Жорж Сименон - Новый человек в городе
Из-за полудюжины кошек, разгуливавших по дому, м-с Адаме ненавидела псов, тем более что у тех была привычка гадить на ступеньках веранды.
— А деньги у вас есть? Предупреждаю: плата вперед.
— Я уплачу вперед.
— Тогда входите, потолкуем.
Она первой двинулась вверх по лестнице с перилами, отполированными временем; когда они проходили мимо, молодая женщина в одной комбинации торопливо захлопнула дверь.
— Девочки считают, что с открытыми дверями теплее, хотя у меня душник в каждой комнате. А вот и ваша.
В соседней живет молодой человек. Служит в банке, питается в городе. Вы тоже будете есть в городе?
— Как когда.
— Вы еврей?
— Насколько мне известно, нет.
— Я ничего не имею против евреев, но меня мутит от чеснока, а у них привычка класть его в любое блюдо.
— Чеснока не употребляю.
Незнакомец не повел бровью, не улыбнулся, не сказал лишнего слова. На комнату едва взглянул. Казалось, он уже бывал в ней или по крайней мере заранее, до мельчайших деталей знал, что она собой представляет.
Медная кровать была покрыта старомодным одеялом; на стенах, оклеенных выцветшими обоями, красовались хромолитографии в белых рамках.
Все выглядело уныло и ветхо, но не настолько устарело, чтобы приобрести известную поэтичность. На допотопном оборудовании тесной ванной, освещаемой лишь чердачным оконцем, вода оставила ржавые подтеки.
— Комнату сдам за десять долларов в неделю.
Он, не торгуясь, вынул из кармана пачку кредиток и вытащил из-под резинки одну бумажку.
— Расписку сейчас напишу. А вы, наверное, отправитесь за багажом?
— У меня нет багажа.
Это несколько встревожило хозяйку, и она наверняка стала бы продолжать расспросы, если бы сама только что не видела у постояльца пачку денег.
— Ну, как знаете. Вот газовая плитка, кастрюльки — в шкафчике. Главное, не забывайте выключать газ. Здоровье не позволяет мне самой обслуживать жильцов, а стоящую прислугу теперь не найдешь.
М-с Адаме оставалось лишь удалиться, но она хотела услышать от постояльца хоть слово: ей тоже становилось как-то не по себе в его присутствии.
— Поступили на кожевенный завод?
— Нет.
— Занимаетесь коммерцией?
— Нет.
— Ну ладно, делайте что вам угодно. Покидаю вас.
Она чуть было не завернула к Мейбл и Авроре, спустилась вниз, слазила в кухонный буфетик, а потом уселась в свое плетеное кресло, и одна из кошек тут же примостилась у нее на коленях.
Дверь в комнату снова закрылась. Оттуда не донеслось ни звука, даже матрасные пружины не скрипнули.
Элинор Адаме, поглядывая на потолок, прождала минут пятнадцать, затем крикнула скрипучим голосом:
— Мейбл! Аврора! Идите сюда кто-нибудь, Спустилась Аврора, та, что поменьше ростом и попухлее. На правом глазу у нее сидело бельмо, поэтому взгляд казался несколько необычным.
— Что там еще? Если собираетесь опять упасть в обморок, предупреждаю: больше возиться с вами не буду.
— У нас новый жилец.
— Знаю. Я все слышала.
— Что он делает?
— Я к нему в комнату не заглядывала.
— Рано или поздно заглянешь.
— Это мое дело.
— Не будем ссориться.
— Вы сами меня позвали.
— Позвала, потому что он даже не шевелится. Интересно, что он там делает?
И обе навострили уши, проклиная про себя Мейбл, которая включила свой приемник и подпевала музыке.
В час дня Чарли открыл ставни бара и выглянул на улицу, сплошь покрытую сверкающим снегом, если не считать черных дорожек у порога домов. Старый Скроггинс, владелец бильярдной, приветливо помахал ему рукой. Потянуло ветерком, который то теплел, то вновь становился прохладным.
Чарли издали бросил взгляд на дом Элинор, уселся в углу и развернул воскресную газету. Время от времени он посматривал на часы.
Итальянец ждал приезжего.
Глава 3
В иные годы зима устанавливается не сразу и бабье лето задерживает наступление холодов. В этом было не так. В воскресенье, часам к пяти дня, снег пошел опять, валил всю ночь и перестал только с рассветом; это продолжалось несколько дней подряд; лишь около одиннадцати утра наступала передышка и солнце с трудом пробивало облачный купол.
С начала недели жизнь пошла по-зимнему: хозяйки достали из шкафов черные блестящие ботики; дети надели просторные варежки, вязаные шарфы и желтые, красные, зеленые шапочки с помпонами, в которых казались еще румяней. Мужчины, кроме служащих и продавцов, обреченных соблюдать строгость в одежде, натянули поверх пиджаков пестрые спортивные куртки.
С начала той же недели Джастин Уорд заставил город и квартал примириться с его присутствием и уже со среды вошел, можно сказать, в местную жизнь. В воскресенье утром он первый назвал Чарли по имени, как звали бармена остальные клиенты, и вечером, засыпая, итальянец дал себе слово, что завтра ответит чужаку тем же.
Он так и сделал, когда, около десяти утра, тот зашел посидеть у лакированной стойки и пробежать газеты.
— Хэлло, Джастин! Отличный денек, верно?
Все сошло гладко. Уорд и бровью не повел.
— Что будете пить, Джастин?
И оба поняли, что этот вопрос гораздо важнее, чем кажется. Что бы сегодня ни было сказано — все важно: их отношения приобретают характер традиции.
— Пиво не стоит: рановато, да и холодно слишком, — посоветовал Чарли. — Что вы скажете насчет стопки джина с капелькой бальзама?
Уорд подумал и согласился.
В это же утро было установлено и другое: с десяти до полудня приезжий пьет только одну стопку. Он вообще был не выпивоха. Порой после нескольких сигарет подряд, обязательно докуренных до конца, заказывал стакан воды со льдом.
На Чарли, который в это время обычно таскал бутылки с пивом и содовой, выносил помои, протирал полки и приводил бар в порядок, Уорд не обращал внимания.
Элинор Адаме тоже начала привыкать к образу жизни нового постояльца. Он вставал еще затемно, в семь утра, и в понедельник она даже подумала, что он спешит на службу в какую-нибудь контору. Уорд готовил себе завтрак, распространяя по коридорам запах яичницы с беконом. Затем напускал ванну и сидел в воде так долго, что хозяйка не раз пугалась — вдруг он заснул или потерял сознание.
Элинор с присущим ей интересом к болезням находила, что у него нездоровый вид, и действительно, впечатление Уорд производил такое, словно под кожей его не циркулирует кровь: лицо слишком полное, оттенка слоновой кости. Он был не то что толст, но оброс жирком, тонкий слой которого как бы размывал его черты и формы.
В воскресенье днем после его ухода м-с Адаме обшарила комнату в надежде увидеть пузырьки с лекарствами, пилюли или шприцы, но чемоданчик, шкафы — словом, все, что можно запереть, оказалось заперто, а ключи жилец унес с собой.
Оставлял он пачку кредиток в комнате или не расставался с ними? А может, положил деньги в банк?
Чарли тоже задавался этим вопросом. Он знал стольких служащих обоих городских банков, что без труда мог бы навести справку, но этого не потребовалось. Всякий раз, когда приходилось расплачиваться бумажкой, Уорд вытаскивал из кармана ту же самую перехваченную резинкой пачку.
В воскресенье к вечеру, часов около пяти, он впервые сделал покупки. Весь день до этого Уорд просидел в баре, рассеянно слушая радио. Он еще не вписался в обстановку, но уже перестал подчеркивать свое желание остаться посторонним, выделяться пятном на общем фоне. Проявлял нескрываемый интерес к разговорам, и можно было предвидеть, что недалек момент, когда он примет в них участие.
Откуда он узнал, что магазин китайца на Рыночной улице открыт и по воскресеньям после полудня? Может быть, просто прочел об этом в газете, где Хун Фу неизменно давал рекламу на четверть полосы?
Когда Уорд покидал бар, там толковали об аресте убийцы и кто-то возмущался тем, что собак используют для охоты на человека. Это наверняка не взволновало приезжего: он ушел до окончания спора.
Через час завсегдатаи увидели, как он проследовал под уличным фонарем, направляясь домой в сопровождении сына китайца, тащившего коробку с провизией.
Мейбл с Авророй ушли в кино. Сами они готовили редко: когда были при деньгах — ели в кафетерии; когда их приглашали — отправлялись в ресторан, а то и в отель «Моуз»; когда оставались дома — довольствовались колбасой или банкой консервов.
— Он хозяйничает, как настоящая женщина, — сообщила Элинор в понедельник вечером, перехватив Аврору на лестнице. — По-моему, ты не много потеряешь, отвергнув его авансы, если, конечно, захочешь их отвергнуть.
Посмотри, как он ходит. У него же бабьи бедра.
Это была правда Элинор оказалась единственной, кто заметил, что у Джастина Уорда толстые бедра и он покачивает ими на ходу, подобно женщине в теле.
— Вам ничего не надо, мистер Джастин?
— Ничего, мэм.
Телефон, предоставленный в распоряжение жильцов, стоял под лестницей на диванчике, однако приезжий, по всей видимости, не собирался им пользоваться — он ухом не вел, когда раздавался звонок. Наверно, быстро убедился, что звонят почти всегда какой-нибудь из девушек.
