Хью Пентикост - Шестипалая

— Как хотите, — пожав плечами, ответил адвокат. — Но я уверен, что с вашей девушкой ничего плохого не произошло. Она наверняка не из робкого десятка.

— Эти слова я напомню вам позже, — сказал Джерико и повернулся ко мне. — Ты, Гэлли, остаешься с миссис Драйден, а ты, Майк, наверное, хочешь присоединиться к тем, кто обыскивает окрестности.

Джерико бросил взгляд на застекленную дверь, за которой уже начинало светать.

— Надеюсь, что мистеру Солтеру при дневном свете будет не так страшно, — добавил он.

— Голос совести заговорил во мне, — откликнулся из кресла Солтер и медленно поднялся на ноги. — Никки, ради всего святого, позаботься о том, чтобы к нашему приходу приготовили кофе.

Мы с Энжелой Драйден остались одни. Прижимая правую руку к груди, женщина подошла к окну. На востоке над холмами поднимался раскаленный диск солнца.

— Мой отец всегда говорил мне: «Никто не станет сочувствовать тому, у кого есть белая яхта», — низким, грудным голосом произнесла она. — Он, как и вы, мистер Гэллам, был писателем. Этой фразой отец хотел сказать, что девушке, у которой все есть, трудно рассчитывать на симпатии других.

— Должно быть, ваш отец был отличным литератором, — ответил я, оглядывая висевшие на стене акварели.

— Бедный папочка, — сказала она. — Деньги его испортили. Не его собственные, конечно. Девичья фамилия моей мамы была Хадсон, и дядюшка Чарли не мой дядя, а ее. Все это… — Энжела сделала неопределенный жест замотанной в шарфик рукой и продолжила: — Все это принадлежит Хадсонам. Оно, конечно, мое, но куплено на деньги родителей мамы. Бедные ребята!

— Вы имеете в виду Майка, Линду и остальных?

Она кивнула в ответ и повернулась ко мне, прижимая правую руку к груди.

— Может, это и покажется странным, но я люблю их, — сказала миссис Драйден, — и постоянно спрашиваю себя: «Кто я такая? Что я из себя представляю?» У меня нет никаких особых дарований. Я не могу ни писать, ни рисовать, вообще ничего. Но у меня есть деньги, и я стараюсь помочь тем, у кого есть талант. О, мне известно, что некоторые из них пользуются моей добротой, живут за мой счет, но большинство из них все-таки благодарные люди. Я для них — средство для достижения цели. Но это лучшее, что я могу для них сделать.

— Вы очень великодушны.

Миссис Драйден плотнее прижала к груди повязанную шарфиком руку и слегка наклонилась вперед, словно хотела унять боль.

— С Майком и его друзьями я познакомилась в Нью-Йорке, — продолжала она. — Они говорили о задуманном ими хеппенинге и о том, что было бы хорошо устроить его в каком-нибудь тихом городке. Моя усадьба показалась им подходящим местом, и я пригласила их к себе.

— А зрители?

— Это были местные жители, мои друзья и знакомые, которым наша затея показалась интересной. Никакого секрета мы из нее не делали. Кто хотел, тот и пришел. Но никого силком не тащили.

— А поскольку представление ни для кого тайной не было, ваш дядя Чарльз и его приятели из АИА знали о нем.

— Мы не видели причин скрываться, — ответила Энжела, — я, конечно, специально не говорила дяде, но, очевидно, он все знал.

— Очевидно, — подтвердил я.

Миссис Драйден опустила голову и посмотрела на замотанную шарфиком руку. Уголки ее губ поползли вниз.

— Никак не пойму, почему, когда хулиганы из АИА ворвались в зал, а потом с помощью полиции стали заталкивать ваших друзей в автобус, вы ничего не сделали, чтобы их остановить, — сказал я. — Они вторглись в вашу усадьбу, прервали представление и избили ваших друзей и знакомых. У вас же было моральное и юридическое право прекратить это безобразие. Однако вы предпочли самоустраниться.

Она посмотрела на меня. В ее бирюзовых глазах стояли слезы.

— Я… я была в шоке, — сказала Энжела. — Эта… эта рука…

— Вы ее поранили?

— Боже мой, мистер Гэллам! — замотав головой, воскликнула она. — Мне нужна помощь. Мне должен кто-то помочь, а вы, похоже…

— Я попытаюсь, — пообещал я.

— Я… я сидела в зале и наблюдала за тем, что происходило на сцене, — продолжила она. — Все было так хорошо. И вот, сама не зная почему, я вдруг взглянула на свои руки. Я ничего не чувствовала, но поняла, что со мной творится что-то неладное. — Она посмотрела на меня. Глаза ее в этот момент были огромными, словно блюдца. — У меня… у меня на правой руке вырос шестой палец! — в отчаянии вскричала она.

От удивления у меня отвисла челюсть.

— Что выросло у вас? — переспросил я.

— Вы могли бы на него посмотреть?

Я кивнул. Во рту у меня пересохло.

Она медленно развернула шифоновый шарфик, которым была перемотана ее правая кисть, и протянула мне руку.

— Это так ужасно! — дрожащим от страха голосом произнесла она.

Я с трудом оторвал взгляд от ее лица и опустил глаза. У девушки была изящная ладонь с длинными пальцами, на ногтях — маникюр. Я пересчитал пальцы. Их оказалось ровно пять, и ни на один больше.

Она быстро прикрыла руку шарфиком и заплакала.

— Что мне теперь делать? — сквозь слезы спросила она. — Я же теперь урод!

Я даже и не знал, что сказать ей в ответ, чем ее успокоить.

Глава 3

Джерико и адвокат Блисс въехали в городок на «мерседесе» Джерико. Блисс, как рассказал мне позднее Джерико, всю дорогу пытался оправдать действия Чарльза Хадсона и его людей из АИА.

— Будем реалистами, — предложил адвокат, когда они начали съезжать с холма.

— Согласен, — ответил ему Джерико.

— Не принимайте близко к сердцу то, что произошло здесь вчера, — сказал Блисс.

— Как вы думаете, что могло случиться с Линдой? — продолжая смотреть на дорогу, спросил Джерико.

— Вы с этой девушкой знакомы, или же она всего лишь подруга вашего приятеля?

— Я ее хорошо знаю, — ответил Джерико. — Она — профессиональная натурщица, и ее услугами часто пользуются художники. Линда позировала и мне. Она красивая и умная девушка, образованная. Сама мечтает стать художницей, а натурщицей работает, чтобы себя содержать.

— Да, но вчера она предстала голой перед толпой в двести человек, — заметил Блисс. — Это уже не позирование, а откровенный стриптиз.

— Чужая нагота вас коробит? — спросил Джерико.

Адвокат засмеялся.

— Совсем нет. Но я против того, чтобы ее выставляли напоказ, — ответил он.

— Так что могло произойти с девушкой? Как вы думаете?

— Ну, если Райан, ваш молодой друг, сказал правду…

— В этом можете не сомневаться.

— Если двое парней действительно утащили эту девушку в березовую рощу, то она это заслужила.

— Ну а то, что с ней произошло после, она тоже заслужила?

— А что произошло после? Уверен, что парни вывели ее из зала, подержали в лесочке, а потом отпустили, — сказал Блисс.

— И она, вымазанная краской, голой отправилась в Нью-Йорк?

— Во всяком случае, я ни в чем бы не стал обвинять этих ребят.

— Давайте закончим этот разговор, — сказал Джерико. — Ваше упрямство меня начинает бесить.

Джефферсон Смит жил в одном из домиков, построенных в колониальном стиле. В шесть утра в городке никто, кроме пары собак, не подавал признаков жизни.

— Это одно из самых старых зданий в Гленвью, — проходя по лужайке перед домом, сообщил художнику Блисс. — Семейство Смитов поселилось в нем еще во времена Войны за независимость. Конечно, с той поры они его расширили и перестроили.

Остановившись у входной двери, Блисс нажал на кнопку звонка.

— Сейчас увидите разъяренного Джеффа, — предупредил он. — Он не любит, когда его будят в такую рань.

— Бедняга, — посочувствовал ему Джерико.

Вскоре дверь открылась, и на ее пороге появился высокий стройный блондин с взлохмаченной шевелюрой, одетый в домашний халат.

— Джо, ты что, с ума сошел? — спросил он.

— Джефф, мы к тебе по очень серьезному делу, — ответил адвокат. — Это — Джон Джерико.

Смит, сурово взглянув на Джерико, молча кивнул.

— Ради бога, говорите тише, — попросил он. — Бетти еще спит. Мы можем поговорить в библиотеке.

Он провел их в ближайшую от входа комнату с большим камином, уставленную книжными шкафами. На стене над камином висел портрет, очевидно, одного из предков семейства Смитов. Джерико мог поклясться, что этот портрет был написан Сарджентом[2]. Джефф плотно затворил за гостями дверь и, подойдя к письменному столу, пошарил рукой в стоявшей на нем коробке в поисках сигареты.

— Джерико — приятель одного из тех, кого твои ребята отправили на автобусе в Нью-Йорк, — сообщил ему Блисс.

Смит чиркнул спичкой и затянулся.

— В таком случае, мистер Джерико, никаких симпатий вы ко мне испытывать не должны, — сказал он.

От взгляда голубых глаз Джеффа Смита повеяло холодом, уголки его губ поползли вниз.

— Говорят, в группе, приехавшей из Нью-Йорка, была девушка, — сказал Блисс. — Та самая, которую голую измазали краской.

— А в чем, собственно говоря, проблема? — осведомился Смит.