Эрл Гарднер - Дело бродяжки-девственницы
Понимаете, Мейсон, в моем собственном кабинете этот юнец, этот сплетник оскорбляет меня!
– Он определенно не проявил к вам должного уважения, – заметил Мейсон.
– Не проявил уважения! – воскликнул Эддисон. – Да он, повторяю, просто оскорбил меня!
– И вы выставили его вон?
– Понимаете, – смутился Эддисон, – ситуация была довольно сложной. Если бы Дундас написал в своей газете, что…
– Вы испугались силы печатных сплетен?
– Мейсон, но ведь у них в руках факты, которые сами по себе ничего не значат, но их можно преподнести в таком свете, что… А Хенсел прямо намекнул, что они способны на это. Я привез Веронику Дэйл в город, я звонил по телефону управляющему гостиницы, чтобы ей дали номер, заявив, что ручаюсь за нее. Она была арестована по обвинению в бродяжничестве. Я нашел адвоката, чтобы вызволить ее из тюрьмы. Я дал ей работу. И мне не хотелось бы, чтобы была опубликована подборка сообщений обо всем этом. Вы понимаете меня?
– Конечно, – отозвался Мейсон.
– Поэтому, – заявил Эддисон, – нужно что-то предпринять.
– А что хочет от вас Эрик Хенсел?
– Он не сказал. Он достаточно хитер. О деньгах он вообще не упомянул. Он просто сказал, что подбирает факты для заметки и что работает на Джорджа Дундаса, для этого ему нужно удостовериться в самих этих сообщениях, поэтому-то он и пришел ко мне. Он хотел, чтобы я подтвердил или опроверг эти факты.
– И что вы ему сказали?
– Я заявил, что любые инсинуации по поводу моих отношений с Вероникой Дэйл есть верх абсурда, я отношусь к ней как отец. Но когда он попросил меня подтвердить или опровергнуть самые факты, я не знал, что делать. Я сказал, что у меня больше нет времени говорить с ним, и выставил из конторы.
– И потом сразу же позвонили мне? – спросил Мейсон.
– Нет, не сразу.
– Почему?
– Я просто не знал, что делать. Мне больше всего не хотелось обращаться с этим вопросом к вам. Я боялся, что вы посмеетесь надо мной.
– Когда вы говорили с Хенселом?
– Примерно полтора часа назад.
– Он оставил свою визитную карточку? – спросил Мейсон.
– Нет, только телефон. Конечно, Мейсон, все это чистейший шантаж, но доказать это нельзя. Вот его номер!
Мейсон взял листок бумаги, извлеченный Эддисоном из кармана, и развернул его.
– Конечно, если это шантаж, то Хенсел в этом деле явно не новичок. У него должен быть опыт в такого рода деятельности.
– Но что делать мне? – воскликнул Эддисон. – Правда ведь, ужасная ситуация? Факты я отрицать не могу, а мои конкуренты оценят все по-своему. Мой партнер просто сойдет с ума.
– А кто ваш партнер?
– Его зовут Эдгар Феррел.
– Где он сейчас?
– К счастью, у него отпуск. Феррел – ужасный консерватор. Уж либералом-то его никак не назовешь.
– Опишите мне его.
– Это старомодный пень, упрямый как осел. Что касается бизнеса, то я уже пять лет веду его фактически в одиночку. Партнерство Феррела для меня тяжкий крест. У него ни разу не появилось ни одной здравой идеи, ни одного дельного предложения. Он знает лишь работу счетовода, все время возится с бухгалтерией. На каждую ошибку набрасывается как коршун на цыпленка. Но сам никогда не принимает никаких решений. Да что там о нем долго говорить! Он просто паразит, кровосос, заноза. Я столько натерпелся от него, но я не могу допустить, чтобы он прочитал такую заметку, уж лучше я заплачу.
– Как он вошел в дело?
– Унаследовал акции от отца. Мне бы надо было в свое время купить их, но я решил, что мне пригодится молодой помощник. Он помоложе меня, и, естественно, я думал, что он гибкий, энергичный, инициативный, находчивый. Но я ошибся. Он просто узколобый баран.
– А почему вы не выкупите акции теперь?
– Понимаете, – объяснил Эддисон, – наш бизнес процветает. Вы же знаете, что было в последние годы. Люди просто сходят с ума. Они готовы платить за любое барахло. Я не хочу думать о том, что когда-нибудь настанут другие времена, однако сейчас наши прилавки забиты дорогостоящими товарами низкого качества, и люди охотно покупают их. О ценах теперь никто не думает. Если кто-то решил что-то купить, он купит…
– Феррел женат?
– Да.
– Его жена отдыхает вместе с ним?
– Нет. Он отправился на Северо-Запад один, хочет, видимо, половить форель, он заядлый рыболов.
– На машине или поездом?
– На машине. Он здорово загрузил ее, снял заднее сиденье и свалил туда кучу походного оборудования, всякие раскладушки, палатку и черт-те что еще. Сейчас он, вероятно, где-нибудь между Лас-Вегасом и Рино. Он вернется через две недели на совещание акционеров. И за этот срок, за эти две недели, я должен все уладить. Если до него дойдет что-нибудь, он поднимет такую бучу! Серьезно, Мейсон, я готов откупиться.
– Что ж, – заметил Мейсон, – может быть, поручить частному детективу последить за Хенселом?
– Не надо, – заявил Эддисон. – Ведь если эта история с Вероникой выплывет наружу, она станет совершенно убийственной для меня. Этого допустить нельзя. Придется платить.
– Вы сообщили мне все факты? – спросил Мейсон.
– Да.
– А у вас действительно ничего не было с Вероникой?!
– Помилуйте, мистер Мейсон!
– Да или нет? Поймите, я ваш адвокат. Может быть, вы поцеловали ее на прощанье или что-нибудь подобное?
– Нет, как вы выразились, у меня ничего с ней не было. Уже само это предположение оскорбительно для меня. Она поцеловала меня на прощанье, но это был чистый, детский жест, выражение признательности со стороны неиспорченной невинной девочки.
– Так, – заметил Мейсон, – а потом она позволила арестовать себя за бродяжничество.
– Не говорите так, я чувствую в ваших словах какой-то намек.
– Несомненно.
– Вы действительно полагаете, что она нарочно дала арестовать себя?
– Будучи вашим адвокатом, я не могу пройти мимо реальных фактов. Вы подобрали на улице молодую женщину, точнее, девушку лет восемнадцати. Вы обеспечили ей номер в отеле. Она отправилась туда. Затем ее арестовали за бродяжничество. Вы звоните мне, чтобы я освободил ее. Я это сделал. Появляется ее мать…
– Ее мать? – удивился Эддисон. – Как это? Ее мать находится за две тысячи миль отсюда.
– Ее мать покинула мою комнату за несколько минут до вашего прихода.
– Что ей было нужно?
– Она хотела поблагодарить меня за то, что я сделал для Вероники, хотела заплатить мне за услуги. Я назвал сумму в сто пятьдесят долларов, и она оставила чек на эту сумму. Я дал ей расписку, указав, что чек будет предъявлен к оплате, когда я полностью закончу это дело. Так что вы можете порвать чек на пятьсот долларов, которые должны были уплатить мне. Теперь ваше имя в этом деле может не фигурировать, я могу заявить, что мне заплатила за услуги мать клиентки. Никто не сможет доказать, что вы заплатили мне хотя бы пенни за дело Вероники Дэйл.
– Да, это меняет ситуацию, но все же я не знаю… пожалуй, я заплачу этим газетчикам. Я должен заплатить. Этот мой чертов партнер и собрание акционеров… Нет, Мейсон, придется заплатить. Хорошо бы поменьше, но дать им придется. Чтобы избавиться от этих кровососов, чтобы не фигурировать в этой колонке в газете.
– Я не вижу пользы спорить сейчас с вами, – устало сказал Мейсон. – Забудьте обо всем. Дайте мне спокойно заняться этим делом.
– Но поймите, Мейсон, я хочу заплатить. Я не могу допустить, чтобы мое имя появилось в газете.
– А что случится, когда вы заплатите?
– Откуда я знаю!
– Зато я знаю. Шантажист возьмет деньги, потратит их, потом придет за новыми деньгами. Заплатить ему первый раз – самая большая ошибка. Как только это сделано, ты уже сидишь на крючке. Рано или поздно все равно придется защищать себя.
– Но я не могу.
– Все, хватит, – прервал его Мейсон. – Не беспокойтесь. Предоставьте это дело мне. Я обо всем позабочусь.
– Но я хочу заплатить…
– Нет, – ответил Мейсон, – вы вовсе не хотите заплатить, вы просто хотите, чтобы ваше имя не появилось в газете в светской хронике, чтобы оно не было упомянуто рядом с именем восемнадцатилетней девушки. Вот чего вы хотите. Давайте прекратим спор. Где ваш банк?
– Это Второй Национальный.
– Отлично, – заявил Мейсон, – там я и получу свой гонорар. И уничтожьте тот счет, который я вам прислал. Я не хочу, чтобы его кто-нибудь видел, в частности ваша бухгалтерия. Делла, дайте мне бланки чеков Второго Национального.
Пока Эддисон заполнял бланк, адвокат наставлял его:
– Больше не разговаривайте с Хенселом. Если кто-нибудь спросит, знакомо ли вам это имя, ответьте, что нет. Если Хенсел позвонит вам еще раз, пусть секретарша скажет, что вы заняты и не можете принять его. Не говорите с ним по телефону.
– Но так не получится, Мейсон. Он слишком много знает…
– Скажите, что вы заняты, – повторил Мейсон. – Я все устрою. Теперь возвращайтесь в свою контору, порвите тот счет, что я прислал вам, и забудьте обо всем.
Эддисон глубоко вздохнул:
