Дороти Сэйерс - Где будет труп

— Хоррокс!

Секретарь бочком протиснулся внутрь.

— Хоррокс! Знаете это фото малышки Кон? Мы давали его кому-нибудь недавно?

— Да, сэр, разве не помните? Человек, который сказал, что ему нужен русский типаж в провинцию.

— Верно, верно. Я же помню, кто-то был. Расскажите о нем джентльменам. Мы ведь его не знаем, да?

— Нет, сэр. Он сказал, что собирает собственную труппу. Назвался… минутку. — Он достал с полки записную книжку и, послюнив палец, стал ее листать. — А, вот: Морис Вавазур.

— Имечко что надо, — пробормотал мистер Салливан. — Конечно, ненастоящее. Такие всегда ненастоящие. Он, скорее всего, Поттс или Спинк. С таким именем нельзя держать антрепризу. Несолидно. Теперь я его припоминаю. Низенький такой, с бородой. Сказал, набирает состав для романтической трагедии и ищет русский типаж. Мы ему показали Ливийскую, малышку Петровну и парочку других. Но он, помню, сразу вцепился в этот снимок. Я ему сказал, что у Петровны больше опыта, но он ответил, что это не важно. Мне этот тип не понравился.

— Вот как?

— Да. Не люблю, когда ищут хорошеньких девочек без опыта работы. Старый дядюшка Салливан, может, и не подарочек, но ничего такого не потерпит. Сказал ему, что у девчонки и так полно работы, но он ответил, что попытает счастья. Ко мне она с этим не пришла, я и решил, что она ему отказала. Если бы пришла, я б ей объяснил, что к чему. Не так уж я трясусь над своими комиссионными — спросите девочек, они вам скажут. А что, кстати, случилось? Этот Вавазур втянул ее в какую-то дрянь?

— Не совсем, — сказал Уимзи. — Она по-прежнему работает манекенщицей. Но Вавазур — инспектор, покажите мистеру Салливану ту, другую фотографию. Это он?

Салливан и Хоррокс разом склонились над фотографией Поля Алексиса и одновременно замотали головами.

— Нет, — сказал Хоррокс. — Это не он.

— Совсем не похож, — подтвердил Салливан.

— Вы уверены?

— Совсем не похож, — убежденно повторил Салливан. — Сколько этому парню? Вавазуру лет сорок, не меньше. Такой проходимец, щеки впалые, а голос сладкий, как сироп матушки Зигель[168]. Подошел бы на Иуду.

— Или на Ричарда III, — вставил Хоррокс.

— Это если делать его скользким и подобострастным, — сказал Салливан. — Но в пятом акте я его не представляю. В эпизоде с горожанами — пожалуй. Ну, это: наверху появляется Ричард, с книгой, между двух монахов [169]. Дело в том, — добавил он, — что на эту роль сложно подобрать актера. Противоречивая роль, я считаю. Можете не соглашаться, но я, бывает, кое-что читаю, а потом обдумываю прочитанное, и вот что вам скажу: когда Шекспир эту роль писал, он думал о чем-то другом. В начале пьесы Ричард слишком скользкий, в конце — слишком грозный. Это неестественно. Хотя пьеса всегда идет с успехом. Потому что в ней есть энергия. Динамика. Но Ричард будто сделан из двух людей — вот что мне не нравится. Один из них такой червяк-интриган, а другой такой храбрый бузотер, ярится и рубит головы направо-налево. Как-то это не сочетается, а?

Инспектор Ампелти начал постукивать ногой об пол.

— Я всегда думал, — откликнулся Уимзи, — что Шекспир написал Ричарда таким человеком, который всегда играет роль — все драматизирует, так сказать. Я не верю, что его ярость настоящая — как и его любовь. В сцене с земляникой[170] все становится понятно.

— Возможно, но сцена с Бэкингемом и часами[171], а? Может, вы и правы. Разбираться в Шекспире — не мое дело, а? Мое дело — ножки хористок. Но я всю свою жизнь так или иначе связан с театром, а это ведь не только ножки и сцены в спальне. Смеетесь? Эк меня занесло. Но я вам вот что скажу: порой меня тошнит от моей работы. Доброй половине этих антрепренеров не нужны ни актеры, ни актрисы — им нужны типажи. Когда мой папаша руководил труппой, ему были нужны актеры: такие, чтоб сегодня могли играть Яго, а завтра — Брута, а в промежутках давать фарсы и водевили. Но теперь, если парень один раз успешно сыграл заику с моноклем, он до девяноста лет будет играть заик с моноклями. Бедняга Розенкранц! Ему поперек горла встал ваш отказ сыграть ему Червя. А взять опытного актера и дать ему хорошую роль — куда там! У меня есть актер на эту роль, славный малый — и талантливый. Но он имел успех в роли добродушного седого викария в «Розах над дверью» — и теперь его не берут ни на какие роли, кроме седых викариев. Его карьере конец, но кого это волнует? Только старого дядюшку Салливана, которому остается следить, откуда ветер дует, и стараться выглядеть при этом порядочным человеком.

Инспектор Ампелти поднялся:

— Мы вам очень обязаны, мистер Салливан. Не станем вас больше задерживать.

— Жаль, что не очень-то сумел вам помочь. Если еще увижу этого Вавазура, дам вам знать. Но он, скорее всего, вылетел в трубу. Вы уверены, что у малышки Кон все в порядке?

— Скорее всего, мистер Салливан.

— Хорошая девочка, — повторил мистер Салливан. — Не хотелось бы, чтоб она сбилась с пути. Знаю, знаю, вы думаете, что я старый дурак.

— Ничуть, — сказал Уимзи.

Они вышли через заднюю дверь и молча спускались по узкой лестнице.

— Вавазур, ишь ты! — проворчал инспектор. — Хотел бы я знать, кто он и чего ему было надо… Думаете, этот жирный идиот замешан?

— Уверен, Салливан здесь ни при чем. И если он сказал, что ничего не знает о Вавазуре, можете быть уверены — он не антрепренер и вообще не из театральной среды. Эти люди все друг с другом знакомы.

— Пф! Будто это нам поможет.

— Как скажете. Интересно…

— Что?

— Интересно, почему Хоррокс подумал о Ричарде III?

— Увидел, наверное, что он дрянь человек. Ричард — это ведь тот тип, который решил стать душегубом, нет разве?

— Да. Но я почему-то не думаю, что Хоррокс способен вычислить злодея по лицу. Боюсь, его полностью удовлетворяет прискорбная практика набора актеров по типажам. Вертится какая-то мысль, но какая, пока не пойму.

Инспектор что-то буркнул и споткнулся о ящик — к тому времени они вступили в окрестности Вардур-стрит.

Глава XXIV

Свидетельствует школьный учитель

Смиренный, малодушный род людской.

Поля Алексиса хоронили в понедельник. Было много цветов и огромная толпа зевак. Лорд Питер еще был в Лондоне вместе с инспектором, но его достойно заменил Бантер, только утром вернувшийся из Хантингдоншира. Бантер со своей неизменной предусмотрительностью принес на похороны красивый венок с приличествующей случаю надписью. Близких усопшего представляла миссис Уэлдон при поддержке Генри, одетого в парадный черный костюм. Персонал «Гранд-отеля» прислал целую делегацию и цветочную композицию в виде саксофона. Руководитель оркестра, непримиримый буквалист, говорил, что пара бальных туфель куда лучше символизировала бы жизненный путь покойного, но общественное мнение воспротивилось. К тому же буквалистом, похоже, руководила профессиональная зависть. Мисс Лейла Гарленд явилась одетой, как скорбящая вдова. К негодованию миссис Уэлдон, в самый патетический момент она бросила в могилу гигантский букет пармских фиалок, затем картинно потеряла самообладание, и ее унесли в истерике. Церемония была подробно, с фотографиями, освещена в центральной прессе, а вечером ресторан «Гранд-отеля» так переполнился, что пришлось накрыть дополнительные столы в «салоне Людовика XV».

— Вы, наверное, теперь уедете из Уилверкомба? — спросила Гарриет у миссис Уэлдон. — Он всегда будет навевать вам печальные воспоминания.

— Ну уж нет, дорогая, не уеду. Я намерена остаться здесь, пока доброе имя Поля не будет полностью восстановлено. Я точно знаю, что его убили советские бандиты. Позор полиции, которая такое допускает!

— Сделайте милость, уговорите мать уехать, — вмешался Генри. — Ей для здоровья вредно тут оставаться. Вы, наверное, и сами недолго тут задержитесь.

— Вероятно.

Казалось, тут ни у кого не осталось дел. Вильям Шик попросил в полиции разрешения покинуть город и получил его с условием, что будет сообщать о своем местонахождении. Он тут же вернулся к себе в Сигемптон, собрал вещи и двинулся на север.

— Остается надеяться, — сказал суперинтендант Глейшер, — что он будет под присмотром. Мы не можем гоняться за ним по всем английским графствам. На него ничего нет.

Когда Уимзи и инспектор во вторник утром вернулись в Уилверкомб, их встретили новостями.

— Мы нашли Перкинса, — сообщил суперинтендант.

Оказалось, что мистер Джулиан Перкинс, наняв в Дарли машину, доехал на ней до Уилверкомба, потом поездом до Сигемптона и оттуда возобновил свой пеший поход. Через двадцать миль его сбил грузовик. В результате он около недели пролежал в местной больнице без сознания. По содержимому рюкзака установить личность не удалось. Только когда пациент начал садиться и реагировать на окружающее, о нем хоть что-то узнали. Поправившись настолько, что смог участвовать в разговорах, он обнаружил, что его соседи по палате обсуждают дознание в Уилверкомбе. Слегка важничая, он заявил, что знаком с девушкой, которая нашла труп. Тут одна медсестра вспомнила, что по радио передавали сообщение о розыске некоего Перкинса в связи с этим самым делом. Позвонили в полицию Уилверкомба, и для беседы с мистером Перкинсом тотчас приехал констебль Ормонд.