Джон Карр - Девять плюс смерть равняется десять
– Может быть, на корабле завелись привидения? – предположил Макс. – Знаете, как в «Верхней койке».[6]
– Может быть, – согласился Латроп и усмехнулся. – А может быть, этот француз – призрак. Его видишь только во время еды. Или старый Хупер… Я рассказывал вам о Хупере? – осведомился Латроп, снова взяв в свои руки вожжи повествования. – Он производит резиновые печати. Его сын…
– Прошу прощения, – прервал Макс. – Доктор, вы не сообщили об этом событии?
– Сообщил? Кому?
Макс не знал. Он не мог ответить: «Капитану», так как все могло оказаться грубой шуткой или, что более вероятно, выдумкой доктора Реджиналда Арчера. Что-то говорило Максу, что доктор привержен своеобразному чувству юмора, побуждающему рассказывать дикую ложь с серьезным видом только из-за того, что, по его мнению, кто-то первым пытался морочить ему голову. Какое-то время он говорил с Латропом и, по-видимому, вообразил, что тот потчевал его одной выдумкой за другой. К несчастью, Латроп производил именно такое впечатление.
– А как насчет бумаги, на которой было нарисовано лицо? – спросил Макс. – Вы сохранили ее?
– Она у стюарда или была у него, – ответил доктор Арчер. – Бумагу прикрепили к стене булавкой. Можете спросить стюарда. Я говорю правду – честное слово.
– Я вам верю! – неожиданно заявил Латроп.
– В таком случае, – сказал Макс, – мы должны предъявить все улики нашему криминологическому эксперту.
Доктор приподнял почти невидимые светлые брови.
– Криминологическому эксперту?
– Мистеру Латропу. В конце концов, он представляет нью-йоркский департамент полиции и пересекает океан, чтобы доставить назад Карло Фенелли.
Вторая сенсация.
– Это не совсем точно, – заметил Латроп и глазом не моргнув. – Полагаю, вам сообщил ваш брат?
– Да.
– Его сведения не вполне верны. Я действительно еду за Карло Фенелли. Но я не связан с полицейским департаментом в том смысле, какой вы имеете в виду. Я ассистент окружного прокурора. Моя работа – проследить, чтобы Карло не ускользнул с помощью очередного юридического трюка. В этом отношении он настоящий Гудини.[7]
– Вы имеете в виду рэкетира Карло Фенелли? – осведомился доктор Арчер.
– Да. – Латроп сделал жест, как будто отмахиваясь от какой-то чепухи. Он казался возбужденным чем-то еще. Расхаживая у камина с заложенными за спину руками и сосредоточенно наморщенным лбом, Латроп озорно усмехнулся. – Что касается метания ножей, то я, повторяю, юрист, а не детектив. Хотя благодарю за лестное мнение. А вот изучение отпечатков пальцев когда-то было моим хобби. Но в истории доктора есть еще один интересный аспект. Кто-то бросал нож в лицо, нарисованное на бумаге. Возникает вопрос, нет ли тут личного момента. Было ли это чье-то конкретное лицо? Вы можете опознать его?
Доктор Арчер щелкнул пальцами.
– Как глупо с моей стороны, – сказал он, словно какая-то мелочь ускользнула у него из памяти. – Мне следовало упомянуть об этом. Нет, рисунок не напоминал никого конкретно – это был всего лишь грубый набросок. Но одно выглядело несомненным.
– Что именно?
– Это было женское лицо, – ответил доктор Арчер.
Глава 4
– Макси, – сказала миссис Зия-Бей.
– Да?
– У меня ужасная жажда. Вы не собираетесь принести мне чего-нибудь выпить?
– Слушайте, Эстелл, я бы охотно принес вам все бренди, какое только есть на борту. Но вы уже пьяны вдрызг. Неужели вы в состоянии пить еще?
– Макси, не будьте скверным.
– Ну ладно. Стюард!
Все снова шло не так. К девяти вечера «Эдвардик», идя против ветра милях в шестистах от маяка Эмброуз, угодил в настоящую бурю. То же самое происходило и с Максом Мэттьюзом. Он сидел в просторной длинной галерее, где кресла были слишком тяжелыми, чтобы скользить. Миссис Зия-Бей стояла на коленях на сиденье соседнего кресла, недовольно надув губы. Макс пришел сюда после обеда выпить кофе в тишине и покое. Его больная нога начала ныть к перемене погоды, а комбинация килевой и бортовой качки вызывала не слишком приятные ощущения в животе.
Эстелл Зия-Бей присоединилась к нему через полчаса. Как только Макс увидел ее идущей с другого конца галереи по плотному ковру, поддерживающей развевающуюся юбку вечернего платья и размахивающей объемистой белой сумкой, он сразу ощутил дурные предчувствия.
Миссис Зия-Бей с ходу начала жаловаться. Латроп и Джордж Э. Хупер якобы пребывали за обедом в игривом настроении. Проходя к выходу мимо ее столика, они сели и предложили ей выпить, а Хупер вроде бы приставал к ней. Макс считал это крайне маловероятным, но, когда у этой женщины разыгрывалось воображение, она была способна сказать что угодно. Миссис Зия-Бей поведала свою историю со смесью оскорбленного достоинства и кокетства.
Одной рукой Макс подал ей знак умолкнуть, а другой подозвал стюарда.
– Два бренди, пожалуйста.
– Двойных бренди, Макси.
– Двойных бренди. Ради бога, сядьте в кресло, а не стойте на нем.
– В чем дело, Макси? Вам не нравится малютка Эстелл?
– Конечно, нравится. Но вы хотите сломать себе шею?
– Мне плевать.
– Чепуха. Где ваш спасательный жилет?
– Не знаю. Я где-то его оставила.
Посмотрев на женщину снова, Макс увидел, что ее настроение изменилось. Покрасневшие глаза сверкали, нижняя губа выпятилась, отчего морщинки вокруг рта стали еще заметнее. Она взмахнула сумкой, словно собираясь ее выбросить.
– Вы просто олух!
– Может быть. Но…
– Незачем строить из себя важную шишку! – взвизгнула миссис Зия-Бей. – Я знаю многих поважнее вас и собираюсь повидать одного из них – в адми… Убирайтесь к черту! Я не нуждаюсь в том, чтобы вы покупали мне выпивку! У меня есть информация! У меня есть доказательства! У меня есть…
– Успокойтесь. Вот ваше бренди.
Но женщина взвинтила себя до предела и выглядела полубезумной. Правда, ее вопли были едва слышны из-за шума разбушевавшегося моря, сотрясавшего мебель и, казалось, заставлявшего стучать ее зубы. Внезапно у нее, очевидно, закружилась голова.
– Сядьте – я подержу ваш стакан.
– Макси! – слезливым тоном произнесла Эстелл и села к нему на колени, положив голову на плечо. В этот момент на длинную галерею вышла мисс Вэлери Четфорд.
Быть застигнутым в общественном помещении океанского лайнера со стаканами бренди в двух вытянутых руках, дабы их содержимое не расплескалось, и с пьяной женщиной на коленях – это могло смутить кого угодно. Но Макс был не смущен, а взбешен. И причиной был взгляд, которым удостоила его Вэлери Четфорд.
Девушка вышла из салона в другом конце галереи. Макс не знал, кто она, и едва ли заметил какие-либо детали ее внешности, кроме брошенного на него взгляда. У нее было одно из тех холодных, бледных и высокомерных лиц, которые обычно именуют патрицианскими. Она шла по галерее так, словно весь корабль принадлежал ей. Даже в спокойном состоянии такие лица часто пробуждают гнев. Кажется, будто слышишь голоса их обладателей: «В самом деле? Как это скучно!» Именно таким скучающим взглядом, лишенным всякого подобия интереса, девушка наградила Макса и отошла, опираясь на книжный шкаф, чтобы не потерять равновесие. У него осталось смутное впечатление о белом меховом манто и каштановых локонах. И он осознал, каким, в сущности, приятным и дружелюбным созданием является Эстелл Зия-Бей.
– Ма-акси!
– Да?
– Где мое бренди?
– Здесь. Возьмите его. – Макс постарался приспособиться к отнюдь не легкому весу на коленях. – Слушайте, дайте мне немного времени, и я тоже напьюсь в стельку. Тогда мы оба будем чувствовать себя одинаково.
– Макси, как любезно с вашей стороны!..
– А пока не хотите подышать воздухом на палубе? Сможете туда добраться?
– Не будьте скверным, Макси. Конечно, смогу!
– Тогда пошли.
Женщина казалась подавленной и слегка ошеломленной. Теперь Макс испытывал к ней покровительственные чувства. Она была славной бабенкой, только нуждалась в присмотре. Пройдя через салон мимо качающейся мебели, они вышли в холл рядом с главной лестницей.
– Последняя порция пошла мне на пользу, – хриплым голосом сказала Эстелл. – Я только спущусь в свою каюту, припудрю нос, накину что-нибудь и сразу же вернусь.
– А вы справитесь сами? Или мне спуститься с вами?
– Конечно, справлюсь. Подождите здесь – я вернусь через минуту.
Макс наблюдал, как она спускается по ступенькам, одной рукой держась за перила, а другой прижимая к груди сумку. На стене напротив лестницы, над двумя дверями лифтов, висели часы, чьи стрелки показывали без четверти десять. Сквозь шум моря слышались щелчки, когда стрелки передвигались к следующей минуте. Ожидая, Макс ощущал все более теплые чувства к Эстелл Зия-Бей. Хотя она была всего лишь пьяной, но казалась жалкой и одинокой, спотыкаясь на лестнице. Конечно, одиночество (а может быть, другие причины), в свою очередь, пробуждало в Максе сентиментальность. Но Эстелл выглядела самым человечным существом на корабле – достаточно было сравнить ее с девушкой с замороженным лицом, которая проплыла мимо них в длинной галерее.
