Филлис Джеймс - Тайна Найтингейла
Но тут сержант Мастерсон кое-что вспомнил.
— А эта брошюрка, которую нашли в комнате Пирс! Кажется, она была о работе Суффолкского приюта для жертв фашизма. Может быть, Пирс сама просила прислать ее? И тогда это — еще один пример того, как она искала наказание, соответствующее преступлению?
— Я тоже так думаю. Утром мы свяжемся с этим приютом и выясним, что она им обещала, если вообще обещала. И поговорим еще раз с Кортни-Бриггзом. Он находился в Найтингейле примерно в то время, когда умерла Фаллон. Когда мы узнаем, к кому он приходил и зачем, тогда уж разгадка будет совсем близко. Но все это может подождать до завтра.
Мастерсон подавил зевок.
— Завтра уже наступило, сэр, — сказал он. — Уж три часа как.
II
Если ночной портье в «Гербе сокольничего» и был удивлен тем, что двое постояльцев возвращаются так поздно ночью, при этом один из них явно болен и привлекает внимание своей забинтованной головой, то был хорошо вышколен, чтобы не подать виду. Его вопрос, не может ли он чем-нибудь быть полезен, был задан для проформы; ответ Мастерсона едва ли можно было назвать вежливым. Три лестничных марша до своего этажа они прошли пешком, потому что старомодный лифт работал ненадежно и очень шумно. Далглиш, упрямо решив не показывать своей слабости при сержанте, заставлял себя делать каждый шаг, не держась за перила. Он знал, что в нем говорит лишь глупое тщеславие, и, добравшись до своей комнаты, поплатился за это. Он так ослаб, что пришлось немного постоять, прислонившись к закрытой двери, прежде чем смог доплестись неверной походкой до раковины. Держась за краны, чтобы не потерять равновесия, он уперся лбом в руку, склонившись над раковиной; его всего выворачивало наизнанку — мучительно, но безрезультатно. Не поднимая головы, он повернул правый кран. Хлынула ледяная вода. Он плеснул себе на лицо и сделал большой глоток, подставив под струю ладони. И сразу почувствовал себя лучше.
Спал он неспокойно. Трудно было найти на подушках удобное положение для забинтованной головы, а от потери крови его мозг, похоже, заработал со сверхъестественной ясностью, не давая заснуть. Когда же удавалось задремать, то являлись сны. Он шел по больничному парку с Мейвис Гиринг. Она, как девочка, перебегала от дерева к дереву, размахивая садовыми ножницами, и кокетливо говорила:
— Что за чудо можно найти здесь для композиции даже в такое мертвое время года!
Его не поражала нелепость того, что она срезала распустившиеся алые розы с засохших ветвей, как и того, что они оба ничего не сказали по поводу тихонько покачивающегося на суку тела Мэри Тейлор с висельной петлей вокруг белой шеи.
Ближе к утру его сон стал более глубоким. Тем не менее резкий и настойчивый телефонный звонок разбудил его мгновенно. Светящийся циферблат дорожных часов показывал 5.49 утра. Далглиш с трудом оторвал голову от примятой подушки и нащупал телефонную трубку. Голос он узнал сразу. Впрочем, он был уверен, что узнал бы его среди всех женских голосов на свете.
— Мистер Далглиш? Это Мэри Тейлор. Простите, что беспокою вас, но я подумала, что будет лучше, если позвоню вам. У нас здесь пожар. Ничего опасного: только в парке. Похоже, все началось с заброшенной хижины садовника, что примерно в пятидесяти ярдах от Дома Найтингейла. Сам дом в безопасности, но огонь очень быстро распространился по деревьям.
Его удивила та ясность, с которой он соображал. Рана больше не болела. Он ощущал легкость мысли в прямом смысле этого слова, и надо было прикоснуться к шершавому бинту, чтобы удостовериться, что повязка на месте.
— А как Мораг Смит? — спросил он. — С ней ничего не случилось? Она использовала эту хижину как своего рода убежище.
— Я знаю. Она рассказала мне об этом вечером, когда привела вас сюда. Я оставила ее здесь на ночь. Мораг в безопасности. Я это проверила первым делом.
— А как остальные в Найтингейле?
Молчание. Потом она заговорила более резким голосом.
— Сейчас проверю. Мне даже не пришло в голову…
— Вполне понятно. Почему вдруг? Я сейчас приеду.
— А надо ли? Мистер Кортни-Бриггз настаивал, чтобы вы как следует отдохнули. Пожарная бригада полностью контролирует ситуацию. Сначала боялись, что Дом Найтингейла находится под угрозой, но потом срубили несколько ближайших деревьев. Через полчаса пожар потушат. Не могли бы вы подождать до утра?
— Я выезжаю сию минуту, — отрезал он.
Сморенный усталостью, Мастерсон лежал на спине; во сне его крупное лицо ничего не выражало, рот был слегка приоткрыт. Потребовалось не меньше минуты, чтобы разбудить его. Далглиш предпочел бы оставить его лежать в этом оцепенении, но понимал, что при его слабости было бы рискованно самому вести машину. Мастерсон, выведенный наконец из сонного состояния, выслушал распоряжения своего шефа без возражений и, обиженно надувшись, натянул на себя одежду. Благоразумие подсказывало ему не ставить под сомнение решение Далглиша вернуться в Дом Найтингейла, но по его сердитому виду было ясно, что он считает эту поездку ненужной, и недолгий путь до больницы прошел в молчании.
Еще до того, как показалась больница, они увидели красный отсвет пожара в ночном небе, а въехав в открытые Винчестерские ворота, услышали отрывистый треск горящих деревьев и почувствовали сильный, будоражащий запах тлеющего дерева, резкий и приятный в холодном воздухе. Сердитая обиженность Мастерсона прошла. Он шумно, с наслаждением потянул носом и сказал с искренним удовольствием:
— Люблю этот запах, сэр. Наверно, он напоминает мне детство. Летние лагеря бойскаутов. Сидишь, закутавшись в одеяло, у костра, а искры взлетают в ночное небо. Чертовски здорово, когда тебе тринадцать лет и ты начальник отряда: вряд ли еще когда-нибудь в жизни можно испытать такое ощущение собственной власти и славы. Ну… вы это знаете, сэр.
Далглиш не знал. Его одинокое, тоскливое детство было лишено таких первобытных восторгов. Но характер Мастерсона приоткрывался ему с любопытной и неожиданно трогательной стороны. Начальник отряда бойскаутов!
А почему бы нет? Иное происхождение, иной поворот судьбы — и он вполне мог бы стать вожаком уличной банды, направив свои природные амбиции и жестокость в менее конформистское русло.
Мастерсон остановил машину под деревьями на безопасном расстоянии, и они направились к месту пожара. Словно сговорившись, они остановились в тени деревьев и стали молча наблюдать за происходящим. Видимо, никто их не заметил, никто не подошел. Пожарные старались как могли. У них был только один брандспойт, шланг они тянули из Дома Найтингейла. Пожар уже не распространялся дальше, но все еще представлял собой эффектное зрелище. Сарай сгорел полностью: лишь кольцо черной земли указывало, где он был раньше, а вокруг почерневшими виселицами стояли искореженные, скрученные деревья, словно мучаясь в предсмертной агонии. Несколько крайних молодых деревцев еще были охвачены сильным пламенем, они шипели и трещали под струей из пожарного шланга. Отдельный язычок пламени, корчась и извиваясь на сильном ветру, перескакивал с кроны на крону, словно ослепительно сверкающая свечка, но вот меткая струя из шланга сбила и его. Пока они наблюдали, высокая ель вдруг вспыхнула и взвилась снопом золотых игл. Раздался легкий вздох восторга и ужаса, и Далглиш увидел, как группка учениц в черных плащах, стоявшая в отдалении, незаметно придвинулась ближе к освещенной пожаром площадке. Огонь на мгновение осветил их лица, и Далглишу показалось, что он узнал Маделин Гудейл и Джулию Пардоу. Потом увидел, как к ним направилась главная сестра: ее высокую фигуру ни с кем не спутаешь. Она сказала несколько слов, и небольшая группка повернулась и медленно растаяла в тени деревьев. В этот момент ее взгляд упал на Далглиша. С минуту она стояла совершенно неподвижно. Закутанная в длинный черный плащ с откинутым капюшоном, она стояла возле одинокого молодого деревца подобно приговоренной к сожжению: отблески огня озаряли ее бледное лицо и плясали за спиной. Но вот она медленно подошла к нему. Он увидел, что она бледна как смерть.
— Вы были правы, — сказала она. — Ее не оказалось в комнате. Она оставила письмо.
Далглиш не ответил. Его мозг работал так четко, что казалось, будто он действует независимо от его воли, не столько перебирая все улики преступления, сколько как бы охватывая взором это преступление с большой высоты: под ним простирался открытый ландшафт, где все было понятно, знакомо и однозначно. Теперь он знал все. Не только как были убиты девушки, не только когда и почему, не только кем. Он знал истинную суть всего преступления, потому что это было одно преступление. Может быть, он никогда не сможет доказать это, но он знает.
Спустя полчаса пожар был потушен. Сматываемый шланг с глухим стуком полз по почерневшей земле, взметая вверх струйки едкого дыма. Незаметно скрылись последние зеваки, и какофония огня и ветра сменилась приглушенным шипением, прерываемым лишь приказаниями начальника пожарной бригады и неразборчивыми голосами его подчиненных. Даже ветер немного стих и, пройдя над шедшим от земли паром, легким теплом обдавал лицо Далглиша. В воздухе висел запах обуглившегося дерева. Фары пожарной машины освещали дымящийся круг, где когда-то стояла хибарка. Далглиш подошел к нему в сопровождении Мастерсона и Мэри Тейлор. Жар неприятно покусывал ступни сквозь подошвы ботинок. Смотреть было почти не на что: искореженный кусок металла, когда-то бывший, наверное, частью плитки; обуглившийся металлический чайник, только ткни — и рассыплется в прах. И было нечто еще, очертания — не больше, что даже при крайней степени осквернения смертью все еще было устрашающе человеческим. Они стояли, молча глядя на это нечто. Понадобилось несколько минут, чтобы идентифицировать немногие останки: тазовый пояс, оскорбительно маленький, лишенный своей живой оболочки из мышц и плоти; перевернутый череп, безобидный как чаша; пятно на месте вытекшего мозга.
