Агата Кристи - Тайна «Голубого поезда»
– Входите, мсье, мадам отдыхает.
Горничная проводила Дерека в продолговатую комнату, обставленную в восточном стиле. Мирей лежала на диване, опираясь на многочисленные подушки различных оттенков янтаря, гармонирующих с ее кожей цвета желтоватой охры. Танцовщица обладала великолепной фигурой, и, хотя ее лицо под слоем косметики было слегка осунувшимся, оно отличалось своеобразным шармом. Оранжевые губы призывно улыбались Кеттерингу.
Он поцеловал ее и устало опустился на стул:
– Что поделываешь? Наверное, только встала?
Улыбка танцовщицы стала еще шире.
– Нет, – ответила она. – Я работала, – и махнула длинной белой рукой в сторону фортепиано, на котором в беспорядке лежали ноты, добавив: – Здесь был Эмброуз – играл мне свою новую оперу.
Кеттеринг рассеянно кивнул. Его нисколько не интересовал Клод Эмброуз и его оперное воплощение ибсеновского «Пер Гюнта». Впрочем, Мирей интересовалась этим всего лишь в качестве уникальной возможности выступить в роли Анитры.[3]
– Чудесный танец, – проворковала она. – Я вложу в него всю страсть пустыни. Буду танцевать увешанная драгоценностями… Кстати, mon ami, вчера я видела на Бонд-стрит изумительную черную жемчужину. – И сделала паузу, многозначительно глядя на собеседника.
– Девочка моя, – вздохнул Кеттеринг, – сейчас со мной бесполезно говорить о черных жемчужинах. Что касается меня, то, как говорится, дело сделано, быть беде.
Моментально прореагировав на его тон, танцовщица села; ее большие черные глаза расширились.
– О чем ты, Дерек? – спросила она, произнося его имя на французский лад – с ударением на последнем слоге. – Что произошло?
– Мой почтенный тесть, – ответил он, – готовится взяться за дело всерьез.
– О чем ты?
– Иными словами, хочет, чтобы Рут со мной развелась.
– Как глупо! – воскликнула Мирей. – Почему она должна хотеть развестись с тобой?
– Главным образом из-за тебя, chèrie,[4] – усмехнулся Кеттеринг.
Мирей пожала плечами.
– Все равно это глупо, – заметила она.
– Даже очень глупо, – согласился он.
– Ну и что ты намерен делать? – спросила Мирей.
– Девочка моя, а что я могу сделать? С одной стороны, человек с неограниченным количеством денег, а с другой – с неограниченным количеством долгов. Не может быть сомнений в том, кто одержит верх.
– Странные люди эти американцы, – задумчиво промолвила Мирей. – Ведь твоя жена тебя совсем не любит.
– Так как же нам теперь быть? – проговорил Дерек. Мирей вопросительно посмотрела на него. Он подошел к ней и взял ее за обе руки: – Ты останешься со мной?
– Что ты имеешь в виду? После…
– Да, – кивнул Кеттеринг. – После того, как кредиторы накинутся на меня, словно волки на овец. Я очень люблю тебя, Мирей. Неужели ты меня бросишь?
Она высвободила руки:
– Ты же знаешь, я обожаю тебя, Дерек.
Ответ прозвучал уклончиво, и Кеттеринг это почувствовал.
– Итак, крысы бегут с тонущего корабля?
– О, Дерек!..
– Говори прямо! – рассердился он. – Ты бросишь меня, не так ли?
Мирей вновь пожала плечами:
– Я действительно без ума от тебя, mon ami. Ты просто очарователен – un beau garçon,[5] но се n’est pas pratique.[6]
– Ты – роскошь, которую могут позволить себе только богачи, верно?
– Если ты предпочитаешь так ставить вопрос… – Она откинулась на подушки. – Все равно я обожаю тебя, Дерек.
Он подошел к окну и встал к ней спиной. Вскоре танцовщица приподнялась на локте и с любопытством посмотрела на него:
– О чем ты думаешь, mon ami?
Кеттеринг обернулся со странной усмешкой, от которой ей стало не по себе:
– Как ни странно, дорогая, я думаю о женщине.
– О другой женщине? – Казалось, Мирей не в состоянии представить себе подобное.
– О, не беспокойся, это всего лишь воображаемый портрет. Портрет леди с серыми глазами.
– Когда ты ее встретил? – резко спросила танцовщица.
Дерек иронически усмехнулся:
– Я столкнулся с этой леди в коридоре отеля «Савой».
– Ну и о чем вы с ней говорили?
– Насколько помню, я сказал: «Прошу прощения», а она ответила: «Ничего» – или что-то в этом роде.
– А потом?
Кеттеринг пожал плечами:
– Потом ничего. На этом инцидент был исчерпан.
– Не понимаю ни одного твоего слова, – заявила Мирей.
– Портрет леди с серыми глазами, – задумчиво пробормотал Дерек. – Пожалуй, хорошо, что я никогда не встречу ее снова.
– Почему?
– Она могла бы принести мне несчастье. Женщины часто так делают.
Мирей соскользнула с дивана и подошла к нему, обвив его шею гибкой, как змея, рукой.
– Какой ты глупый, Дерек, – промурлыкала она. – Ты beau garзon, и я тебя обожаю, но я решительно не создана для бедности. Все очень просто – ты должен договориться с женой.
– Боюсь, это не относится к сфере реалистической политики, – сухо заметил Кеттеринг.
– Что-что? Ничего не понимаю.
– Ван Олдин, дорогая, не потерпит никаких договоров. Он из тех людей, которые, приняв решение, не отступают от него.
– Я слышала о нем, – кивнула танцовщица. – Он очень богат, не так ли? Едва ли не самый богатый человек в Америке. Несколько дней назад в Париже он купил прекраснейший в мире рубин – его называют «Огненное сердце».
Дерек не ответил, и Мирей мечтательно продолжала:
– Такой чудесный камень должен был бы принадлежать женщине вроде меня. Я люблю драгоценности. Как бы мне хотелось носить такой рубин, как «Огненное сердце»! – Вздохнув, она вновь стала практичной. – Ты не разбираешься в таких вещах, mon ami, ведь ты всего лишь мужчина. Думаю, ван Олдин подарит эти рубины своей дочери. Она его единственный ребенок?
– Да.
– Значит, когда он умрет, она унаследует его деньги и будет очень богатой.
– Она уже богатая, – сухо промолвил Кеттеринг. – Отец выделил ей два миллиона в качестве приданого.
– Два миллиона? Но ведь это огромные деньги! А если она внезапно умрет, все достанется тебе?
– В теперешней ситуации – да, – медленно проговорил Дерек. – Насколько мне известно, Рут не составила завещания.
– Mon Dieu![7] – воскликнула танцовщица. – Так, если бы она умерла, все проблемы были бы решены?!
Наступила пауза, после которой Кеттеринг громко расхохотался:
– Я в восторге от твоего практичного ума, Мирей, но боюсь, твоему желанию не суждено осуществиться. У моей жены отличное здоровье.
– Eh bien,[8] – заметила Мирей, – бывают и несчастные случаи.
Дерек быстро взглянул на нее, но промолчал.
– Но ты прав, mon ami, – продолжала она, – мы не должны полагаться на случайности. Однако, мой маленький Дерек, больше не должно быть разговоров о разводе. Твоей жене следует оставить эту идею.
– А если она не согласится?
Глаза танцовщицы превратились в щелочки.
– Думаю, что согласится, милый. Твоя жена из тех, которым не нравятся публичные скандалы. Ей будет не по себе, если ее друзья прочитают в газетах об одной-двух связанных с ней историях.
– Что ты имеешь в виду? – резко осведомился Кеттеринг.
Мирей рассмеялась, откинув голову назад:
– Parbleu![9] Я имею в виду джентльмена, который именует себя графом де ля Рошем. Мне все о нем известно. Помни, что я парижанка. Он был ее любовником, прежде чем она вышла за тебя, не так ли?
Дерек стиснул ее плечо.
– Это грязная ложь! – заявил он. – Пожалуйста, не забывай, что ты говоришь о моей жене.
Его слова слегка отрезвили танцовщицу.
– Вы, англичане, странные люди, – пожаловалась она. – Хотя, возможно, ты прав. Американки слишком холодны для таких историй. Но ты ведь не станешь отрицать, что она была влюблена в графа до того, как вы поженились, и что ее отцу пришлось вмешаться, чтобы прекратить этот роман. Бедная мадемуазель пролила много слез, но подчинилась. Однако ты должен знать не хуже меня, Дерек, что теперь все изменилось. Она видится с ним почти каждый день, а четырнадцатого числа собирается к нему в Париж.
– Откуда тебе все это известно? – удивился Кеттеринг.
– У меня есть друзья в Париже, мой дорогой Дерек, которые близко знакомы с графом. Все договорено заранее – можешь мне поверить. Твоя жена говорит, что едет на Ривьеру, но в действительности граф встретит ее в Париже, и… кто знает!
Дерек стоял неподвижно.
– Если ты умен, – настаивала танцовщица, – то прижмешь ее к стенке. Ведь ты можешь здорово осложнить ей жизнь.
– Ради бога, заткнись! – рявкнул Кеттеринг. – Прикуси свой грязный язык!
Мирей с громким смехом бросилась на диван. Кеттеринг взял пальто, шляпу и вышел из квартиры, хлопнув дверью. Танцовщица продолжала смеяться, сидя на диване. Она была довольна собой.
Глава 7
Письма
«Миссис Сэмюэл Харфилд шлет наилучшие пожелания мисс Кэтрин Грей и хочет сообщить ей, что при сложившихся обстоятельствах мисс Грей может не знать…»
