, женщина, которая ревнует, всегда права.
— Глупости, — грубо отрезал доктор Олдфилд. — Я никогда не говорил Джейн Монкрифф ничего, что не могла бы слышать также и жена.
— Возможно и так. Но это не доказывает, что мое утверждение неверно. Доктор Олдфилд, — настойчиво сказал Пуаро, чуть наклонившись вперед. — Я собираюсь сделать все возможное, чтобы помочь вам в этом деле. Но я должен располагать полным вашим доверием, потому оставим на время условности и ваши эмоции. Это правда, не так ли, что вы прекратили близкие отношения с женой задолго до ее смерти?
Олдфилд молчал несколько минут, наконец выдавил:
— Это дело меня доконает. Но должна же быть хоть какая-то надежда. Так или иначе, я чувствую, что вы сможете мне помочь. Я буду благодарен вам, мистер Пуаро. Я был последнее время не слишком внимателен к жене. Думаю, что я был хорошим мужем, но никогда не любил ее.
— А эта девушка, Джейн?
Лоб доктора покрылся испариной. Он сказал:
— Я… я собирался сделать ей предложение, и, если бы не этот скандал и эти сплетни…
Пуаро откинулся на стуле.
— Ну теперь наконец у нас есть правдивые факты. Доктор Олдфилд, я займусь вашим делом. Но помните — я собираюсь искать правду.
Олдфилд с горечью воскликнул:
— То, в чем меня обвиняют, — это не правда! Вы знаете, сначала мне казалось, что есть возможность возбудить дело о клевете. Если бы я смог вынудить хоть кого-нибудь открыто обвинить меня — ведь я смог бы, без сомнения, оправдаться. Иногда я думаю так… А иногда мне кажется, что это бы только все ухудшило: дело приобрело бы широкую огласку, и все вокруг говорили бы: «Это не доказано, но нет дыма без огня».